Владимир Кашин - Следы на воде

• Название: Следы на воде
• Автор: Владимир Кашин
• Издательство: "Советский писатель"
• Жанр: Детектив
• Год: 1987

Украинский писатель Владимир Кашин хорошо известен широкому кругу читателей. В 1982 году в издательстве «Советский писатель» вышла первая его книга «Справедливость — мое ремесло», рассказывающая о работе сотрудников уголовного розыска. Во второй книге также повествуется о мужественных работниках милиции и прокуратуры, стоящих на страже социалистической собственности, об их нелегком, опасном труде. Центральным героем всех романов является инспектор уголовного розыска Дмитрий Коваль.

---

Под утро дождь прекратился. Снова, словно умытое, ярко засияло солнце и заголубел, заискрился лиман; отсюда, от села, виднелись далекие маяки, башенки которых поднимались над линией горизонта. Зазеленела трава, пыльные еще вчера склоны прихорошились: вытоптанный глинистый серпантин дорожек из серого стал ярко-желтым. Возле причала и кладовой, куда рыбаки уже сдали ночной улов, толпились люди. Фелюги ровными рядами снова замерли на своем рыбачьем рейде; все тут — и роившиеся возле причала люди, и хатки, и парусники у берега — обновилось, помолодело.

Коваль не сводил глаз с фелюг, казалось нарисованных художником на голубом полотне. Странное чувство охватило его. Он не был теперь на службе и хотел воспринимать окружающее как человек, который не очень остро реагирует на то, что происходит. Но сколько бы он ни твердил себе, что находится на заслуженном отдыхе, все равно невольно присматривался к людям, фиксировал в памяти их поведение, видимое только его натренированному глазу, и делал свои выводы.

Скоро уже год, как Дмитрий Иванович находился на пенсии, или, как он говорил, пребывал «не у дел», но никак не мог привыкнуть к своему новому положению. Общественные дела, обязанности члена совета ветеранов милиции, в которые он окунулся с головой, не заменили ему прежней работы. Все началось с того, что во время разбора в управлении очередного происшествия у Коваля возник конфликт со своим начальником. Дмитрий Иванович сгоряча подал рапорт об отставке. Уговаривать его полковник Непийвода не стал. Наоборот. Воспользовавшись случаем, решил расстаться со своим настырным помощником, который временами, при его авторитете, становился излишне независимым. Рапорт был подписан, и проситься назад Коваль уже не мог.

Проводили его на пенсию в полковничьем звании, торжественно, с подарками и наградами. Товарищи сердечно говорили о нем как о чутком, благородном человеке, у которого учились не только профессиональному мастерству, но и правдивости, вере в добро. Но все это не унимало горечи.

Отдав всего себя борьбе за справедливость, он чувствовал, что его обидели. В конце концов сделал вывод, что несправедливость проявлена не столько к нему, полковнику Ковалю, как к тому делу, которому еще мог служить.

Было такое чувство, будто оставляет кого-то осиротевшим после своей отставки. Не преступников, конечно. И не своих друзей, коллег и подчиненных. Может, тех неизвестных ему людей, кому придется столкнуться с несправедливостью и которым он не сможет помочь? Но думать так было бы зазнайством, да и не думал он так, убежденный, что является только одним из многочисленных воинов правопорядка.

Дома Коваль постеснялся рассказать об отставке сразу — в тот торжественно-горький день подарки оставил в своем, теперь уже бывшем, кабинете в министерстве. Ружена узнала об этом только через месяц…

Из переулка появился парень, которого Коваль видел ночью в гостинице возле молодой женщины.

Сейчас он был в военной форме, правда без погон, с многочисленными значками на выстиранной, добела сношенной гимнастерке. Не замечая Коваля, юноша настороженно оглянулся и повернул к гостинице.

Дмитрий Иванович еще раз посмотрел на чудесную панораму залива и, вздохнув, возвратился к себе в комнату. Хотя сегодня, после грозы, следовало ожидать хорошего клева, он никуда не собирался.

Коваль случайно оказался в этом селе. Раньше, когда у него было по горло работы и он падал с ног от усталости, кресло перед телевизором казалось ему самым привлекательным местом на земле. Но теперь появилось слишком много свободного времени, и он возненавидел это кресло. Стараясь избавиться от него, он вспомнил о своем хорошем знакомом и бывшем подчиненном майоре Келеберде из Херсонского управления внутренних дел. Келеберда договорился с директором совхоза из Лиманского, и вот он в уютной, на несколько комнат, сельской гостинице с единственной хозяйкой Даниловной, которая была здесь и за директора, и за уборщицу, и за повариху.

В плавни Дмитрий Иванович еще не ездил. Келеберда обещал в воскресенье вместе с ним выбраться на рыбалку. Ожидая его, Коваль несколько дней предавался самому банальному отдыху: спал сколько хотел, вытравливал из головы всякие уголовные дела, оконченные и неоконченные, которые все еще волновали и которыми теперь занимались его бывшие коллеги; правда, дважды съездил с местным рыбаком, дедом Махтеем, на бычков.

И ему стало нудно в этой благословенной голубой тишине, за которой кипела жизнь, где обходились без него, словно его уже и на свете не было. Больше всего мучило, что осталось незаконченное дело. Хотя он уже нащупал следы убийцы, но, как вначале бывает, доводы не были подкреплены вескими доказательствами, и подполковник Бублейников, которому передали дело, отказался от его версии.

Вчера вечером, истомившись в одиночестве, Коваль выключил телевизор и свалился навзничь на диван; пошли мысли о том, как же это его занесло сюда, в устье Днепра, в плавни, так далеко от дома. И не находил ответа. Решение поехать порыбачить пришло неожиданно. Будто его толкнули и сказали: «Поезжай!» Ружена собиралась в командировку в Карпаты, а он сложил чемоданчик, собрал удочки и, даже не позвонив Наталке, которая теперь жила отдельно, отправился на вокзал.

Сейчас удивлялся своему поступку. Но теперь ничего другого не оставалось, кроме как ожидать Келеберду, чтобы поехать в плавни, а пока — ловить бычков.

Впрочем, сегодня он, наверное, и на бычков не пойдет.

Дмитрий Иванович с грустью посмотрел на указательный палец левой руки. Надо же! Красный, набрякший — казалось, болела вся рука, — он не давал покоя. На второй день по приезде Коваль, наловив с полдесятка приличных бычков, вытащил небольшую рыбку, которой не остерегся, несмотря на предупреждающий окрик деда — игла плавника вонзилась в палец. Палец словно огнем ожгло, Коваль едва не закричал. Потом боль немного утихла; склонившись через борт, он держал руку в воде, а дед принялся грести к берегу. После всевозможных примочек, которые делала Даниловна, боль унялась, но палец все равно оставался опухшим и давал знать, когда приходилось двигать рукой…

Где-то близко зафырчала машина. Коваль вышел в коридор и спустился на первый этаж. К гостинице подъехал грузовик, в кабине Дмитрий Иванович увидел вчерашнюю женщину с первого этажа.

Парень в старенькой гимнастерке открыл дверцы и стал помогать женщине выбираться из кабины. Она обхватила его шею, и он осторожно взял ее на руки и поставил на землю. Подал костыль, и женщина, опираясь на него и плечо парня, поковыляла к гостинице.

— Ничего страшного, — успокаивающе говорила Лиза. — Маленькая трещинка, и связки еще… Обулась в гипсовый ботиночек. Говорят, недели две — и все будет хорошо. Напрасно я паниковала…

Парень почему-то заинтересовал Коваля, но почему, он еще не знал.

Взяв на кухне чайник с кипятком, Дмитрий Иванович пошел к себе. Через открытую дверь услышал, как зазвонил телефон в коридоре и Даниловна сказала кому-то:

— Да, Андрей Степанович… Ничего страшного, велен покой… Не волнуйтесь… Зайдете? Понимаю, понимаю… Ах, ко мне в хату? Можно. Сейчас там никого нет. Дачники вчера выехали, как раз перед грозой. И Лиля моя уехала на занятия. Конечно, на ровном месте ей будет лучше. Никаких ступенек, рядом вода… Генерал — тот только у меня и останавливается… Завтра и заберу ее, Андрей Степанович… Хотите поговорить с ней сейчас? Внизу есть аппарат, параллельный… На кухне… Только он не очень исправный… Хорошо, попробую, если сможет подойти…

Даниловна положила трубку и заторопилась вниз. На ходу легонько постучала в дверь Коваля.

— Дмитрий Иванович, завтракать! Я вам яичницу приготовлю. Или, может, картошки поджарить?

— Все равно, — ответил из комнаты Коваль.

— Я сюда принесу.

Позавтракав, Коваль взял книгу академика Дубинина о генетике, вынес на балкон мягкое кресло и умостился в нем. Солнце еще не поднялось высоко и на балкон не заглядывало, пронизывая белые с голубизной тучки. Горизонт скрадывал таинственную даль, фелюги в лимане казались ненастоящими, а люди на берегу словно бы жили в игрушечном, выдуманном мире, и все вокруг было прекрасным до нереальности.

Вскоре внимание Дмитрия Ивановича привлекли чьи-то голоса. Из-за угла дома, опираясь на плечо Юрася и налегая на костыль, вышла Лиза. Парень подвел ее к бревнам, лежавшим на краю обрыва, осторожно усадил и подал книгу, потом принес деревянный ящик из-под овощей. Подставил его под больную Лизину ногу, издали похожую на куклу.

Гостиница стояла неподалеку от обрыва, длинные, толстые бревна лежали как раз напротив балкона, где, не замеченный молодыми людьми, сидел Коваль.

Он проследил, как осторожно устраивает Юрась на ящике Лизину ногу, и невольно прислушался к беседе.