Валерий Медведев - Сверхприключения сверхкосмонавта

• Название: Сверхприключения сверхкосмонавта
• Автор: Валерий Медведев
• Издательство: Магарыф
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1989

Фантазии Баранкина

Книга вторая:

СВЕРХПРИКЛЮЧЕНИЯ СВЕРХКОСМОНАВТА

Три повести про школьника Юру Баранкина.

Первая книга — "Баранкин, будь человеком!" — рассказывает про лентяя и двоечника, который в поисках легкой и бездумной жизни проходит через ряд сказочных превращений (в воробья, в бабочку, в муравья). Пройдя множество испытаний, он понимает, что ничего прекраснее человеческой жизни нет на свете.

Во второй книге "Сверхприключения сверхкосмонавта" — повзрослевший герой проявляет необычные способности к знаниям.

Наконец, третья книга — о новых событиях из жизненных перипетий Юры Баранкина и Кости Малинина, неожиданно обнаруженных автором при дальнейшем исследовании их жизни и приключений, а издательство «Магарыф» печатает впервые это продолжение.

---

— Ну, — сказала Голованова в коридоре ребятам, — теперь вам понятно, до чего доводят человека всякие эти сикимбрасы и чебуреки?

В коридоре раздался громкий ропот.

— Ребята! — отец вскочил с табуретки. — Дорогие ребята! А нельзя ли нам устроить этому моему сыну экспертизу сегодня же! Сейчас же! Сию же минуту!

— Я сейчас позвоню папе в поликлинику! — отозвалась Вера Гранина, и они вместе с отцом вышли из кухни в столовую.

Девчонки стали потихонечку прибираться в кухне. Кто-то из ребят попробовал ягоды и сказал: "А вкусно!" Кто-то сказал: "Стали бы делать, если бы невкусно!" Но на всё это я не обращал никакого внимания. Я стоял и смотрел опасности в лицо, опасности, которая грозила мне, если мне может вообще грозить какая-нибудь опасность. "А хорошо, — подумал я, — если бы профессор признал во мне что-нибудь такое… А потом бы мой портрет в газете «Известия» — бац! "В связи с благополучным приземлением и в связи с благополучным установлением контактов…" Мы, конечно, с моей командой после рейса на Юпитер отдыхаем в том самом отдельном домике, в котором отдыхает сверхкосмонавт после возвращения. Моих космонавтов обследуют всякие академики и члены-корреспонденты Академии медицинских наук, всех, кроме меня, конечно, я, как всегда и везде, абсолютно здоров.

Лежу в кресле, думаю. Вдруг отец Веры Граниной входит в комнату. Смущённо улыбается и говорит:

"Вы меня, товарищ Иванов, не узнаёте?"

"Не узнаю", — говорю.

А не узнаю я, конечно, не по-настоящему, а понарошку,

"Ну как же, помните, вы, когда были вот такой… приходили ко мне обследоваться. А я вас ещё в нормальные определил. Ха-ха-ха! А вы, оказывается… оказывается, сверхнормальный!".

Я, конечно, тоже рассмеюсь.

"Ха-ха-ха! Да, профессор, не разобрались вы тогда во мне, Ха-ха-ха! Ну, не вы один! Ха-ха-ха!"

"Это точно! Моя дочь-то тоже вас нормальным человеком считала. Ха-ха-ха!"

"Точно! Считала! Ха-ха-ха! А где она, кстати? Ха-ха-ха!"

"Стоит в коридоре. Войти стесняется. Ха-ха-ха!"

"Стесняется, говорите? Ха-ха-ха! Ладно уж, пусть войдёт! Там и быть!.. Ха-ха-ха!.. Пусть войдет!"

— Войди сейчас же в столовую! — раздался голос моего отца.

Я вошёл в столовую.

— Одевайся и на медосмотр! Как на пожар!

Все стали собираться, стали натягивать на себя плащи, куртки, нахлобучивать на головы кепки и береты, когда на середину столовой вышла какая-то девчонка из нашего класса и громко сказала:

— Не надо его на медосмотр!

— Почему не надо? — спросил отец.

— Что это ещё за "не надо"? Почему это ещё "не надо"? — раздались голоса.

— Не надо никакого доктора, — снова упрямо повторила какая-то девчонка из нашего класса, а мне из-за спины ребят не видно, кто говорит.

— Кто это такая? — спросил я рядом стоящего со мной Маслова.

— Кто это такая? — удивился Маслов. — Тополева Таня из нашего класса. — И добавил: — Нет, тебя всё-таки надо на медосмотр. Это же самая красивая Таня на свете…

— Вот дневник Юрия Иванова, — сказала Таня, подняв в руки мои зашифрованные воспоминания. — Я, конечно, понимаю, что читать чужие дневники, тем более зашифрованные, читать в одиночку, а тем более коллективно не принято, но раз вопрос зашёл об инопланетянстве, тем более о докторе космонавтов, который должен поставить диагноз Юрию Иванову, то пусть уж этот диагноз поставит этот дневник. Он нам всё расскажет об Иванове и поставит ему диагноз лучше всякого доктора. Сначала он расскажет нам, что Иванов — это вовсе не Иванов на самом деле, а Баранкин. Ваша фамилия ведь Баранкин? — обратилась она к моему отцу.

— Да, — подтвердил отец, — моя фамилия Баранкин. Но моему сыну не нравилась эта фамилия, и он решил учиться под фамилией своей мамы… Знаете, есть такая книга "Баранкин, будь человеком!". Так вот, когда мой сын под этой фамилией учился в школе, к нему в той школе все приставали с одним и тем же вопросом: "Баранкин, будь человеком, расскажи, как ты превращался в воробья, или бабочку, или муравья". Поэтому Юра попросил перевести его в другую школу и взял мамину фамилию.

— Теперь нам понятно, почему он, перед тем как укатать нас в парке на аттракционах, говорил про муравьев. Помните? "Объём тела самого крупного муравья измеряется кубическими миллиметрами, а объём муравьиной кучи вместе с её подземной частью в сотни тысяч раз превосходит размеры "строителя"…".

— А мне про воробьев объяснял; разве, говорит, это справедливо: воробьи зимой и летом босиком ходят, а человек… — сказал Сергей Медов.

— А мне про бабочек рассказывал. "Ты, говорит, Маслов, с Ольгой Фоминой дружишь?" Я говорю: «Дружу». — "А за сколько километров ты можешь её присутствие обнаружить?" Я говорю: "Когда вижу, тогда и обнаруживаю". А он говорит, что вот бабочки друг друга за сорок километров могут обнаружить.

В эту минуту, когда расшифровалась моя настоящая фамилия, меня занимало не то, что, она расшифровалась, а то, каким же это самым непостижимым образом мои воспоминания попали в руки ученицы нашего класса, ученицы, на которую я совсем не обращал внимания. Пока все шумели, обсуждая моё однофамилие с Баранкиным, я уставился на Таню Тополеву и впервые увидел её объёмное, как бы сказать, голографическое изображение. Таня Тополева действительно была так красива, что напомнила мне высказывание Дидро, что "красота — это то, что пробуждает в уме идею соотношения". И ещё математическая мысль о красоте: в изгибах прекрасных линий всегда можно уловить математическую закономерность. Вот она откуда, утечка моей самой сверхсекретной информации, — от той самой красоты, что пробуждает в уме идею соотношения, от тех изгибов прекрасных линий лица Тани Тополевой, в которых всегда можно уловить математическую закономерность. Поэтому я и не заметил эту идею соотношения и не уловил математическую закономерность, а зря! Зря не заметил!.. Если бы вовремя заметил, глядишь — и не было бы утечки информации. Но как и почему рукописи, которые я отдал на хранение Степаниде Васильевне, оказались у Татьяны Тополевой?! С одной стороны, утечка информации, с другой стороны, приток стихотворений. И приток, и утечка! За приток я должен благодарить Тополеву, а за утечку я её должен презирать. Что же мне делать с Тополевой? Презирать её или благодарить? Сначала надо всё-таки расшифровать, как она расшифровала зашифрованное? Я мог бы узнать и сейчас, но по-железному расписанию у меня через пятнадцать минут было участие в гонках на автомобильных картах, и я не мог их отменить, но я не мог отменить и расследование, каким образом рукопись из рук сторожихи тёти Паши попала к Тане Тополевой. Это можно было сделать, только задержав всех у нас дома часа на три, но как можно было задержать всех, в том числе и Таню Тополеву у нас дома? А очень просто и единственным образом.

— Я, к сожалению, сейчас должен уйти, — сказал я. — У меня теперь от всех вас секретов нет, слушайте меня сейчас, потом поймёте — эта формула больше недействительна! Слушайте сейчас — поймёте сейчас вот сегодняшняя формула взаимного понимания! Читайте сейчас — поймёте сейчас! И как сказала гражданка Тополева в своих неплохих стихах: "Идёшь на бой, лицо открой, — вот смелости начало!"

Я вышел из комнаты, ощущая в себе чувство спортивной агрессии, способности к максимальному напряжению своих психических и физических возможностей для достижения высоких и наивысших (рекордных) результатов.

Спустя часа два, когда я взлетел по лестнице на свой этаж, я уже на лестничной площадке услышал точно такой же знакомый шум, который некоторое время тому назад я оставил в музыкальном классе нашей школы. Одним словом, стресс продолжается. Стресс — под ним долгое время подразумевали отрицательную реакцию организма на раздражитель (угнетённое состояние, нервный срыв и т. д.), пока автор термина американский учёный Г.Селье не разъяснил специально, что стресс может быть как плохим (дистресс), так и хорошим (эвстресс) — радость, вдохновение…

Среди присутствующих были почти все под дистрессом, и только на лице Тани Тополевой был написан ярко выраженный эвстресс. "Она-то чему радуется?" — подумал я про себя.

Честно говоря, разглядывая из прихожей через стёкла двери столовой лица одноклассников, я продолжал делать сразу два дела: с одной стороны, слушал, что говорят обо мне мои одноклассники, с другой стороны, я продолжал удивляться, как это я, умея произвести в уме, подобно хорошему математику, извлечение корня девятнадцатой степени из числа со ста тридцатью тремя цифрами, не могу написать стихотворение о своём сердце!

— И ругается он словами на каком-то непонятном языке.

— Например? — спросила Таня Тополева.

— Например… — Лена Марченко замялась. — Я не знаю, удобно ли это произнести вслух? Например, сепактакроу! — сказала она, заливаясь смехом.

— Сепактакроу — это в переводе с малайского "игра ногой в мяч", — сказала Таня Тополева.