Николай Гейнце - Людоедка

• Название: Людоедка
• Автор: Николай Гейнце
• Жанр: Историческая проза

Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».

---

Как должен он поступить? Вот вопрос, который страшно волновал «особу».

«Конечно, — думал «его превосходительство», — он не явится обличителем и грозным судьей над Дарьей Николаевной, что будет равносильно признанию отсутствия в нем проницательности, качества, которым он так дорожил и которое считал главным основанием сделанной им блестящей карьеры».

Признаться в этом равносильно было, по его мнению, самому сойти с того пьедестала, взобраться на который ему стоило столько сил и трудов.

«Но Костю надо спасти от нее, — решила «особа». — Костя поручен мне моим покойным другом… За него я отвечу перед Богом… А с ней я порву всякое сношение… Я отдалюсь от нее… И если что обнаружится, я буду молчать, но не буду потворствовать… Можно будет даже постепенно подготовлять почву для того, чтобы изменившийся мой взгляд на нее сочли результатом собственных наблюдений».

К этому решению пришел «его превосходительство» в тот момент, когда в кабинет вошел Костя, в сопровождении Тамары Абрамовны.

— Здравсвуй, Костя… что скажешь?.. — встретил его обычной фразой старик и подал руку, которую Костя, по привычке детства, облобызал.

— А вот вы послушайте-ка, ваше превосходительство, что он скажет… — с ударением заговорила старушка.

«Особа» пугливо перенесла свой взгляд с молодого человека на Тамару Абрамовну и обратно.

— Что же, скажи, скажи… Я готов выслушать… — заторопился «его превосходительство».

— Да уж и скажет… Такие порасскажет вещи о вашей добродетельной Дарье Николаевны, что волос дыбом встанет на голове.

Она остановилась и невольно посмотрела на почти лишенную волос голову «особы», вероятно найдя свою фразу несколько неудобной. «Его превосходительсво», между тем, как-то машинально провел рукою по своему оголенному черепу.

— Вы дозвольте ему сесть, ваше превосходительство… Малый на ногах не стоит… Уходила его ваша любимица…

— Конечно, садись, Костя, садись… — еще более заспешила «особа».

— Ничего, я могу и стоять… — начал было молодой человек, но Тамара Абрамовна перебила его:

— Садись, коли говорят, речь твоя долга будет, все, слышишь, все доложи его превосходительству.

Она взяла его за руку, насильно подвела к одному из кресел и усадила в него.

— Говори, говори, не совестись… Сколько лет скрывал и покрывал свою тетю… Эту… прости, Господи…

Старушка снова не выговорила подобающего, по ее мнению, прозвища Дарье Николаевне.

«Особа» тоже села в кресло у письменного стола и видимо приготовилась слушать.

Тамара Абрамовну стояла у кресла, на котором сидел Костя, положив руку на резную высокую спинку.

— Говори же, говори, все говори… обратилась она к Косте.

Тот поднял на нее умоляющий взор, но встретился со строгим, повелительным взглядом старушки, откашлялся и начал. По мере того, как он рассказывал во всех подробностях мельчайшие эпизоды домашней жизни Салтыковой, как в Москве, так и в деревне, он воодушевлялся, и голос его, вначале слабый и робкий, приобрел силу. Его речь стала последовательнее, он, видимо, припоминал, рассказывая, все им виденное, слышанное и перечувствованное. Это были как бы твердые, непоколебимые выводы добросовестно и всесторонне произведенного следствия.

«Особа» слушала все внимательнее и внимательнее. В уме ее не оставалось сомнения в своей ошибке относительно этой женщины, и совесть громко стала упрекать его за преступное потворство, почти содействие этому извергу в человеческом образе. По мере рассказа, его превосходительство делался все бледнее и бледнее, он нервно подергивал плечами и кусал губы. Когда Костя дошел до последнего эпизода с ним самим, голос его снова задрожал и он на минуту остановился.

— Говори, говори, не стыдись, меня, бабы, не стыдился, так какой же стыд перед его превосходительством… Не тебе стыд, ей, — ободряла его Тамара Абрамовна, торжествующим взглядом окидывая своего совершенно уничтоженного превосходительного господина-друга.

Костя, ободренный старушкой, продолжал свой рассказ, не преминув, конечно, сообщить о своей любви к Маше и о невозможности теперь посмотреть ей прямо в глаза. Этим он и объяснил причину своего бегства из дома Дарьи Николаевныи настойчивое нежелание возвращаться в него.

«Особа» и Тамара Николаевна, однако, и теперь не обратили на эту романтическую часть рассказа юноши внимания, поглощенные остальными ужасающими подробностями его повествования. Когда Костя кончил, в кабинете воцарилось молчание Его превосходительство сидел в глубокой задумчивости, изредка произнося односложное:

— Да, да…

Тамара Абрамовна продолжала смотреть на него с видом победительницы. Костя тихо плакал.

— Ну, что же вы теперь скажете, ваше превосходительство?.. — первая начала старушка. — Не права я?

— Да, да, случай, можно сказать, случай, — не отвечая прямо на вопрос, заметила «особа», разведя руками и вставая с кресла, причем полы халата раскинулись было, но тотчас ею поправлены.

— Случай, — иронически повторила Тамара Абрамовна. — Хорош случай, это черт знает что такое, а не случай…

— Это верно, это ты справедливо, Тамара Абрамовна, это на самом деле черт знает что такое… — согласился его превосходительство, медленно ходя по кабинету.

— Так неужели же, ваше превосходительство, вы и теперь будете заступаться за эту…

Старушка снова не договорила.

— Нет, как тут заступаться, заступаться нельзя, я и сам уже все это взвесил и обдумал. За последнее время я приглядывался к ней и прислушивался к ходившим толкам, для меня все это не новость, я уже сам изменил о ней свое мнение… Моя проницательность меня не обманула.

Тамара Абрамовна чуть заметно улыбнулась. Его превосходительство не заметил этой улыбки или сделал вид, что не заметил ее и продолжал:

— Я давно это вижу, давно, но молчу до поры, до времени; тут есть одно соображение, соображение… с важностью заметила «особа».

— Соображение соображением, а что же мы будем делать с Костей? — строго спросила старушка.

— С Костей? Ах, да, с Костей… — остановился даже его превосходительство.

— Да, с Костей, ведь не возвращаться же ему в этот вертеп.

— Да, да, конечно, ему не следует возвращаться. Пусть у меня живет, ты его устрой, Тамара Абрамовна; там, около твоей комнаты, есть, кажется, свободная…

— Свободных-то комнат у нас хоть отбавляй, найдутся, а как же ему со службой… Ведь она и туда будет к нему шастать…

— Об этом я сам распоряжусь, а затем переведу его в Петербург на службу, там он будет жить у одного моего друга… Я ему дам письмо…

— Это вот дело, ваше превосходительство, а пока мы его здесь скроем от ее загребистых лап… Уж здесь-то ей его не добыть…

— Еще бы, под моим крылом… — важно заметила «особа».

— А ее-то поступки неужели так и останутся безнаказанными на этом свете? — спросила Тамара Абрамовна.

— Нет, конечно, не останутся… Ничто не остается безнаказанным, — изрек его превосходительство.

— Вы бы, ваше превосходительство, ее пугнули, что на нее глядеть, не весть как и в люди-то вышла… С ней можно за милую душу расправиться.

— Не время, матушка, не время теперь. На все нужно время… Есть у меня соображения…

— А пока вы будете соображать, сколько она еще народу изведет, сколько человеческих душ загубит…

— Это уж не от меня, это от Бога… — меланхолически заметила «особа».

— А начальство зачем, для чего приставлено, как не для того, чтобы всякому злу препятствовать…

— Не твоего это ума дело… — рассердился вдруг его превосходительство. — Препятствовать! Как тут препятствовать, ведь она Салтыкова…

— Что же, что Салтыкова, важное кушанье…

— Ну вот, понесла околесную, и видно сейчас, что ты баба, да еще дура… В Петербурге у нее родственники такие, что и не такому как мне шею сломят…

— Они, чай, все и знать ее не хотят… — отпарировала Тамара Абрамовна, не обратив внимание на пущенную по ее адресу «дуру».

— Может быть, а за честь фамилии, которую она носит, вступятся… Вот что… Говорю тебе, есть у меня соображение… Не суйся не в свое дело… Займись лучше Костей…

Константин Николаевич, не принимавший участия в разговоре, сидел понуря голову на кресло. Он думал о Маше. Что с ней будет без него, в этом логовище женщины-зверя?

— Эх, вы тоже власть имеете, а всего что ни на есть трусите!.. — воскликнула старушка и махнула рукой. — Пойдем, Костя, — обратилась она к молодому человеку. Тот послушно встал и последовал за Тамарой Абрамовной.

VIII ЕЩЕ ЖЕРТВА

В то время, когда происходила описанная нами сцена в кабинете «власть имущей в Москве особы», Дарья Николаевна Салтыкова уже встала, оделась тщательнее обыкновенного и занялась хозяйственными распоряжениями. На нее снова, как говорили дворовые, нашел «тихий стих». Она была на самом деле в прекрасном расположении духа и даже говорила со всеми ласковым, медоточивым голосом. Происходило это от приятно вчера проведенного вечера и от предвкушения сладости сегодняшнего второго свидания.