Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes)

• Название: Псы Господни (Domini Canes)
• Автор: Александр Уралов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Это роман об Апокалипсисе, о науке, — роман о вере, роман о том, кто мы есть… и о том, что ждёт всех нас в темноте. И если Вам станет страшно, значит во вкрадчивой тишине пустых улиц Вы тоже услышали приближающееся: «…с-с-с-с-с…ш-ш-ш-ш-ш…..с-с-с-с-с…» — и Вы молча переглянетесь с авторами, понимающе щуря глаза — да, теперь Вы тоже обладаете знанием. Вот только спасёт ли оно нас?

---

— Добрый день! Дамские мастера свободны? — спросила она полненькую молодую администраторшу. На бэджике крупными буквами красовалось «Лидия». Видимо по причине всеобщего кризисного состояния дел, клиенты в салоне отсутствовали, что, впрочем, не улучшало настроения Лидии. Но Анну не смутило недовольное выражение лица администраторши — ей вдруг очень захотелось поухаживать за собой — любимой, единственной, неповторимой… и — увы! — не очень-то счастливой в последнее время.

— Девочки-и-и, кто возьмётся за работу? — громко завопила Лидия, не выползая из-за стойки обслуживания. Племянница хозяина салона могла позволить себе некоторые вольности и иногда расслабиться. Тем более что клиентка её не впечатлила.

Миловидная мастер показалась в дверях женского зала:

— Проходите, пожалуйста. Что будем делать?

Анна взглянула на бэджик: «Татьяна».

— Подровняйте стрижку: удлинённое каре до плеч, и легкую укладку, Таня.

С наслаждением откинувшись в кресле для мытья головы (ноги всё-таки устали от прогулки!), Анна вверила свою растрёпанную ветром шевелюру рукам миловидной Тани. Девушка ловко смочила волосы, нанесла шампунь и начала нежно массировать голову клиентке. И внезапно… — о, нет! только не это, не сейчас! — в мозг яркой вспышкой впились иглы тоски, тревоги и разочарования.

…Таня скучает по своему парню, он уехал (учиться? работать?) далеко и надолго

…он пишет и звонит всё реже и реже,

…в глубине души девушка

…знает знает знает

…что

…никогда не увидит его,

…никогда никогда

…холодно об этом нельзя думать холодно

…но не может — не хочет?

…как жить? с чем жить? смириться?

…он ТАК целует её… он… он… такой…

…она помнит всё — он лучший лучший

…других… других… других не было

…мечется, как птичка в клетке, запутывается всё больше и больше

…милые, милые терзания обманутой молодости и отвергнутой любви…

…отвергнутой…

…милые…

…ЛЮБВИ!!!

…ЭТО УЖЕ Я, АННА, ДУМАЮ!

…ОСТАНОВИСЬ!!!

Кожа на кончиках пальцев рук стала чувствительной, как от ожога горячим маслом, губы пересохли, грудь налилась тяжестью, соски напряглись, низ живота заломило…

Усилием воли Анна захлопнула дверь в чувства чужого человека. Возмездием… наказанием будут головная боль, зуд где-то там — за висками, и — давление на глаза. Анна знала — сейчас в зеркале вместо серо-зелёного лучистого весёлого взгляда она увидит усталые темно-оливковые глаза 42-летней, умудрённой жизнью женщины. «Спокойно! Спокойно, Аня! Глубоко вздохнуть, и — не дышать! Всё, как в кабинете флюорографии… так… хорошо! А теперь медленно-медленно выдохнуть всё без остатка — все мысли, все чувства, все эмоции. Это не твоё, это чужое — отпусти! Вот так… уже лучше… молодец».

Таня оказалась отличным мастером: волосы Анны ложились идеально, именно так, как ей хотелось. Девушка о чём-то щебетала во время работы, но Анна сидела в кресле, изредка машинально кивая в ответ и думая о своём.

Последнее время что-то тревожило Анну. Она не находила себе места, тоска наваливалась с новой силой. Время от времени у неё появлялось желание всё бросить и уехать куда-то… но инерция размеренного существования, — стабильного, пусть и небольшого, дохода, — неуверенность в своих силах, удерживали её. Элементарный страх перемен и потребность в переменах разрывали её надвое. Можно было списать это на запоздавшую весну, но своим внутренним зрением Анна видела: что-то не так, что-то должно произойти! Это пугало, не давало покоя ночью, зудело в висках днём.

— Волосы подкрасить не желаете? — Анна вздрогнула от неожиданности. Таня заботливо улыбалась в зеркало из-за плеча. — Корни у вас седые совсем.

— Нет, спасибо, Танечка. Я уж сама, дома. Дорого краситься… в салоне-то.

— Да, цены у нас, конечно… ну вот — готово! Рассчитаетесь у Лиды на «рецепшене».

— Благодарю, Таня. — Анна внимательно посмотрела в глаза девушке — Удачи вам, милая… в вашей любви!

— Спасибо… — голос у мастера внезапно дрогнул, — приходите к нам ещё.

Колокольчик над закрывающейся дверью прощально звякнул. Таня прислонилась к стойке администратора.

— Какая клиентка, а? Я бы целый день с ней работала.

— Ничего особенно! — Администратор недоумённо пожала плечами. — Толстуха, а корчит из себя благородную даму. А на лице написано — одинокая… и денег вечно нет. Чего её к нам занесло?

— Дура ты, Лидка! — Таня вздохнула и вернулась в зал приводить в порядок рабочее место. «Если вечером позвонит Игорь — соглашусь встретиться. Сколько можно по Валерке тосковать?»

— Да, Лидуся, ты не права! — стилист-визажист «голубоватый Эдик» небрежно развалился в кресле. — Совершенно обворожительная женщина. И куда только мужчины смотрят?

— На тебя, Эдичка, — ехидно фыркнула администраторша.

Пенсионерка Мария Васильевна охотно вмешалась в разговор. Бывшая учительница литературы сейчас подрабатывала в салоне уборщицей и готовила горячие обеды для персонала.

— Эх, молодёжь! Встречала я раньше таких женщин, — редкий по нынешним временам тип: внешне мягкий, беззащитный, слабый на первый взгляд. А внутри у них — стержень стальной. Такой, знаете ли, сгибаемый, но не ломающийся. То есть по жизни — доброта, понимание, отзывчивость. А в минуты экстремальные — откуда что берётся? Тогда этот стержень любые нагрузки выдерживает. Это тоже сила, но другая — её не видно. Вот у меня, у одной девочки в классе мамочка была, на ЗиКе работала, конструктором… красавица женщина! Так она…

— Ну, попёрло! «Вот какие мы были когда-то! Мы в ваши годы!» Это всё было… было и прошло, Марья Васильевна. Сейчас совсем другое время! Обедать-то будем? — вмешалась Лида, недолюбливающая чересчур грамотную уборщицу, напоминавшую ей классную руководительницу, называвшую её «фифой». Вот и надраивай теперь полы… а «фифа» в люди выбилась!..»

Да, вполне быть может, что этот текст криво написан! Критики вы литературные, эстеты хреновы… тьфу! А вот не верю я вам!!! Вас-то нет никого. А я — здесь! Я ЗДЕСЬ! Теперь именно я — единственная в мире писательница… и читательница тоже, да!

Она отхлебнула немножко холодного растворимого какао из керамической кружки, вздохнула, машинально поправила волосы и продолжила…

«…Анна свернула с шумной улицы в арку. Двор был заставлен машинами. За день дворники подмели территорию и побелили штакетники. На деревьях зеленели набухшие почки, нежная травка освежила затоптанные газоны. Двор выглядел нарядным и праздничным, но ощущение внутренней тревоги не проходило. Она вдруг вспомнила, что хотела зайти в магазин, купить что-нибудь на ужин. В холодильнике почти пусто. Но было лень возвращаться. Анна поднялась на свой второй этаж и открыла дверь квартиры. Тихо. В комнате Вовки порядок — уезжая, сын прибрал свои вечно разбросанные вещи.

Помешивая ложкой какао в любимой кружке, Анна подошла к окну. Окошко Вовкиной комнаты глядело во двор. Но кухня и комната Анны с лоджией выходили окнами на проезжую часть улицы Московской, тянущейся вверх, в Московскую горку. Хорошо — дом на пригорочке, это уже, считай, по высоте мой второй — как обычный третий этаж! Все первые этажи здесь, на Московской горке, заняты магазинами, салонами, конторами и ещё бог знает чем. Шумно, суетливо, мегаполисно…

И только под утро на два-три часа наступала благословенная тишина. Прихлёбывая горячий напиток, Анна задумчиво смотрела на проезжавшие внизу машины.

Муж всегда всё решал сам. И всегда всё делал так, как говорил. Он всегда считал, что поступает правильно, по-мужски. Сказал — точка! «В этом сила духа настоящего мужчины, — говорил он, — приняв решение доводить дело до конца. Чего бы это ни стоило».

Да! Чего бы это ни стоило…

…всегда…всегда… ох, дурачок…

…дурачок!

Развод. Он так вдруг решил. Три года назад. Ему это ничего не стоило.

Ей было 39 лет, а сыну 19. Парень заканчивал в университете второй курс дневного факультета. А теперь они с сыном остались вдвоём… одни.

Спустя год одиночества Анна вдруг почувствовала — ещё немного и жить просто не останется сил. Надо было что-то менять. Однажды февральским субботним утром она села за компьютер, открыла новый текстовый файл, и… пальцы замелькали над клавиатурой. Слова складывались в строчки. Строчки — в стихи и рассказы.