Андрей Серба - Тихий городок

• Название: Тихий городок
• Автор: Андрей Серба
• Издательство: Издательство ДОСААФ СССР
• Жанр: О войне
• Год: 1989

Сборник включает остросюжетные повести «Секретные имперские дела» Е. Федоровского, «Взрыв на рассвете» и «Тихий городок» А. Сербы, «Бумеранг» С. Демкина. Герои произведений — люди разных военных профессий. Это и казаки-пластуны, предотвращающие вместе с контрразведкой создание гитлеровцами агентурной антисоветской сети, и разведчики, сумевшие значительно оттянуть сроки создания фаустпатронов, и чекисты, содействовавшие срыву плана превратить Турцию в открытого союзника фашистской Германки. Всех их объединяет верность долгу перед Родиной, высокий профессионализм, мужество и героизм.

---

Остановившись у входа, эсбист дал знать о себе условленным стуком и, услышав изнутри хриплое: «Заходь!» — рванул дверь на себя. Свет в землянку проникал только через маленькое, серое от слоя пыли оконце, потому в ней обычно горела керосиновая лампа. Сейчас она была погашена, в помещении царил полумрак. Под оконцем стоял небольшой столик, напротив него низенький топчан.

— Собственной персоной, друже? — проговорил лежавший на топчане мужчина, суя под подушку парабеллум, только что наставленный на дверь. — Не иначе, важное дело?

Промолчав, Шершень подошел к столу, вытащил из-под него дубовый обрубок, заменяющий стул, уселся лицом к топчану. Лежавший сбросил босые ноги на земляной пол, тоже сел, согнувшись пополам, чтобы не удариться головой о нары. Почти двухметровый рост, длинные жилистые руки, кулаки величиной с детскую голову… По-бабьи безусое лицо, вздернутый конопатый нос, толстые губы, пустые, лишенные осмысленного выражения глаза.

Это был один из довереннейших людей Шершня эсбист-террорист Махоматский, теперешнее псевдо Бугай. Полнейшее умственное ничтожество, не прочитавший в жизни ни единой печатной строчки, он обладал двумя высоко ценимыми при его ремесле качествами: редким даром перевоплощения и отсутствием жалости. К жертвам, указанным ему СБ, Махоматский, в зависимости от обстоятельств, являлся в самых различных обличьях: придурковатым хуторским дядькой с мешком на одном плече и с кошелкой, полной гогочущих гусаков, на другом; крикливой сельской бабой с выводком хнычущих детей на руках и вокруг себя; раненым капралом Войска Польского, ищущим свою потерянную в вихре войны семью.

— Когда и кого? — без всяких предисловий спросил террорист, притягивая руку к бутыли с самогоном, высящейся на столе.

— Завтра. Командира аковской бригады Хлобуча.

Махоматский поднял бутыль над головой, задрал кверху лицо, открыл рот. Самогон тонкой струйкой полился ему в горло.

— Где? — поинтересовался он, ставя посудину у ног на пол.

— У командира батальона той же бригады поручника Сивицкого. Хлобуч приказал ему передислоцировать батальон к штабу бригады, а поручник сообщит ему, что жовнежи отказываются повиноваться этому приказу. Хлобуч, естественно, явится в батальон наводить порядок. А тут уже дело за тобой.

— Этого… Сивицкого… тоже? — Махоматский провел ребром ладони по горлу.

— Нет. Наоборот, сработаешь с ним в паре. Сивицкий в бригаде — это мои глаза и уши. Кто или что требуется тебе для выполнения акции?

— Пара пулеметов. Прикрыть отход в случае шума.

Махоматский снова протянул руку к бутыли, однако Шершень придержал его за запястье.

— Передохни малость. — Шершень шумно нюхнул воздух землянки, брезгливо сморщил нос. — Знаешь, друже, тебе надобно проветриться… В лес на пару часиков сходить.

— Кого? — коротко осведомился Махоматский.

На миг Шершень замешкался с ответом. Может, не стоит? Все-таки свой человек и к тому же неплохой фельдшер… Нет, никакой сентиментальности! Кто знает, кому и при каких обстоятельствах может еще проболтаться Юлий Остапович о смерти сына полковника Чумарзина, поставив этим начатую Шершнем операцию на грань провала? А заставить человека молчать есть лишь один верный способ.

— Нашего лекаря знаешь?

— Угу.

— Сейчас пойду к нему на перевязку и заодно скажу, что его ждут в сотне Щура к раненому. Проводником назначу тебя… Можешь его далеко не заводить. Но тело спрячь так, чтобы никто из своих случайно не наткнулся.

Шершень отпустил руку Махоматского, и тот без промедления приложился к горлышку бутыли…

10

Николай Николаевич пропустил гостей мимо себя в прихожую, указал им рукой на вешалку.

— Раздевайтесь, господа.

Но вошедшие, словно не слыша его слов, остановились посреди прихожей и молча ждали, пока генерал закроет дверь на засов.

— Чего стоите, господа? Раздевайтесь, — повторил свое приглашение Николай Николаевич, заканчивая возню с засовом и поворачиваясь к гостям.

— Простите, ваше превосходительство, но мы пришли по делу, — сказал Сухов, доставая из кармана плаща небольшой опечатанный пакет и делая шаг к Николаю Николаевичу. — Нам велено передать вам официальное послание от генерала Колобова. Прошу принять, — и полковник с легким поклоном протянул пакет Дубову.

— От Еремея Владимировича? — оживился Николай Николаевич, беря пакет и не торопясь его распечатывать. — Давненько его не видывал! Как он себя чувствует, а?

— Ваше превосходительство, прошу извинить меня еще раз, но мы присланы по делу, — повышая голос, проговорил Сухов. — Нам велено ознакомить вас с письмом, направленным генералом Колобовым в ваш адрес. Дело в том, что генерал обращается к вам как председатель суда офицерской чести.

Николай Николаевич застыл с наполовину открытым ртом, правая рука с пакетом, который он собирался сунуть в карман, повисла в воздухе. Его обычно бледное лицо стало покрываться румянцем, он перевел взгляд с Сухова вначале на уставившегося себе под ноги войскового старшину Гурко, затем на стоящего со строгим, непроницаемым лицом Игоря Мещерского. Однако те молчали.

— Та-а-ак, господа, та-а-ак, — нараспев заговорил Николай Николаевич, порывистыми движениями пальцев вскрывая пакет. — Вот что, значит, привело вас ко мне. — Он достал из разорванного пакета сложенный вдвое лист бумаги, развернул, пробежал по нему глазами. — Итак, уважаемый господин председатель желает лицезреть меня на предмет получения объяснений… Любопытно, каких же?.. — Он снова заглянул в полученное письмо. — Ах да, порочащих честь российского офицера! Что ж, мне самому будет интересно поговорить на сию тему с господином председателем суда.

Сухов приблизился к вешалке, снял с нее шинель с золотыми генеральскими погонами, протянул ее Николаю Николаевичу.

— Ваше превосходительство, нам приказано проводить вас на заседание суда. Оно назначено на девятнадцать часов. Рискую показаться неучтивым, однако вынужден поторопить вас.

— Приказано проводить меня? — Николай Николаевич насмешливо взглянул на Сухова. — Так сказать, явиться под конвоем… — Он оттолкнул руку полковника с протянутой ему шинелью. — Извольте обождать, покуда я переоденусь.

Развернувшись, Дубов направился в маленькую комнатушку, служившую ему кабинетом, и через несколько минут появился оттуда в парадной генеральской форме при всех регалиях.

— Я готов, господа.

Сухов было шагнул к двери, но остановился и, не глядя на Дубова, сказал:

— Ваше превосходительство, я не председатель и даже не член суда, однако… На вашем месте я простился бы с Елизаветой Федоровной. На всякий случай…

Николай Николаевич внимательно посмотрел на Сухова, поправил на голове папаху. Рука его при этом заметно дрожала.

— Искренне благодарен за совет, полковник. Представьте, мне, старому глупцу, даже не пришло в голову, что… Впрочем, чему удивляться? Нас, русских офицеров, после девятьсот пятого года учили, что внутренний враг намного опаснее врага внешнего. А насколько я смог понять по тону письма господина председателя суда, мне как раз предстоит держать ответ в качестве этого страшного внутреннего врага.

Дубов подошел к двери, ведущей в кухню, тихо позвал:

— Лизонька! — Когда на пороге с вязанием в руках появилась его жена, он, надевая шинель, спокойным будничным голосом сказал: — Лизонька, голубчик, мне надобно отлучиться с господами по важному делу. Возможно, даже придется у них заночевать… Сама понимаешь, комендантский час. Так что не волнуйся. Хорошо? — Николай Николаевич притянул жену к себе, хотел поцеловать, но в последний момент что-то его удержало. Губы генерала сжались, брови сошлись на переносице. Было видно, что он пытается разрешить какой-то важный для себя вопрос. Но вот его лицо приняло прежнее ласковое выражение, он осторожно погладил жену по голове.

— Лизонька, у меня к тебе будет просьба. Если я до завтрака… гм… не вернусь, сходи, пожалуйста, к одному из моих знакомых. У меня завтра утром назначена с ним встреча, и если я не приду, это может плохо сказаться на его делах. А мне очень не хотелось бы этого. Голубчик, сходи к нему вместо меня. Обязательно. Обещаешь?

— Конечно, Николенька. Раз ты просишь.

— Запомни фамилию — Шевчук. Ты его ни разу не видела и не знаешь, но я недавно тебе много о нем рассказывал. Помнишь?

— Шевчук, Шевчук, — дважды повторила жена и виновато посмотрела на мужа: — Николенька, я не представляю, о ком ты говоришь.

— Вспомни, Лизонька, вспомни тот день, когда я последний раз надевал свой парадный мундир. Ты еще спросила, почему я так поздно возвратился. Я стал тебе рассказывать о Шевчуке. Вспомнила? — с надеждой в голосе спросил Николай Николаевич.

— В тот день, в тот день… — напрягла память старушка. — Да, Николенька, вспомнила. Конечно, вспомнила. Шевчук… именно Шевчук. Но почему… — она удивленно взглянула на мужа.