Чарльз Буковски - Хеб с ветчиной

• Название: Хеб с ветчиной
• Автор: Чарльз Буковски
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 978-5-699-26302-8

«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г.Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.

---

Я бросился в атаку. Мы слепо обменивались ударами. Несколько раз я крепко зацепил его, несколько раз он меня. Наконец ему удалось согнуть меня ударом в живот, но я снизу провел апперкот. Это был прекрасный удар, настоящая удача. Беккер попятился и упал на комод, ударившись затылком о зеркало. Зеркало — вдребезги. Беккер был оглушен, я схватил его за грудки и съездил по уху. Он упал на половик и встал на четвереньки. Я отошел и налил себе вина.

— Беккер, я уже второй раз за неделю устраиваю здесь побоище. Ты появился не вовремя, — сказал я и выпил.

Он встал на ноги, осмотрелся и снова пошел на меня.

— Беккер, послушай…

Он отвлек меня легким ударом правой и неожиданно резко припечатал левой по зубам. Битва продолжалась. Не заботясь об обороне, мы просто молотили друг друга. Удары, удары, удары… Беккер швырнул меня на стул, и тот развалился подо мной. Но я успел подняться и встретить Беккера серией ударов, он споткнулся, и я крепко зацепил его правой. Будущий морской пехотинец попятился и врезался в стену, комната задрожала. Отскочив от стены, как мячик, он оказался прямо передо мной, и я заполучил сильный удар в лоб — перед глазами поплыли круги: зеленые, желтые, красные… Беккер не мешкал и молотил меня по ребрам и морде. Я собрался и ударил, но промахнулся.

«Ебаный в рот, — думал я, — неужели никто не слышит этот грохот? Почему никто не остановит нас? Почему не вызывают полицию?»

Беккер снова атаковал. Я пропустил мощнейший боковой в голову, и мне хватило…

Когда я очнулся, в комнате было темно. Я лежал под кроватью весь заблеванный, только голова торчала наружу. Должно быть, я сам забрался сюда от страха. Я выбрался из своего убежища и осмотрелся.

Разбитое зеркало, поломанный стул, опрокинутый стол, мокрый от вина и блевотины половик. Я подошел к столу, перевернул его и поставил, но он упал — подломились две ножки. Я закрепил их, как мог, и попытался поставить снова, но постояв несколько секунд, стол рухнул. Я отступился. В углу обнаружилась бутылка, в ней оставалось немного вина. Я выпил и еще раз пошарил по комнате, нашел сигареты, но выпивки не было. Я накинул цепочку на двери, закурил, подошел к окну и выглянул на улицу. Стояла прекрасная тихая ночь.

И тут в дверь постучали.

— Мистер Чинаски? — послышался голос мисс Канзас.

Она была не одна. Я уловил шепот за дверью. Хозяйка пришла со своими маленькими темнокожими друзьями.

— Мистер Чинаски?

— Да?

— Мне нужно войти в вашу комнату.

— Зачем?

— Я хочу поменять простыни.

— Я болен. Я не могу вас впустить.

— Всего на несколько минут. Я просто сменю постель.

— Нет, я сейчас не могу. Приходите утром.

Они пошептались, и я услышал удаляющиеся по коридору шаги. Я сел на кровать. Мне требовалось выпить, срочно. Была субботняя ночь, и весь город развлекался по барам.

Может, все же удастся проскочить?

Я подошел к двери и, не снимая цепочки, приоткрыл. Возле лестницы я увидел филиппинца, одного из приятелей мисс Канзас. Он стоял на коленях, в руке у него был молоток. Увидев меня, филиппинец улыбнулся и вогнал в пол гвоздь. Хитрец хотел уверить меня, что приколачивает половик на лестнице. Я закрыл дверь.

Жажда возрастала, мне необходимо было утолить ее. Я заходил по комнате. Почему все в этом мире имеют возможность выпить, но только не я? Сколько мне еще торчать в этой уебищной комнате? Я снова приоткрыл дверь. Та же самая картина. Филиппинец посмотрел на меня, улыбнулся и забил гвоздь. Я захлопнул дверь, взял чемодан и принялся упаковывать свои вещи.

У меня все еще оставались деньги с выигрыша, но их бы не хватило, чтобы расплатиться за учиненный в комнате погром. Да я и не хотел отдуваться в одиночку. В этом была не только моя вина. Они могли бы остановить драку. И зеркало разбил Беккер…

Вещи были упакованы. Я взял чемодан в одну руку, печатную машинку в другую. Готов. Постояв некоторое время перед дверью, я откинул цепочку, резко отворил дверь и ринулся к лестнице.

— Эй! Ты куда? — изумился коротышка, он все еще стоял на коленях.

Я хотел пробежать мимо, но он поднял на меня свой молоток. Тогда я со всего маху ударил его печатной машинкой по голове. Раздался страшный грохот. Я скатился по лестнице в вестибюль и выскочил на улицу.

Возможно, я убил этого парня.

Я побежал по Темцел-стрит и увидел такси. Машина была свободной. Я запрыгнул на заднее сиденье.

— Банкер-хилл, — прохрипел я. — Быстро!

56

В окне одного из доходных домов висело объявление о сдаче жилья. Я попросил таксиста остановить машину, рассчитался, вышел, поднялся на крыльцо и позвонил. Один глаз у меня заплыл и был совершенно черный, над другим сочилась рассеченная бровь, нос распух, губы вздулись. Левое ухо побагровело, и каждое прикосновение к нему отдавалось по всему телу, будто бы его пронзал электрический разряд.

Дверь открыл старик в нижней рубашке, весь перед которой был заляпан соусом чили. Лицо не брито, седые волосы не причесаны. Он попыхивал обслюнявленной и довольно вонючей сигаретой.

— Вы хозяин? — спросил я.

— Ну.

— Мне нужна комната.

— А ты работаешь?

— Я писатель.

— Что-то не похож ты на писателя.

— А как должен выглядеть писатель?

Он помолчал и ответил:

— Два с полтиной в неделю.

— Можно посмотреть?

Старик отрыгнул и сказал:

— Иди за мной…

Мы шли по длинному коридору. Половика на полу не было. Половицы скрипели и прогибались под нами. Из одной комнаты послышался мужской голос:

— Соси, тварь, тебе говорят!

— Три доллара, — отвечал женский голос.

— Три доллара? Да я тебе сейчас кишки наружу выпущу!

Посыпались удары. Женщина завизжала. Мы прошли мимо.

— Комната находится в заднем флигеле, — пояснял старик, — но ты можешь пользоваться ванной комнатой в доме.

В заднем дворе стояла лачуга с четырьмя дверьми. Хозяин подошел к двери с номером 3 и открыл ее. Мы вошли. Щелкнул выключатель. Комнату освещала маленькая лампочка без плафона. Я увидел раскладушку с одеялом, маленький комод и крошечную тумбочку. На тумбочке стояла плитка.

— У тебя здесь будет плитка, — похвастался старик.

— Это здорово.

— Два пятьдесят вперед.

Я расплатился.

— Расписку получишь утром.

— Хорошо.

— Как твое имя?

— Чинаски.

— А я Коннорс.

Он снял ключ с кольца и отдал мне.

— У нас тут тихое место. Я хочу, чтобы ты помнил об этом.

— Конечно.

Я закрыл за стариком дверь и присел на раскладушку. На самом деле в комнате было довольно чисто. Ну что ж — неплохо. Я встал, вышел из комнаты, запер дверь и через задний двор выбрался на аллею.

Не надо было мне говорить старику свое настоящее имя, думал я. А вдруг я зашиб насмерть того филиппинца на Темпел-стрит.

Чтобы попасть на улицу, нужно было спуститься по длинной деревянной лестнице, которая проходила вдоль отвесной скалы. Довольно романтичное местечко. Я спустился, прошелся до ближайшей винной лавки и купил две бутылки вина. Чтобы утолить голод, я взял большой пакет картофельных чипсов.

Вернувшись в свою комнату, я разделся, забрался на раскладушку, закурил и налил вина. Чувствовал я себя хорошо. Кругом было тихо. Даже из соседних комнат не доносилось ни звука. Захотелось отлить. Я надел штаны, вышел во двор и поссал за флигелем. Отсюда мне был виден почти весь город. Лос-Анджелес — хорошее место, здесь обитает много бедных людей и не составляет большого труда затеряться среди них. Я вернулся на свою раскладушку и налил еще вина. Пока у человека есть вино и сигареты, он может многое вынести. Я осушил стакан и снова наполнил.

Может быть, мне удастся зарабатывать на жизнь своими пусть небольшими, но знаниями, так сказать, умственным трудом? Восьмичасовой рабочий день — это невыносимо, к тому же очень многие претендовали на неквалифицированную работу. И еще эта война, все говорили о войне в Европе. Меня не интересовала судьба мира, только своя личная. Что за блядство! Сначала родители контролируют каждый ваш шаг, затем, когда вы уже готовы вырваться из-под их опеки, другие хватают вас за горло, запихивают в военную форму и отсылают на бойню.

Вино было замечательное, и я выпил еще.

Война. Я девственник. Ну разве это вообразимо: жертвовать своей задницей ради каких-то безумцев, даже не познав женщину? У меня и личного автомобиля еще не было! Что я должен был защищать? Других? Которые со мной рядом и срать бы не сели? Никакие жертвы не предотвратят новые войны.

Я хотел жить. Я мог бы, например, пить на спор или играть в карты. Наверняка осилил бы несколько ограблений. Я хотел только одного, чтобы меня оставили в покое.

Прикончив первую бутылку, я взялся за вторую.