Юрий Гончаров - Бардадым – король черной масти

• Название: Бардадым – король черной масти
• Автор: Юрий Гончаров
• Издательство: Центрально-Черноземное книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1967

Уголовный роман замечательных воронежских писателей В. Кораблинова и Ю. Гончарова.

«… Вскоре им попались навстречу ребятишки. Они шли с мешком – собирать желуди для свиней, но, увидев пойманное чудовище, позабыли про дело и побежали следом. Затем к шествию присоединились какие-то женщины, возвращавшиеся из магазина в лесной поселок, затем совхозные лесорубы, Сигизмунд с Ермолаем и Дуськой, – словом, при входе в село Жорка и его полонянин были окружены уже довольно многолюдной толпой, изумленно и злобно разглядывавшей дикого человека, как все решили, убийцу учителя Извалова. Ермолай, сразу признавший свои сапоги на нем, кинулся было их отнимать, остервенело закричал на человека, велел разуваться, но Жорка не дал, сказав, что все это разберет милиция, а пока ничего трогать нельзя, не положено.

Пойманного привели к сельсовету и там посадили на бревна, предназначавшиеся для ремонта крыльца и привезенные еще весной, так что теперь сквозь них росла трава и лопухи и кора была ободрана от долгого людского сидения. Топор, завернутый в газету, Жорка держал в руках и не отдавал никому до прихода милиции.

Весть о поимке убийцы разнеслась с быстротой невероятной, и всё новые и новые люди, бросая дела, бежали к сельсовету поглядеть на дикого мужика. С минуты на минуту ожидали Максима Петровича и Евстратова, а пока что стояли и дивились: что же это за человек и какими путями попал он в Садовое. Ему пытались задавать вопросы, но он, видимо привыкший к одиночеству, ошалел от многолюдства, сидел молча, и только слабая, не то застенчивая, не то идиотская улыбка временами, запутавшись во всклокоченной бороде, мелькала на его припухшем, по-детски округлом лице. …»

---

– Вот что, товарищ Кузнецов, – спросил Максим Петрович вдруг принимаясь одеваться, – не смогли бы вы нам указать то место в дубках, где останавливалась машина?

– За все просто, – сказал Петька. – Это место я очень даже хорошо запомнил.

– Ну, в таком случае… – Максим Петрович вопросительно поглядел на Костю. – Послушай, Костя… Будь добр, пойди поговори там с Марьей Федоровной, отвлеки ее… Ну, есть у нее попроси, что ли, скажи, что голоден ужасно… Не могу, понимаешь, не могу я сейчас тут отлеживаться, когда надо немедленно осмотреть малахинскую машину… Разодранный верх – это, знаешь ли…

– О-хо-хо! – вздохнул Костя. – Неблагодарная роль, черт возьми! По отношению к Марье Федоровне предательством даже попахивает, а? Ну, что ж, во имя святого дела, как говорится…

Глава шестьдесят вторая

Костя догнал Максима Петровича и Петьку, когда они были уже возле райотдела милиции. Обернувшись на крик и увидав его нескладно-длинную, размахивающую руками фигуру, Максим Петрович испытал неприятное стеснение сердца: ну конечно, так оно и есть – его бегство привело Марью Федоровну в сильное волнение и расстройство, и она требует его немедленного возвращения.

– Вспомнил! Вспомнил! – кричал запыхавшийся Костя, дожевывая оладушек, с губами, измазанными маслом И сметаной. – У Помяловского это, в «Очерках бурсы»! Бардадым! Бурсаки играют в три листика… Еще, помню, там такое словцо – «фаля»… «Фаля» вам не нужна?

– Вот что значит современное образование! – пробормотал Максим Петрович с улыбкой, однако не без некоторой зависти. – И параллакс, и гайковерт, и бардадым – что хочешь, все ему открыто… Может, ты мне еще ответишь, что такое «Эс-Эл»?

– «Эс-Эл»? – переспросил Костя озадаченно. – В каком смысле «Эс-Эл»?

– Да вот в таком… Две буквы: Эс и Эл – и всё…

– Эс-Эл… Эс-Эл… – повторил про себя Костя. – А где? На чем? А-а, это на том ключе, что на дворе у Изваловых нашелся? Ну, что могут означать эти буквы? Конечно, принадлежность… Например, Садовское лесничество…

– Лесничество Боркинским называется, Садовского – такого нет, – поправил Петька.

– Тогда… может быть, чье-то имя? Вы-то сами как думаете, Максим Петрович?

– Я? Я думаю… – сказал Максим Петрович действительно озабоченно. – Я вот сейчас о другом думаю – каким образом нам малахинскую машину оглядеть? Туда к нему идти? Не годится… Сюда ее вызвать? Потребуется объяснять – зачем, почему, что такое…

Первым из сотрудников милиции Максиму Петровичу встретился Державин. Он куда-то торопился по коридору, стуча каблуками по истертым, избитым доскам пола, с призвоном накаблучных подковок, но, увидав переступающего порог Максима Петровича, остановился, вглядываясь в него с крайним удивлением и как бы в сомнении – то ли это на самом деле, что видят его глаза?

– Вам же еще лежать и лежать. А вы поднялись!

– А ты что – доктор, что ли, что знаешь, лежать ли мне, ходить ли? – отшутился Максим Петрович, открывая дверь в свой кабинетик, размером чуть больше платяного шкафа.

Сев за стол, отдышавшись, вытерев лоб и шею платком, – болезнь оставила в Максиме Петровиче такую слабость, что совсем короткая дорога от дома, которую обычно он одолевал без всякого труда, сейчас исчерпала почти все его силы и кинула в обильный пот, – он позвонил начальнику автоинспекции и попросил немедленно вызвать в милицию шофера, что состоит при Малахине, и обязательно вместе с машиною. Если из райпотребсоюза спросят, – предупредил Максим Петрович, – зачем понадобились милиции шофер и машина, ни в коем случае не говорить, что они нужны следователю, а сказать что-нибудь вроде того, что автоинспекция проверяет сейчас документацию на автотранспорт и потребовалось уточнить кое-какие данные в учетной карточке и на малахинский ГАЗ-69. Для того чтобы эта мотивировка выглядела вполне правдоподобной, напомнить, чтобы шофер захватил документы на машину – технический паспорт и так далее.

– А кто, между прочим, у Малахина шофер? – спросил Максим Петрович под конец своего разговора с начальником автоинспекции.

– Лазутин.

– Лазутин? Это не тот ли, что когда-то прежде в МТС директора возил?

– Вот-вот, он самый!

– А как его зовут?

– Кажется, Сергей. Сейчас проверю… Ну да, Сергей. Сергей Васильевич.

– Знаю я его! – сказал Петька, слушавший телефонный разговор. – Щуплый такой, рыжеватый… Браконьерствует на реке, сети ставит.

– Сергей Лазутин… Эс-Эл! – задумчиво проговорил Максим Петрович, кладя на рогульки телефонную трубку. – Вот оно что, брат! – поглядел он на Костю с ехидцей. – Сергей Лазутин!

Он тут же вызвал Садовое, попросил сельсоветскую секретаршу срочно отыскать Евстратова. Участковый уполномоченный оказался неподалеку, и через пять минут Максим Петрович уже говорил с ним, подувая в трубку, ибо на линии были какие-то шумы, потрескивания, и голос Евстратова слышался невнятно, замусоренно.

– …помнишь тот ключ гаечный, что ты в малиннике на изваловском дворе нашел? Он так на подоконнике и остался? Да? Вот что, ты в дом войти сумеешь? В дом, в дом! Нет, те ключи от замков мы Изваловой отдали… Ты спроси у соседки, у тети Пани, – может, она ей оставила? Она, тетя Паня, у ней ведь вроде сторожихи… Словом, постарайся, но ключ гаечный надо добыть… Да, да, обязательно!.. Забери его, приходи с ним в дубки и жди нас, мы сейчас подъедем…

Едва опущенная на аппарат трубка прижала рычажки, телефон зазвонил.

– Лазутин явился, – доложил начальник автоинспекции.

– Иду, – ответил Максим Петрович.

Однако поднялся со стула он не сразу, немного повременил, как бы собирая в себе что-то. Он ничего не сказал ожидающе молчащим Косте и Петьке, они тоже не произнесли ни звука, но всех троих в эту минуту соединял какой-то единый нервный ток, и этот ток бессловесно передал ребятам то, что было у Максима Петровича в ощущении, невысказанным: что наступил момент, значительнее и важнее которого еще не было на всем немалом протяжении следствия. У Кости, наиболее чутко понявшего Максима Петровича, так даже побелели кончики ушей, и куда-то далеко на задний план отошла и спряталась сидевшая в нем со вчерашнего вечера, всю бессонную ночь и все это утро радость – что хотя он и не отыскал убийцу, но зато изменника и военного преступника, подлежащего заслуженной каре, он нашел с несомненностью.

Районная автоинспекция помещалась в соседнем доме. На дворе, как всегда, стояло несколько грузовых и легковых автомашин, и среди них – райпотребовский ГАЗ-69, из-за покрывающей его грязи сменивший свой природный зеленый цвет на серый.

Около ГАЗа никого не было, шофер, очевидно, находился в помещении.

– Ну, что я говорил! Вот, пожалуйста, видите – заштопано! – страшно довольный, что слова его подтверждаются, воскликнул Петька, вскакивая на подножку машины и указывая Максиму Петровичу и Косте на длинный, сантиметров тридцать, скрепленный суровыми нитками шов в передней части брезентовой крыши, как раз над водительским сиденьем.

– Машину-то надо в чистоте держать… Что ж так запустили? Всю дорожную грязь собрать хотите? – сказал Максим Петрович шоферу, появившемуся на дворе – на почтительных полшага позади начальника автоинспекции.

Лазутин выглядел таким, каким обрисовал его Кузнецов – щуплым, рыжеватым. Глаза у него – в бесцветных ресницах – были нагловатые, слегка навыкате. Он как-то не совсем естественно, заискивающе улыбался – той улыбкою, какою улыбаются на всякий случай, имея дело с властью и желая расположить ее к себе. Максиму Петровичу из-за этой своей улыбки он сразу же не понравился. В Лазутине он почувствовал тот противный ему тип вертких и скользких людей, у которых вся их жизнь, всё их жизненное устройство основаны, за неимением каких-либо других качеств, исключительно только на неискреннем угодничестве тем, кто сила, кто повыше, на всяческих маневрах и гибком лавировании. От таких людей, не раз убеждался Максим Петрович, чего-либо настоящего, прочного, бескорыстного – не жди. Они ведут знакомства, приятельства, бывают хороши и добры только там, где зависят, только если это как-то им выгодно, приносит пользу, может пригодиться. «Хозяину», у которого служат, они выказывают самую холуйскую и пылкую преданность, но лишь пока он «в седле», пока под ним не заколебалась почва. А как только это случается, такие люди становятся теми самыми крысами, что первые покидают тонущий корабль. Их пылкая преданность без промедления и задержек тут же выворачивается в нечто совсем обратное: они первые же отшатываются от своих еще вчера обожаемых «хозяев» и с тем же усердием, с каким они любили, они исполняют роль обличителей, радеющих якобы за одну только «правду и справедливость»…

Лазутин и Максиму Петровичу улыбнулся своей расчетливой улыбкой, – он, было видно, имел представление, с кем разговаривает, кто такой Максим Петрович, и без запинки соврал, что как раз собирался мыть машину, да вот – вызвали…