Вадим Фролов - В двух шагах от войны

• Название: В двух шагах от войны
• Автор: Вадим Фролов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Мы топали через весь город, и Боря рассказывал мне про свою жизнь. Он был действительно маленький - мне по плечо, подстрижен под "полубокс", но, как ни голодно было, выглядел все равно каким-то кругленьким.

- Что д-делать? - говорил Боря. - Н-не знаю. К-как дармоед д-дома сижу...

Я ничего не мог ему сказать. Я и сам себя дармоедом чувствовал.

В первой же палате Аня объявила:

- Сейчас расскажет стих Дима Соколов из Ленинграда.

И я неожиданно для себя, даже не задумываясь, прочел "На холмах Грузии". Я кончил читать, и было тихо, очень тихо. Я посмотрел на Аню. Она стояла, прислонившись к двери, и лицо у нее было такое, будто она и не слышала, что я читал. А раненые - их было человек двадцать в этой палате смотрели на меня. И никто не хлопал.

- А еще, еще, паренек, - сказал один из них, - про Питер, а?

Не знаю, что на меня нашло, но я, проглотив какой-то комок в горле, начал:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит...

И дальше. А потом в середине я забыл. Забыл, и все тут. А раненые хлопали, кто как мог, и кричали: "Еще, давай еще..." А я больше не мог и выскочил в коридор. Дверь в палату оставалась открытой, и я слышал, как Аня спела "Синий платочек", а Лиза пела частушки про Гитлера, и им тоже очень громко аплодировали. Потом странный такой парень Коля - его почему-то называли Карбасом, и он, по-моему, даже не из нашей школы рассказывал разные байки, и раненые хохотали. А после него - под Антонов баян - зло и лихо отбивал чечетку Арся Гиков.

Аня вышла в коридор, подошла ко мне, и голос у нее задрожал, когда она спросила:

- Ой, Димка, Димка, что делать будем?..

Я удивленно посмотрел на нее.

- В той палате, - она показала вдаль по коридору, - в той палате... Антона отец лежит. А Антон ничего не знает...

- Что?!

- Да, - сказала она. - Он почти все время без сознания, а когда в себя приходит, ничего не помнит. Они там, - она кивнула на палату, где выступали ребята, - еще долго будут. Пойдем.

У окна на крайней койке лежал пожилой мужчина. Лицо серо-землистое, глаза глубоко запали, а веки плотно сомкнуты, и нос острый. И даже не видно было, дышал он или нет.

- Он же мертвый, Аня, - сказал я тихо.

- И мертвый не мертвый, и живой не живой, - отозвался лежавший рядом молодой паренек, - третью неделю из-под самого Мурманска в себя не приходит. И как звать, неизвестно, и кто такой, неизвестно: документов при нем никаких не было. Видать, в разведку шел, когда шарахнуло. Морячок тут один был, легко раненный, уже выписался, говорил: под землей и камнями его нашли, только сапоги с подковками торчали.

- Аня, это точно он? - спросил я.

Она молча кивнула.

- Ты что, сестренка, его и взаправду знаешь? - спросил паренек. То-то я смотрю, ты когда заходила на днях, как его увидела, так сразу и выскочила. Начальству хоть доложила?

- Сегодня только сказала, - виновато ответила Аня. - Не уверена была...

- Родня-то есть? - спросил другой раненый.

- Жена есть, - сказала Аня, - и сын. Он здесь. Нет, не он, не Дима, добавила она, когда все посмотрели на меня.

- А сын-то знает?

- Нет еще, - ответила Аня, - мы его сейчас сюда приведем. Так вы уж...

- Понимаем, - сказал молодой, - понимаем, сестренка.

Мы вышли. Ребята и впереди Антон с баяном через плечо шли по коридору.

- Аня, - быстро сказал я, - может, не надо сейчас?

- Да? - спросила она зло. - А дальше что?

И пошла навстречу Антону.

- Ребята, - сказала она, - вы идите в тридцать восьмую, а мы сейчас придем.

Она придержала Антона за рукав. Я, честно говоря, хотел уйти - тяжело все это было, - но посмотрел на Аню и остался.

- Тоша, - сказала она, - Тоша, ты не сердись...

Я впервые слышал, чтобы Антона назвали так, но сейчас меня это даже не удивило.

- Н-ну? - спросил Антон.

- Тоша, пусть они идут, а мы сюда зайдем, ладно?

- Зачем? - спросил Антон. - Они же там без меня не смогут. - Но тут же, глянув на Аню, весело сказал: - Эх, Анка! Чего я ради тебя не сделаю...

И он развел баян во всю ширину.

- А потише нельзя? - услышали мы сзади строгий голос.

Мы обернулись. Перед нами стоял высокий, совсем седой мужчина в белом расстегнутом халате. Под халатом - военная гимнастерка, а на ее петлицах медицинская эмблема и две шпалы. Военврач. Он внимательно оглядел нас, потом спросил Аню:

- Который?

Аня молча показала на Антона.

- Так, - сказал военврач, - вот что, дружок, - он положил руку на плечо Антона, - ты, я вижу, настоящий мужчина, а в жизни, точнее, на войне всякое бывает. - Он посмотрел на Аню. - Ты сказала ему?

Аня отчаянно замотала головой.

- Так. Ну, тогда держись, дружок, - сказал майор, - там, в этой палате, твой отец... кажется.

Антон выпустил из рук баян, и он, повиснув на плече, растянулся во всю длину, издав протяжный, глухой вздох. Военврач снял баян с плеча Антона, осторожно сдвинул мехи и поставил баян на подоконник.

Я смотрел на Антона - он крепко сжал губы, и мне показалось, что у него даже потемнели глаза. Военврач обнял его за плечи, и они вошли в палату.

3

Арся лежал на береговом угоре* набережной, опершись на локти, и, прищурив глаза, смотрел на Двину. Река серебрилась, играла, и в мерцающей дымке узкой полоской виднелся напротив берег Кегострова. Легкие разорванные облака плыли в белесо-голубом небе. Слабый и теплый ветерок нес с собой запахи реки, свежей травы, смолистых досок.

_______________

* См. словарь в конце книги.

Шли по фарватеру транспорты и рыболовные траулеры, сновали катера. Под берегом покачивались лодки, и мягкая волна дружелюбно подшлепывала их просмоленные днища. А над ними высоко в небе к Терскому берегу, наверно, на Мурман, тянет тройка тяжелых самолетов. И стремительно несется вниз по реке серый сторожевик, оставляя за кормой пенные буруны, и даже здесь, на берегу, отчетливо слышен ровный и мощный гул его моторов.

А солнце светит как ни в чем не бывало, и ветерок такой ласковый, мирный...

От сверкающей воды рябит в глазах, и у Арси начинает кружиться голова. А раньше-то, до войны, не кружилась... Интересно, дадут сегодня матери хоть рыбешку эту - сайку?

Арся сплевывает в сторону тягучую слюну, ложится на живот и опускает голову на скрещенные руки. К чертям собачьим! Еще об этой тюленине думать. Сейчас притащится Колька Карбас и опять начнет ныть: "Надо же, в концы концах, чего-то делать! Таки здоровы парниши, а тут прохлаждаются. Чего мы, елки-моталки, воевать не сумеем, чо ли? Али ты, Арся, винтовку не удержишь? Али я не удержу? Я знаешь как стрелить могу?.."

"Принесло этого Карбаса на мою голову. Сидел бы там, в своей Мезени..." - злится Арся, но тут же одергивает себя: куда же ему деваться было? На отца похоронка пришла, старший брат где-то воюет, а мать... мать в море на рыбалке утонула. Никого у парня не осталось. А здесь, как он говорит, в Архангельском городе, тетка у него какая-то, все свой человек.

И связались они с ним странно: идет длинный, тощий, как скелет, по Поморской, а в руках - связка рыбы, селедка беломорская, жирная. На рынок топает, шкиля. Еще и рыбкой помахивает.

- Ты! Дай хоть одну, - сказал Арся.

- Хотишь?

- А пошел ты... спекулянт!

Парень не обиделся. Он наклонился и посмотрел Арсе в глаза.

- Голоду-у-ха, - сказал он сокрушенно, сунул Арсе всю связку и, не оглядываясь, ушел.

Потом они встретились случайно, и Арся сказал:

- Ты, длинный, не сердись. Рыба твоя вкусная была.

- Ну, - сказал длинный.

- Как звать-то тебя? - спросил Арся.

- Колька мы. А вообще-то, Карбасом дразнят... робята.

- Мезенский?

- Ага! Как узнал-то?

- Говоришь так.

Они подружились.

Арся учился, а Колька Карбас работал в порту. Арся удивлялся: хилый вроде, а мускулы как налитые и кулаки - как гири. "Может, и мне в порт податься? - подумал Арся. - Только возьмут ли? Еще пятнадцать только".

Приплыл Карбас, плюхнулся рядом в траву. Сейчас начнет душу выворачивать. Но Карбас молчал, сопел только.

- Чего сопишь? - спросил Арся.

- А ты чего загорашь? - хмуро бросил Колька.

- А что делать-то?

- Есть хочешь? - спросил Колька.

Арся сел и зло посмотрел на Карбаса.

- Жрать хочу! Жрать! Понимаешь?!

- Не ори, - сердито сказал Колька, - подумашь, он один голодный. В концы концах...

- "В концы концах", "в концы концах"! - заорал Арся и встал на четвереньки. - Ты чего, по-русски говорить не умеешь? Чего придуриваешься? "Подумашь"... "загорашь"... Карбас мезенский!

Колька оторопело посмотрел на него.

- Почто дразнисси? - спросил он удивленно.

- Ладно, не сердись, - тихо сказал Арся и снова лег на траву, - тошно мне, понимаешь?

Колька молча кивнул, порылся в карманах и сунул в руку Арсе две вареные картошины.

- На, - сказал он смущенно, - тетка где-то промыслила.

Две маленькие, теплые, серые картофелины лежали на ладони... Арся сглотнул слюну. Потом рывком сел, ожесточенно потер лицо и, не глядя на Кольку, съел обе картофелины прямо с кожурой. Потом они долго лежали молча.