Альберто Моравиа - Равнодушные

• Название: Равнодушные
• Автор: Альберто Моравиа
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1976

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.

---

— Долго меня ждали? — спросила она. — О чем вы беседовали?

Лео широким жестом показал на Карлу, неподвижно стоявшую посреди гостиной.

— Я сказал вашей дочери, что нам ничего другого не остается, как провести вечеру дома.

— Да, ничего другого, — с важным видом подтвердила мать Карлы, усаживаясь в кресло напротив любовника.

— В кино мы сегодня уже были, а в театре ставят вещи, которые мы не раз видели. Я бы не отказалась посмотреть «Шесть персонажей в поисках автора», но, откровенно говоря, неприлично идти на плебейский спектакль.

— И потом, ручаюсь, вы ничего не потеряете, если не пойдете, — заметил Лео.

— Ну, тут вы не правы, — томным голосом возразила мать Карлы, — у Пиранделло есть хорошие пьесы… Как называлась комедия, которую мы недавно смотрели?… Ах, да… «Лицо и маска». Мне она показалась забавной.

— Возможно, — ответил Лео, откинувшись на спинку дивана, — но я на его пьесах обычно испытываю смертельную скуку.

Он сунул оба больших пальца в карманы жилета и взглянул сначала на мать Карлы, затем на девушку.

Этот тяжелый, невыразительный взгляд Карла, стоявшая за креслом матери, восприняла как удар. Точно вдруг неслышно разбился прикрывавший ее стеклянный колпак, и она впервые увидела, какой давней, привычной и тоскливой была разыгрывающаяся перед ней сцена: мать, ее любовник, сидящие друг против друга и занятые пустой беседой, эта тень, эта лампа, эти глупые, застывшие лица и она сама, вежливо принимающая участие в праздной болтовне. «Жизнь не меняется, — подумала она, — и не желает меняться». Ей хотелось кричать. Она опустила руки и крепко, до боли сжала их в запястьях.

— Можно провести вечер дома, — продолжала мать Карлы, — тем более что все остальные дни недели у нас строго расписаны… Завтра — чай с танцами в пользу сирот… послезавтра — бал-маскарад в «Гранд-отеле»… На все оставшиеся дни мы приглашены к друзьям… Знаешь, Карла… я видела сегодня синьору Риччи… Она до того постарела… Я рассмотрела ее лицо… Две глубокие морщины тянутся от глаз до самого рта… а волосы стали какого-то невообразимого цвета… Просто ужас!

Она скорчила гримасу отвращения и махнула рукой.

— Ужас не в этом, — сказала Карла, подойдя к дивану и садясь рядом с Лео. Ее томило горькое предчувствие, она предвидела, что хотя и запутанным, окольным путем, но мать своего добьется — устроит любовнику сцену ревности. Она не знала, когда и каким образом, но была уверена в этом так же твердо, как в том, что завтра утром взойдет солнце, а затем настанет ночь. Собственная проницательность пугала ее. «Спасения нет — все неизменно, и все подчиняется пошлому року».

— Риччи наговорила всякой чепухи, — продолжала между тем мать Карлы, — сообщила, что они продали старую машину и купили новую… «фиат». «Знаете, — заявила эта особа, — мой муж стал правой рукой Пальони, ну, директора Национального банка… Пальони не может без него обойтись, он хочет сделать мужа своим компаньоном». Пальони здесь, Пальони там… Какая низость!

— Почему низость? — заметил Лео, посмотрев на любовницу из-под прищуренных век. — Что во всем этом низкого?

— А вам известно, — сказала Мариаграция, пристально глядя на Лео, словно призывая его хорошенько обдумать каждое ее слово, — что Пальони — друг Риччи?

— Это всем известно, — ответил Лео и припухшими глазами тяжело уставился на Карлу, безропотно смирившуюся со своей участью.

— И вам известно также, — отчеканивая каждый слог, продолжала Мариаграция, — что до знакомства с Пальони у этих Риччи не было ни гроша?… А теперь у них — своя машина!

Лео пожал плечами.

— А, вот вы о чем! — воскликнул он. — Не вижу тут большого греха. Бедные люди, устраиваются как могут.

Этим он словно поджег фитиль мины.

— Ах, так! — с насмешливой улыбкой сказала Мариаграция. — Вы оправдываете эту бесчестную женщину. Была бы еще красива, а то — кожа да кости, — женщину, которая беззастенчиво обирает друга, заставляет его покупать машину и дорогие платья, да еще умудряется устраивать карьеру мужа — не поймешь, то ли он дурак, то ли разыгрывает из себя дурака… Где же ваши принципы, Лео? Чудесно, просто чудесно!.. Тогда мне нечего больше сказать… Все ясно… Вам нравятся именно такие женщины.

«Начинается», — подумала Карла, вздрогнув от нестерпимой досады. Она прикрыла глаза и откинула голову назад — подальше от света лампы, от всех этих разговоров.

Лео засмеялся.

— Нет, откровенно говоря, мне нравятся другие женщины… — Он бросил быстрый, жадный взгляд на сидевшую рядом Карлу. «Вот какие женщины мне нравятся», — хотелось ему крикнуть любовнице.

— Это вы сейчас так говорите, — не сдавалась Мариаграция, — сейчас так говорите… А сами… когда встречаетесь с ней… к примеру, вчера в доме Сидоли, рассыпаетесь в комплиментах… И вдобавок глупых… Перестаньте, я вас знаю… Хотите, я вам скажу, кто вы такой? Вы — лгун.

«Начинается», — повторила про себя Карла. Как бы дальше ни протекал этот разговор, она уже знала, что привычная, тоскливая жизнь не изменится. А это — самое страшное. Она встала.

— Пойду надену жакет и сразу вернусь. — И, не оборачиваясь, чувствуя, как взгляд Лео, точно пиявка, впился ей в спину, вышла. В коридоре она встретилась с Микеле.

— Лео в гостиной? — спросил он.

Карла посмотрела на брата.

— Да.

— Я только что от секретаря Лео, — спокойно сказал Микеле. — Услышал от него тьму любопытных новостей; но самая любопытная — что мы разорены.

— Как это понимать? — в замешательстве спросила Карла.

— Как понимать? — повторил Микеле. — А так, что нам придется в счет долга отдать Лео виллу и без гроша в кармане отправиться куда глаза глядят.

Они посмотрели друг на друга. Микеле улыбнулся вымученной улыбкой.

— Почему ты улыбаешься? — сказала Карла. — По-твоему, есть от чего улыбаться?

— Почему? — переспросил он. — Да потому, что мне это безразлично… вернее, даже приятно.

— Неправда.

— Нет, правда, — сказал он и, не добавив больше ни слова, пошел в гостиную. Карла осталась одна, растерянная и немного испуганная.

Мариаграция и Лео все еще пререкались. Микеле уловил сердитое «ты», которое при его появлении мгновенно сменилось вежливым «вы», и усмехнулся с презрительной жалостью.

— Кажется, пора ужинать, — обратился он к матери, даже не поздоровавшись с Лео и не взглянув на него.

Но столь явное недружелюбие не смутило Лео.

— Кого я вижу! — воскликнул он с обычной приветливостью. — Садись сюда, Микеле… Мы так давно не виделись!..

— Всего два дня! — сказал Микеле, смерив его взглядом. Он старался быть язвительно-холодным, хотя в глубине души не испытывал ничего, кроме равнодушия. Хотел было добавить: «Чем реже, тем лучше», — но не нашелся вовремя, да и звучало бы это не очень искренне.

— Разве два дня это мало?! — воскликнул Лео. — За два дня можно много чего натворить.

Он наклонился к лампе, и его широкое, самодовольное лицо расплылось от восторга.

— О, какой у тебя красивый костюм! Кто его тебе шил?

Костюм был синий, хорошего покроя, но далеко не новый. Лео наверняка видел его не раз, но он так искусно польстил тщеславию Микеле, что тот сразу же забыл о своем намерении выказать Лео неприязнь и оскорбительную холодность.

— Ты находишь? — спросил Микеле, не сумев сдержать довольной улыбки. — Костюм старый, я его давно ношу. Знаешь, его шил Нино. — И, повернувшись, чтобы продемонстрировать Лео покрой спины, машинально оттянул борты пиджака, чтобы он лучше облегал фигуру. В венецианском зеркале, висевшем на противоположной стене, он увидел свое отражение. Да, покрой, несомненно, был великолепен, но Микеле вдруг показалось, что сам он выглядит нелепо и смешно и похож сейчас на расфранченные манекены с ярлычком цен на груди, неподвижно и тупо глядящие на прохожих с витрин больших магазинов. Ему стало не по себе.

А Лео рассыпался в похвалах.

— Хороший… очень хороший костюм.

Он наклонился и пощупал ткань, затем выпрямился и сказал, похлопав молодого человека по плечу:

— Наш Микеле — молодец. Всегда безукоризненно одет. Только и делает, что беззаботно веселится. — По тону и по ехидной усмешке Микеле лишь теперь догадался, что Лео ловко польстил ему, чтобы издевка вышла еще более злой. Но куда делся весь его гнев, который он еще так недавно испытывал к своему врагу? Растаял, как снег на солнце. Глубоко уязвленный собственным малодушием, он с досадой взглянул на мать.

— Как жаль, что сегодня тебя не было с нами! — сказала Мариаграция. — Мы посмотрели чудесный фильм.

— Неужели? — воскликнул он. И, повернувшись к Лео, самым сухим и едким тоном, на какой только был способен, проговорил: