Горан Петрович - Остров и окрестные рассказы

• Название: Остров и окрестные рассказы
• Автор: Горан Петрович
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00107-6

Введите сюда краткую аннотацию

---

— Мир — это блюдо, окаймленное рассказом, — повторил я давешнее дедушкино заявление.

— Так оно некогда и было, — кивнул он. — Но дай мне закончить. Властелин края света приготовил пир из самых удавшихся ему описаний. Они ели рыбу, которая нерестится где-то в окрестностях Луны, пили вино из винограда, который дозревает на самом отвесном склоне края мира, там, где лоза ближе всего к солнечным лучам. И тут, когда на глазах Александра скромная постройка начала превращаться в дворец с бесчисленным множеством окон и дверей, тишину разорвал крик, раздавшийся во дворе. Хозяин и гость отставили в сторону хрустальные кубки и вышли на крыльцо. Александр Македонский был неприятно удивлен, узнав гонца, которого он еще в первый день военного похода отослал в столицу. Некогда совсем юный отрок, а теперь уже зрелый муж запыхавшись кричал, не покидая седла покрытого пеной коня: «Государь! Государь, наконец-то я вас настиг! Дурные вести! Государь, по империи бродят зловещие слухи о вашей гибели! Назревают беспорядки, среди вельмож начались междоусобицы!» Александр побледнел, схватил свои сверкающие доспехи и хотел было броситься к коню, но старец с табуретом под мышкой опустил руку на его плечо. «Куда ты, Александр? Разве не затем, чтобы завоевать край света, ты пришел сюда? Можешь считать, что ты добыл себе этот венец славы! Гонец, тебе здесь не место, немедленно возвращайся туда, откуда пришел! Расскажи всем, что Александр Македонский остался в королевстве, которое объемлет все сущее в этом мире!»

— Ну, дедушка, это уж ты хватил! — сказал я и, сам не понимая почему, встал, чтобы идти назад. — Может быть, тебе неизвестно, но Александр Македонский умер очень молодым в своей столице!

— А разве я утверждаю что-нибудь другое? — дед по-прежнему сидел на колоде рядом с уснувшей ящерицей. — Ясное дело, что умер, раз он встретил паломника с ушастой совой, сидящей в его шляпе, как в гнезде. После встречи с ним в живых не остался никто, в том числе и Александр Македонский, несмотря на то что правил он всем миром. Кстати, я вот вижу, что ты уже собрался назад, а тебе известно, где находится могила Александра Македонского?

— Нет, — ответил я. — Этого не знает никто.

Дедушка многозначительно молчал. Из травы осторожно высовывались муравьи, высматривая себе добычу — крошки тишины.

— Хей! — воскликнул я. — Ты что, хочешь сказать?..

— Эхей! — то ли ответили стены Эхей-двора, то ли эхом отозвался мой голос, отраженный краями какого-то необъятного пространства.

Муравьи тащили крупные крошки тишины

Действительно, похоже, что очень многое на белом свете было поставлено с ног на голову. Возвращение оказалось несоразмерно коротким. Несмотря на то что, когда мы пустились в обратный путь, начинали сгущаться первые сумерки, возле дома мы оказались в то же самое время дня, стемнело не больше, чем на один шаг.

— Сослужи мне службу, — попросил дедушка, когда мы вошли во двор. — Поменяй сегодня занавески на окнах ты. Выбери какие-нибудь по светлее, без облаков, если можно, с вышитой полной луной.

— Хорошо, — ответил я. — А ты? Что будешь делать ты?

— Просто немного отдохну на скамейке, — ответил он.

Я вошел в дом. Странно, я ступал по полной тишине. Как только бабушке удалось вымести все эти, почти целый век растаскивавшиеся по дому, поскрипывания половиц, усталое дыхание балок, хлопанье ставен, потрескивание штукатурки и потягивание трещин? Кто-то набросил на зеркало в коридоре черный платок. Кто-то оставил открытой дверь в дедушкину комнату. Кто-то, скрестив руки, лежал в гробу на середине стола. Трепещущее пламя восковой свечи освещало лицо умершего, бледное лицо моего дедушки.

— Где ты был? — спросил меня отец, а может быть, и мать — в скорби и голоса, и лица у всех становятся похожими.

— Я был далеко, очень далеко, — сказал я. — Когда это случилось? Как?

— Он вскрикнул: «Эхе-ей!» — заплакала бабушка. — И тут же что-то лопнуло, словно струна порвалась...

— Этого не может быть! Он, как всегда, все выдумал! — Я выбежал из дома.

На скамейке во дворе никого не было, если не считать зеленоватой тени сонной ящерицы. Несколько муравьев тащили в разные стороны крупные крошки тишины. Вдалеке послышалось уханье ушастой совы. Что-то треснуло у меня под ногой. Я нагнулся и увидел соломинку и три белые, дочиста обглоданные мышиные косточки. Муравьи ловко затаскивали под землю молчание. И над всем этим медленно поднималась полная луна.

ИЗ ХРОНИКИ ТАЙНОГО ОБЩЕСТВА

Милану Джокичу

От первой до второй сажени

Была одна сажень мрака, когда мы на цыпочках выбрались из квартиры. К счастью, на лестнице нам никто не встретился. На улице лил непросеянный дождь, повсюду пробивались ростки холода, обвивавшие все вокруг подобно плющу.

Мы шли по пустым улицам, прижимаясь к стенам домов, под зонтом, опущенным так низко, что его тень скрывала наши лица. На перекрестке отдохнули под стрехой, переждали, пока пройдет пара прохожих. Затем спокойно, будто ничего особенного не происходит, свернули налево. Автомобиль на полной скорости заляпал нас грязными плевками луж, но мы сделали вид, что ничего не произошло: привлекать к себе внимание было таким же безумием, как призывать смертельную болезнь. Тьма все толстела, свет высыхал, и мы уже успешно одолели половину пути, ни один взгляд на нас не остановился.

— Ты не стала выключать телевизор? — спросил я жену.

— Конечно нет, — прошептала она. — Пусть думают, что мы дома.

— Остроумно... — Я отважился улыбнуться.

— Тише, — прервала она меня, в ее голосе звучала тревога, а ее ногти впились в мою ладонь.

Навстречу нам двигалась группа людей. Мы опустили головы. Я слышал, как наши сердца трепещут, словно птицы в листьях березы. Деваться было некуда. Неужели нас раскроют вот так, теперь, когда мы почти у цели?! Мы сделали то единственное, что пришло в голову за недостатком времени, — нагнулись и притворились, что завязываем шнурки. Люди прошли мимо, бормоча в ритме капель мелкие слова. Ах, какая прекрасная расстановка обстоятельств, перевязанная ленточкой счастливого исхода, — никто не повернул головы в сторону двоих, с испуганными лицами присевших на корточки.

Достойно упоминания и то, что еще через две улицы мы обогнали скрипачку. Она притворилась, что не заметила нас, мы тоже. Быстрый взмах ресниц сказал все сам за себя, большее было бы неоправданной неосторожностью. Ночь разрослась до второй сажени, дождь сопровождал нас до самых дверей дома художника.

Гул голосов и что сказал каждый в отдельности

— Опаздываете!

— Что случилось?

— Куда вы запропастились?!

— Пожалуйста, садитесь, — пригласил нас хозяин, продолжая укладывать в корзину для пикников кисти, краски, вино, хлеб и склянку с солью.

— Может быть, глоток ореховой настойки? Быстро успокаивает дыхание, согревает и освобождает от страха!

— Не откажусь от рюмочки, — вздохнула моя жена. — У нас произошла небольшая неприятность, нам пришлось завязывать шнурки.

— О да! Этот номер проходит всегда! — рассмеялся актер. — Я пробрался без проблем, по улице шел с таким печальным лицом, как никогда, это было одно из самых удачных моих выступлений.

— И моих тоже, — сказала скрипачка, развернула целый ворох влажных газет и извлекла из них смычок и изящное тело скрипки.

— Остроумное решение! Но прошу вас, что бы не накликать беду, сожгите послед! — раскатисто рассмеялся актер.

— Вам хорошо, у вас все тексты в голове! А журналисту и мне достаточно только карандаша! Но спрятать скрипку! В наши дни это настоящий подвиг, — упрекнул развеселившегося актера поэт.

— Вы не понимаете, речь идет, если можно так выразиться, о костюме! — еще громче рассмеялся актер. — На улице я только что не плакал, сейчас мне нужно снять с себя печаль, чтобы она не приросла к лицу.

— А детей вы не взяли? — спросила моя жена у супруги поэта.

— Они еще маленькие, боимся, где-нибудь проговорятся, — ответила та.

— Спокойно можно было прийти с ними, детям никто никогда не верит, — включилась в разговор и скрипачка.

— Все готово! — художник прикрыл корзину льняной скатертью. — Можно двигаться?

— Идем! — громко воскликнули все мы и встали от рюмок с ореховой настойкой.

У подножья холма

В соседнюю комнату — она служила студией — мы шагнули молча, придав тем самым особую торжественность запаху краски и скипидара. На вид спокойно, внутри с волнением, мы ждали момента открытия.

— На этой неделе у нас пейзаж, — сказал художник и потянул за край ткани, скрывавшей подрамник и то, что находилось на нем.

На трехногом приспособлении, прислоненная к куску фанеры, покрытому корой разноцветных узоров, стояла акварель — размытые цвета и заключенные в границы форм реки, поля, холмы и небеса.