Владимир Кашин - По ту сторону добра

• Название: По ту сторону добра
• Автор: Владимир Кашин
• Издательство: "Советский писатель"
• Жанр: Детектив
• Год: 1987

Украинский писатель Владимир Кашин хорошо известен широкому кругу читателей. В 1982 году в издательстве «Советский писатель» вышла первая его книга «Справедливость — мое ремесло», рассказывающая о работе сотрудников уголовного розыска. Во второй книге также повествуется о мужественных работниках милиции и прокуратуры, стоящих на страже социалистической собственности, об их нелегком, опасном труде. Центральным героем всех романов является инспектор уголовного розыска Дмитрий Коваль.

---

Чтобы разрядить обстановку, осторожно повернулся в кресле и спросил с шутливой интонацией:

— А оно подо мной не развалится?

В ответ Таисия Григорьевна разрыдалась.

— Это было его любимое кресло. Боже мой, как я теперь жить буду!

Подполковнику Ковалю было нетрудно представить себе жизнь этой женщины и ту пропасть, перед которой ее поставила смерть Залищука, аналитически расчленить в своем представлении на составные части черты ее характера.

— Успокойтесь и перестаньте плакать! — сказал строго, решив, что только так остановит слезы. — У нас серьезный разговор.

Таисия Григорьевна и вправду перестала всхлипывать. Пошарив под подушкой, достала скомканный носовой платочек. В больших голубых глазах блеснул прежний подобострастный огонек, который так не понравился Ковалю.

— Вы Таисия Григорьевна Притыка?

Она кивнула.

— Почему у вас с мужем были разные фамилии?

— Мы не расписывались… Жили на веру… Кто мог знать… — Она готова была снова заплакать, но Коваль вовремя остановил ее.

— Расскажите о последнем вечере на даче. Кто у вас был?

Таисия Григорьевна, словно слепая, опять пошарила по одеялу и, нащупав платочек, собралась с силами:

— Сестра приехала, Катя, с дочкой. Они в Англии живут… Еще земляк наш, врач Андрей Гаврилович. Больше никого.

— Расскажите о них.

И она кое-как пересказала историю сестры, которую во время войны фашисты угнали в Германию, рассказала о земляке-враче, сумевшем избежать такой же участи… Понемногу приходила в себя и уже не мяла судорожно платочек, превратившийся в ее руках в мокрый комок.

Подполковник Коваль пошевелил в зеркале губами, повернулся к себе спиной.

— Вы, наверное, репетировали свои роли дома? — спросил он, заметив, что Таисия Григорьевна тоже взглянула в зеркальную стену и поправила на голове черную наколку.

— Все было, — она скорбно кивнула. — Но я не потеряла надежды вернуться на сцену, — сказала вдруг довольно твердым голосом.

«Есть, — мысленно отметил Коваль, — ключик найден».

И действительно, забыв о слезах, Таисия Григорьевна начала рассказывать о своей сценической карьере. На кухне дожарили мясо, и горелый запах начал уже развеиваться, а она все рассказывала, как девчонкой пришла на сцену, какие серьезные роли играла в областном театре, как попала в Киев, где ее «съели» бездарности и завистники.

Коваль терпеливо слушал, рассматривая в зеркале свое большое правое ухо и клок на затылке, который уже начал закручиваться, — давно пора постричься! И удивился: прожил жизнь и не знал, что на затылке у него кудрявятся волосы. Какой у него глупый вид в зеркале! Старый толстый мужчина в немодном мешковатом костюме расселся в кресле. Кто бы мог подумать, что это известный инспектор уголовного розыска! И сразу рассердился сам на себя: он пришел сюда не кудри свои рассматривать.

Таисия Григорьевна тем временем увлеклась воспоминаниями о своей театральной жизни, говорила о своем таланте, который не нашел признания, и Ковалю невольно вспомнилась давняя беседа в Закарпатье со своим коллегой майором Бублейниковым, который возмущался тем, что поэты повсюду тычут свое «я».

«Ну, пусть бы, — соглашался майор, — великие какие, Пушкин там или Лермонтов. «Я памятник воздвиг себе нерукотворный…» Это понятно. Этот достоин, имеет право… Но когда какой-нибудь юнец, успевший написать три стихотворения, присваивает себе такое право — это уже нескромно. А если он к тому же комсомолец — то еще и не самокритично… И противно слушать…»

Коваль смеялся так, что майор обиделся. Пришлось объяснять:

«Каждый поэт, каждый художник, Семен Андреевич, должен верить, что он и только он откроет людям неизведанное, принесет им новый Прометеев огонь, иначе у него не будет крыльев и не взлетит он в высокий мир искусства».

Чванливый Бублейников решил, что они не поймут друг друга, и прекратил спор.

Сейчас, в этой маленькой обители Дмитрий Иванович понял, что Таисия Григорьевна истинно верила в свое призвание, в то, что может нести людям огонь. Видя, как собственный рассказ понемногу успокаивает ее, Коваль, улучив момент, сказал:

— Давайте поговорим о том вечере. — И — без перехода: — Кто-нибудь выходил из комнаты, когда вы сидели за столом?

Таисия Григорьевна все еще не могла отрешиться от своих театральных воспоминаний.

— Ах… да. Гости? Нет…

— И никто не приходил?

— Нет, — повторила она и вдруг вспомнила: — Ой, Боренька ходил за вином, — и судорожно сжала мокрый платочек.

— Долго отсутствовал?

— У нас магазин близко. Минут двадцать — тридцать.

— А не мог он где-нибудь выпить, забежать, скажем, к приятелю?

— Что вы! Мы ведь ждали… А для него было делом чести принести бутылку, чтобы не только гости ставили. Особенно от Катерины ничего не хотел брать…

— А в магазине… Вы имеете в виду ларек по дороге к метро? Там ведь продают в розлив. И он мог пропустить стаканчик…

— Что вы! У Бореньки было денег ровно на бутылку портвейна. И ни копейки больше.

— Но его могли угостить.

— Нас тут никто не угощал. Не те люди живут… Только бандит Крапивцев… угостил его навек!..

Глаза Таисии Григорьевны снова наполнились слезами.

— Успокойтесь, — попросил Коваль. — Лучше расскажите о том вечере по порядку. Когда пришли гости, как уселись за стол, что пили, ели… Значит, приехала сестра с дочерью и земляк Андрей Гаврилович…

— Да, — кивнула Таисия Григорьевна. — Только Катруся приехала сначала без Джейн, с Андреем Гавриловичем.

— Ваш муж, Борис Сергеевич, в это время был дома?

— Да. Потом вдруг появилась Джейн.

— Искала мать?

— Нет. Прибежала напиться, с пляжа. А когда увидела мать, то обрадовалась. Спросила: «Тебе лучше?»

— Значит, беседовали, выпивали. Кто-нибудь еще заходил?

— Больше никого не было.

— А долго вы сидели?

— Порядком.

— Кроме Бориса Сергеевича, никто не выходил?

— Нет. Потом мы все вышли на свежий воздух… в сад.

— И муж тоже?

— Боренька? — Таисия Григорьевна задумалась. — Боренька? — спрашивала она себя. — А как же! Вот, правда, в саду не припоминаю… Но, наверное, был…

— А Крапивцев в тот день не приходил к вам?

— Нет.

— Возможно, когда вы были в саду, сосед зашел к Борису Сергеевичу?

— Крапивцев у нас вообще редко показывался. Раза три-четыре всего…

Коваль пока еще вслепую пробирался к цели. Лишь отдельные незначительные детали вызывали у него вспышку озарения.

— О чем вы беседовали за столом?

— Больше всего об Англии. Катя рассказывала.

— Ссоры никакой не было?

— Что вы! — Она замахала на Коваля руками. В зеркале, казалось, пробовала взлететь тяжелая нескладная птица. — Правда, Боря немного критиковал врача. Это он умел…

— Бутылки, которые принесла ваша сестра и земляк, были запечатаны?

— Конечно.

— Сколько их было?

— Две.

— А та, что принес Борис Сергеевич?

— Тоже.

— Вы уверены, что он взял ее в ларьке?

— Где же еще!

Коваль ничем не проявлял своего нетерпения, снова и снова возвращался к тому вечеру, который так трагически закончился на даче. Хозяйка комнатки все чаще посматривала в зеркало, и Коваль решил, что ее можно расспрашивать обо всем.

— Когда Борис Сергеевич пошел к Крапивцеву?

— Это когда Катруся с Андреем Гавриловичем поехали в город, а мы с Джейн отправились на Днепр.

— На дворе было еще светло?

— Да. Мы пошли на вечерний клев.

— В котором часу?

— У меня нет часов, — Таисия Григорьевна развела виновато руками.

— Хотя бы приблизительно…

— Кажется, в восьмом.

— Клев уже давно начался, — заметил Коваль.

— Мы опоздали немного… Зато посидели на берегу.

— А Борис Сергеевич?

— Он не пошел с нами. Отправился к Крапивцеву.

— Откуда вы знаете, что именно к Крапивцеву, а не к кому-нибудь другому?

— Он сам сказал: «Зайду к жмоту, чего он за межу лезет!» Крапивцев навозил земли под проволоку, которая разделяет наши участки, посадил там помидоры, у самого края, и окучил их так, что растут они на его стороне, а земляная насыпь наполовину на нашей земле. Так с полметра шириной по всей меже и забрал. Там у нас была узенькая тропинка вдоль проволоки, простите, к туалету, а теперь она засыпана… пришлось новую прокладывать…

— Настроение у вашего мужа было воинственное?

— Как всегда, когда выпьет.

— Много выпил?

— Больше всех. Но ему в последнее время и стакана хватало.

— Расскажите, как вы его нашли.

Таисия Григорьевна тяжело вздохнула и опустила голову. После длительной паузы продолжала, уже не глядя ни на подполковника, ни в зеркало: