Юрий Гончаров - Бардадым – король черной масти

• Название: Бардадым – король черной масти
• Автор: Юрий Гончаров
• Издательство: Центрально-Черноземное книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1967

Уголовный роман замечательных воронежских писателей В. Кораблинова и Ю. Гончарова.

«… Вскоре им попались навстречу ребятишки. Они шли с мешком – собирать желуди для свиней, но, увидев пойманное чудовище, позабыли про дело и побежали следом. Затем к шествию присоединились какие-то женщины, возвращавшиеся из магазина в лесной поселок, затем совхозные лесорубы, Сигизмунд с Ермолаем и Дуськой, – словом, при входе в село Жорка и его полонянин были окружены уже довольно многолюдной толпой, изумленно и злобно разглядывавшей дикого человека, как все решили, убийцу учителя Извалова. Ермолай, сразу признавший свои сапоги на нем, кинулся было их отнимать, остервенело закричал на человека, велел разуваться, но Жорка не дал, сказав, что все это разберет милиция, а пока ничего трогать нельзя, не положено.

Пойманного привели к сельсовету и там посадили на бревна, предназначавшиеся для ремонта крыльца и привезенные еще весной, так что теперь сквозь них росла трава и лопухи и кора была ободрана от долгого людского сидения. Топор, завернутый в газету, Жорка держал в руках и не отдавал никому до прихода милиции.

Весть о поимке убийцы разнеслась с быстротой невероятной, и всё новые и новые люди, бросая дела, бежали к сельсовету поглядеть на дикого мужика. С минуты на минуту ожидали Максима Петровича и Евстратова, а пока что стояли и дивились: что же это за человек и какими путями попал он в Садовое. Ему пытались задавать вопросы, но он, видимо привыкший к одиночеству, ошалел от многолюдства, сидел молча, и только слабая, не то застенчивая, не то идиотская улыбка временами, запутавшись во всклокоченной бороде, мелькала на его припухшем, по-детски округлом лице. …»

---

Хотя звали Бориса, окрик, почувствовал Костя, был направлен ему. Он обернулся. Через улицу, разбрызгивая резиновыми сапогами грязь, размахивая руками, к нему бежал какой-то коренастый парень в распахнутой телогрейке, под которой синела матросская тельняшка…

Глава двадцать третья

– Борька! Оглох, что ль! Я за тобой вон аж откуда бегу… Приехал-таки, старик!

Парень налетел на Костю, с размаху ткнул кулаком в грудь, раскинул руки, чтоб облапить, заключить Костю в объятия, и только тут разглядел, что ошибся.

– Тьфу, черт! – сказал он изумленно, отступая на шаг. – Ну и похож же ты! Прямо как в одной форме отливали… Такая же сажень! Это дружок мой по флоту – Борька, Пичугин фамилия, – пояснил парень. – Мы на одном эсминце служили… Жду вот, я его сюда зазвал, должен приехать. Ну, бывает же так! – изумился он по поводу сходства еще раз, с веселым прищуром в рыжих глазах вглядываясь в Костю. – Вот уж похож так похож! А говорят – природа без повторений. Мать – и та б, наверно, обозналась… А ты не на флоте служил? Или с армии? Меня, между прочим, когда призывали, в сухопутные войска назначили, а потом – бац! – и на Тихий океан…

Костя ответил неопределенно, вроде того, что он и не с флота, и не совсем из армии, но неудержимо разговорчивый, быстрый на слова парень даже не выслушал его ответа – подобно младшему лейтенанту милиции Ельчику, он уже сложил себе мнение, что Костя – такой же, как почти все, кто появляется здесь, приехал начинать свою жизнь в гражданке, вот как приедет и его дружок по эсминцу – Борька…

– Что, не пустили? – кивнул парень в сторону гаража. – С жильем тут, брат, беда… Я, когда приехал, шесть месяцев так жил, что вспомнить тошно. И в вагончике, и в палатке даже… Зимой – представляешь? Печку нажжем докрасна, – кругом лес, дров хватает, – она, стерва, аж чуть не плавится, а ляжешь, понавалишь на себя барахла, какое только есть – одеял штуки три, полушубок, и все равно как собака мерзнешь, до самого нутра пробирает! Зимы тут знаешь какие? Будь-будь! Еще поглядишь… Да, давай познакомимся! – спохватился он. – Лешка меня зовут. Корчагин, – сунул он Косте жесткую, как из дерева, ладонь. – Тут, понимаешь, у нас так глядят: ГРЭС главное, ГРЭС надо в срок пустить, а все остальное, жилье там и прочее – это, дескать, не срочно. Уж который год тут стройка, а видал – сколько народу до́ се по вагончикам? В общежитиях теснотища, начнут ребята на собрании говорить, а им в ответ: где же ваша романтика, энтузиазм где, комсомольский боевой задор? Вы что – на сладкую жизнь рассчитывали? За тем вы сюда и приехали, чтоб трудности терпеть!.. Так куда ты, собственно, двигаешь? Знаешь, что? – оживился он. – Потопали к нам в общежитие! Конечно, не «Метрополь» какой, но как-нибудь до утра пристроишься. Я тебе свою койку отдам, мне сегодня в ночь заступать, все равно она пустовать будет… Но до чего ж ты все-таки на Борьку похож – просто аж чудно́!

Лешка зашагал по доскам размашисто, быстро, не глядя под ноги, не боясь поскользнуться, сорваться в грязь. Костя едва за ним поспевал. Как всякий старожил возле новичка, Лешка был охвачен желанием объяснять и показывать.

– Это хлебопекарня. Это радиоузел наш, для местного вещания, – совал он на ходу руками по сторонам. – Стены вот эти – это комбинат бытового обслуживания строится, прачешная тут будет, фотография, ателье по пошиву одежды… Тут кино будут строить. Уже был проект, да сейчас его переделывают, широкоэкранный теперь хотят… А вон там жилые дома станут. Видишь, вон фундамент заложен, и – вон… Пять домов. Квартиры будут однокомнатные, будут и из трех и из двух комнат, обязательно с кухней, с ванной, – все честь по чести, как в Москве… Отопление от теплоцентрали…

– Вот и тебе, наверно, тут дадут, – сказал Костя, чтобы доставить Лешке что-то приятное за его доброту.

– Мне-то? – обернулся Лешка. – Нет, это для эксплуатационников. А у меня профессия кочевая – нынче здесь, завтра там… Монтажник-высотник. Нам здесь еще работы на пять месяцев, а потом, если завод цветных металлов строить не начнут, куда-нибудь в другие места подамся. Где потеплее. Надоело мерзнуть. Тут и лето-то без настоящего тепла. С октября и до мая – снег, ветры северные, ледяные… Я на Херсонщине вырос, такой климат не по мне…

В стороне осталось длинное, похожее на сарай бревенчатое здание с выцветшими панно в простенках между окон. Вокруг блестела вода, ни с какой стороны к сараю нельзя было подойти по земле – только по дощатым мосткам на сваях. Сарай сидел в воде косо, одна сторона его была погружена глубже, чем другая, чуть ли не по оконные наличники.

– Клуб наш, – сказал Лешка. – Старый. Новый еще не отделанный, без крыши. Лекции и всякие вечера тут уже не проводят, а потанцевать сюда еще собираются, больше негде.

– Как же – по колено в воде? – удивился Костя.

Лешка засмеялся.

– Он только половиной затонул, а в другой половине сухо… Ничего, не пугайся, что все тут пока так, – сказал он бодро. – Я когда приехал – еще хуже было. Тут прямо на глазах все прибавляется. Вообще ты правильно сделал, что именно сюда решил. Хоть здесь условия не важнец, зато это стройка молодежно-комсомольской называется, тут для роста знаешь какие возможности? Нигде таких нет. Бригадирами, десятниками, прорабами, начальниками участков у нас тут почти одна молодежь… Видишь трубу? Сто сорок восемь метров. Таких труб по всему Союзу ну, может, еще десяток насчитаешь, а то и нет. Ее буквально ребятежь отливала. Сорок человек, только-только из ремесленного, самому старшему – девятнадцать… А прорабом у них тоже парнишка был, из техникума, двадцать один год. И ничего – слили, стоит. Комиссия проверяла – отклонение по оси всего на два сантиметра, в пределах допуска. А вон под той горой, на Лайве, реке, водозаборная станция с плотиной строится, будет на ГРЭС для котлов и турбин воду подавать. Там дела такие хитрые – что куда там! Братск с Днепрогэсом вместе! Так знаешь, кто водозаборную строит? Тоже почти пацанва: прорабу двадцать три года, такой-то вот, как я или ты, техникум кончил… Где б ему такую работенку доверили? Проектная стоимость этой станции знаешь сколько? На миллионы счет идет! А тут – доверили. Он на ней знаешь какой опыт отхватит? Другой кто, даже если институт имеет, и за десять лет такого опыта не наберет. Вообще, братва тут – что надо. Сам увидишь. Свойский народ. Всякие недомерки сюда не поедут. Морячки есть, таких вот, как ты, армейских, много. Со всех городов и республик тут найдешь – с Украины, с Кубани, минские есть, со Львова, орловские, воронежские…

Общежитие, куда Корчагин привел Костю, выглядело вовсе не так худо, как представил его Лешка в своих словах. Это было двухэтажное кирпичное здание с большими окнами, широкими лестничными маршами, ковровыми дорожками в коридорах. Правда, в комнаты было натиснуто кроватей значительно больше нормы, но неудобства плотной заселенности в какой-то мере скрашивались уютным видом комнат: проходя мимо отворенных дверей, Костя видел художественные репродукции на стенах, полочки с книгами, транзисторными приемниками, зеркала, платяные шкафы, мягкие полукреслица, современного вида прикроватные тумбочки и на них – лампы-ночники с абажурами из полиэтилена, бросающие теплый, желтоватый, приятно для глаз притушенный свет.

Комната, в которую они вошли, была похуже других. В ней почти впритык друг к другу стояло двенадцать кроватей, и все они выглядели смято, неряшливо. На стенах Костя не увидел ни репродукций, ни полок с книгами, ни портретов космонавтов. Очевидно, обстановка, вид комнат находились в прямой зависимости от желания жильцов.

В комнате были люди. Одни спали, другие, сидя на койках, разговаривали, курили; никто не кинул на Костю даже взгляда. Должно быть, появление постороннего человека тут было привычным делом.

– Эта вот будет твоя, – сказал Лешка, коснувшись рукою железной спинки одной из кроватей – с какого-то чернильного цвета одеялом и торчащею из-под его края подушкою в несвежей наволочке.

– Надо же, наверно, все-таки разрешение спросить? Кто у вас тут над общежитием начальник?

– А! – махнул рукой Лешка так, точно Костины слова были абсолютным вздором. – Ну, ты оставайся тут, чувствуй себя, как дома… – помявшись и как-то слегка смущенно сказал он. – А я… понимаешь ли, мне надо одного товарища повидать… Девчонка тут, понимаешь ли, одна есть… Я, собственно, к ней шел… Я, может, еще забегу, если успею, а нет – так уж тогда завтра свидимся…

– Ладно, – сказал Костя с видом человека, отлично знакомого с амурными делами. – Валяй. Счастливо тебе!

Ему было ясно, что сегодня Лешку он больше уже не увидит.

Лешка тотчас же испарился, а Костя, достав из чемодана булку и кусок колбасы, сел на Лешкину кровать, продавленную посередине ложбинкой, с тощим матрацем, сквозь который явственно чувствовались прутья металлической сетки, и стал жевать.