Бхагаван Раджниш - Книги, которые я любил

• Название: Книги, которые я любил
• Автор: Бхагаван Раджниш
• Жанр: Самосовершенствование

Дискурсы, данные в 1984 году в Орегоне, США.

Книга Ошо, где он говорит о значимых для себя и для любого человека книгах, и конечно, о самом Главном…

---

″Сутра″ просто означает маршрут, путь. Вы не можете многого сказать о Брахмане; вы можете оставить только путь, намёк. Ваш намёк может стать мостом, указание может стать мостом, и Бодрайана построил мост с помощью своей сутры.

Я люблю эту книгу, не смотря на серьёзность Бодрайаны. Я очень не люблю серьёзность, но я должен сказать: «вопреки серьёзности Бодрайаны». Я не могу не любить его, он создал одну из самых значимых книг в мире. Библия далека от Сутры Бодрайаны, они никогда не приблизятся.

Вторая: ″Бхактисутра″ Нарады. Нарада — полная противоположность Бодрайаны, а я люблю соединять противоположности вместе. Было бы интересно поместить Нараду и Бодрайану в одну комнату и посмотреть, что произойдёт между ними. Нарада всегда носил эктару, музыкальный инструмент, у которого только одна струна, — ″эк″ означает один, а ″тара″ — струна. Бодрайана вряд ли выдержит это. Я могу выдержать самых разных людей. Бодрайана, должно быть, раскричался бы на Нараду. Нарада не был из тех людей, которые слушали Бодрайану; он продолжил бы играть и петь, даже ещё громче, чтобы привести Бодрайану в раздражение. Мне бы доставило удовольствие увидеть их в одной комнате. Поэтому я выбрал второй книгой ″Бхактисутры″ Нарады.

Его сутры начинаются со слов: «Атхато бхакти джигайаса — сейчас будет введение в любовь». Введение в любовь — это громадное исследование, величайший поиск. Ничто не сравиться с этим, даже атомная энергия. Вы можете быть настоящим учёным калибра Альберта Эйншейна, но вы не знаете, что такое настоящее исследование, если вы не любите. И мало просто любить — нужно любить осознавая… тогда это становится исследованием, вашим введением в любовь… — это наиболее сложная задача во вселенной.

Позвольте мне повторить: любить с осознанием — это самая сложная задача в мире. Люди падают в любовь;[4] они становятся бессознательными в любви. Их любовь — это просто биология, притяжение. Они притягиваются к земле. Но Нарада говорит о совсем другой любви: любовь как медитация, как сознательность… Или, говоря научно, — любовь как левитация, парение… против притяжения. Оставте своё притяжение, свою гравитацию мёртвым могилам — взлетите, возникнете вдруг! И когда кто-то начинает восходить к любви, лететь на её крыльях к звёздам, это есть ″атхато бхати джигайаса″.

Почему вы смотрите так беспокойно? Я люблю бесов — дайте им делать своё дело, пусть создадут столько шуму, сколько они могут! Что касается меня, они не могут побеспокоить меня, но что касается вас, вы всегда обеспокоены — что больше они могут сделать? Так что всё совершенно в порядке, как должно быть.

Я очень любил книгу Нарады. Я говорил о ней, но не по-английски, потому что английский не мой язык, кроме того он очень научен, математичен, современен. Я говорил о Нараде на хинди, моём родном языке, на котором мне петь свои песни намного проще. Он ближе моему сердцу.

Один из моих профессоров говорил: «Вы не можете любить на иностранном языке, но вы можете одолеть любой».

Когда доходит до драки, человек начинает говорить на языке, на котором говорит его сердце. То же и с любовью — только более глубоко.

Когда я говорю по-английски, это немного не так — потому что для меня это двойная работа. Я продолжаю формулировать на хинди, и потом перевожу на английский. Сложная задача. Говорить исключительно на английском — не является возможным для меня, благодарение Богу! Но помните: Бога нет. Он создал таким образом, что мы можем воздавать кому-то благодарности… Я надеюсь, кто-нибудь сделает перевод того, что я говорил о Нараде.

Я говорил о многих вещах на хинди, о которых я не говорил по-английски без особой необходимости. И также наоборот: я говорил на английском о многих вещах, о которых не было возможности говорить на хинди. Моя работа была несколько странной. Когда все мои книги будут переведены с хинди на английский и с английского на хинди, вы будете ещё более изумлены, чем есть, и вы будете более удивлены — и у меня будет хороший повод для смеха. Нахожусь я в теле или нет, это не имеет значения, я должен буду от души посметься — я обещаю это, я буду смеяться, где бы я ни был! Я могу быть где-нибудь в космосе — и, видя как вы изумляетесь, видя ваши лица, как вы трясёте головами, не в силах поверить… потому что я говорил на обоих этих языках в разных измерениях… Я выбрал говорить на английском только потому, что он даёт возможность выразить то, чего не выразишь на хинди.

Третья книга сегодня — Йогасутра Патанджали. Бадрайана слишком серьёзен; Нарада черезчур несерьёзен; Патанджали где-то посередине — он точно посередине между ними, ни серьёзный, ни несерьёзный, сам дух учёного. Я наговорил десять томов о Патанджали, так что нет надобности возвращаться к нему опять. После десяти томов трудно ещё что-либо сказать, что-то добавить. Только то, что я люблю этого человека.

Четвёртая книга: «Песни Кабира». Ничего подобного нет во всём мире. Кабир невероятно красив. Необразованный человек, рождённый ткачём — не известный никому, — его мать оставила его на берегу Ганга. Он должен был стать незаконным ребёнком. Но мало того, что незаконным; он был рождён вне любви — а любовь единственный закон. Я говорил много также и о Кабире, и нет надобности сейчас добавлять ещё что-то, кроме того же, снова и снова: ″Кабир, я люблю тебя, как никого на Земле!..″

Моя нумерация всё ещё верна?

″Да, Ошо″.

Прекрасно. Дьяволы не могут меня побеспокоить совершенно!

Пятая: сейчас я вношу женщину. Я думал о том, чтобы внести женщину, но мужчины столпились у двери — очень не по-джентельменски! — и они не позволяют женщине войти. И женщина, которая всё же умудрилась войти… Бог мой, что за женщина! Мадам Бла-Бла Блаватская. Я всегда так называю Блаватскую: Бла-Бла. Она была великолепна в том, чтобы болтать на страницах своих книг — говорить много ни о чём, создавать горы над пустотой. И я знал, что она будет первой женщиной, которая войдёт. Она была сильной женщиной. Она справилась с тем, чтобы подвинуть в сторону всех этих Патанджали, Кабиров, Бодрайан и войти со своими семью томами «Тайной доктрины». Это моя пятая книга. Это почти энциклопедия — ENCYCLOPEDIA ESOTERICA. Никто, я думаю, не может сражаться с Блаватской в том, что касается эзотеризма — кроме меня, конечно; я могу написать семсот томов. Вот почему я избегал говорить о «Тайной доктрине»: если бы начал говорить о семи томах этой книги, я произвёл бы на свет, Иншала, Боже избави, семсот томов, не менее того.

Мне сообщили, что я наговорил уже триста тридцать шесть книг. Боже мой! Боже милостивый — милостивый, потому что я не читал их. Я не читал ни одну из них. Но Блаватская немедленно сделала бы что-то из этого. Это я и называю эзотеризм. Триста тридцать шесть; три-три-шесть… это значит три плюс три — ровно шесть. Шесть и шесть — шесть плюс шесть двенадцать — один плюс два… снова три! Вы снова и снова прибываеите к трём, и вы не можете освободится от этой эзотерики; вы получили ключ. Эзотерика открывает двери, о которых вы даже не подозревали. Тройки достаточно, чтобы открыть все двери, запертые или открыте.

Блаватская, бедная женщина — я жалею её и я также люблю её — не смотря на её лицо, не выражающее любви, не привлекательное — что тут скажешь! Её лицом можно только пугать детей, когда они делают что-то отвратительное. У Блаватской было ужасное лицо — но я жалею эту женщину: в мире мужчин, созданном мужчинами, управляемом мужчинами, она первая женщина, которая создала и возглавила новую религию — единственная из женщин… Теософия. Она соперничала с Буддой, Зарастустрой, Моххамедом, и за это я ей благодарен. На её месте должен был быть мужчина. Я ей благодарен за это.

«Тайная доктрина», хоть и содержит множество эзотерической ерунды — там также есть несколько прекрасных бриллиантов, и много лотосов. Там много дряни, потому что она была сборщиком. Она зашла в собирании самой разной дряни дальше других — она собирала всё, не заботясь, имеет это какую-то пользу или нет. Она была прекрасна в том, чтоб поместить всю эту бесполезную чепуху в одно и создать стройную систему. Очень систематичная женщина. Но всё же несколько — жалко говорить, что только несколько — бриллиантов разбросано там и здесь…

В целом книга стоит немногого. Я включил её только потому, что всего несколько женщин будут в моём списке, и я не собираюсь быть мужским шовинистом. Я не такой. Я могу быть женским шовинистом, но не мужским это точно.

Шестая — Песни Мееры.[5] После Блаватской я должен включить Мееру, просто чтобы сделать вещи красивыми снова, чтобы вернуть баланс. Блаватская очень тяжела и нужно несколько женщи, чтобы уравновесить её. Я сделаю это. Шесть — Песни Мееры. Это самое красивое, что когда-либо пелось женщиной или мужчиной. Их невозможно перевести.

Меера говорит: ″Маин то прем дэвани — я безумна в любви, так люблю, что становлюсь безумной, схожу с ума!!!″ Возможно, это даст вам намёк, понятие о том, какого рода песни она поёт. Она была принцессой, королевой — но она отказалась от места во дворце, чтобы быть уличной голодранкой. Играя на своей винне, она танцевала на рыночной площади, от города к городу, от деревни к деревне, она пела и плясала, изливала себя полностью, отдавала сердце… Я говорил о Меере на хинди; однажды найдётся сумашедший и переведёт то, что я сказал.