Кэтрин Стоун - Красотки из Бель-Эйр

• Название: Красотки из Бель-Эйр
• Автор: Кэтрин Стоун
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-17-002584-X

Они – девушки из Бель-Эйр. Девушки из мира роскоши, богатства и престижа. Золотые девочки с золотого побережья Америки. Но счастливы ли они? Счастлива ли та, что привыкла бояться смерти, но сумела перебороть свой ужас во имя страсти? Счастлива ли та, что делает все возможное и невозможное ради имиджа суперзвезды, но однажды встает перед выбором, решающим ее судьбу? Счастлива ли та, что способна любить лишь мужчин магически притягательных, но приносящих ей только боль и воспоминания о прошлом? Они – девушки из Бель-Эйр. И каждая надеется – и ошибается. И каждая хочет стать счастливой!..

---

«Думай о своем ребенке, Уинтер Карлайл, а не о себе».

Мысли о ребенке были для Уинтер чудесным противоядием от одиночества. Она не была одна, с каждым днем новая маленькая жизнь становилась все большей ее частью, счастливой, радостной, полной надежд частью.

Такой счастливой, такой радостной, что Уинтер решила, не будет большой беды, если она прочтет в «Портрете» статью, посвященную Лоренсу Карлайлу. Сначала Уинтер изучила фотографию. Лицо Лоренса было затенено полями шляпы, защищающей от палящего экваториального солнца, а сам он выглядел как актер, играющий роль известного режиссера, король, обозревающий свое королевство. Портрет Лоренса Карлайла ничего не сказал о том, что он за человек. Эмили Руссо не могла сделать такой снимок.

Статья тоже не сказала Уинтер ничего нового. Статья мало что раскрывала, но скрывала один существенный факт. Это был портрет отца Уинтер, но ее в нем не было. Мимоходом было упомянуто о «кратком, бурном браке с Жаклин Уинтер», но ни слова про «дитя любви». Уинтер оставили за рамками. Ее не существовало!

Уинтер представила портрет Марка Стивенса – председателя факультета внутренних болезней в Гарварде – через двадцать лет. Говоря о годах, проведенных им в Медицинской школе Калифорнийского университета, авторы тоже могли заметить мимоходом: «очаровательный плейбой, который тем не менее получал высшие баллы и ни разу не потерял из виду свою цель», но ничего не сказать про Уинтер Карлайл и про их «дитя любви».

Но это произойдет потому, что Марк никогда не узнает о ребенке, а не потому, как в случае с Лоренсом, что он притворится, будто ребенка не существует.

Уинтер закрыла журнал. Зря она прочитала статью, плохо, что узнала – в глазах великого Лоренса Карлайла она никогда не появлялась на свет.

Ошибка.

«Но ты не ошибка, малыш, – мысленно обратилась к своему еще не родившемуся ребенку Уинтер. – Я так взволнована твоим существованием, так горжусь тобой и сгораю от нетерпения познакомиться с тобой поближе».

Уинтер приходилось скрывать существование ребенка от Марка, но теперь настало время разделить свою чудесную радость с лучшей подругой.

– Хорошо провела выходные? – спросила Уинтер, когда несколько мгновений спустя Эллисон ответила на ее звонок. Был вечер понедельника. Эллисон только что вернулась со своего третьего уик-энда в Нью-Йорке.

– Очень. – «Прекрасно, очень мало, я уже скучаю по нему». – Уинтер, а как ты поживаешь?

– Эллисон, мне нужна твоя помощь.

Хорошо. Наконец-то. За эти три недели Эллисон даже не видела Уинтер. Она пыталась, но каждый раз Уинтер говорила, что она «слишком занята» и «как раз кое-что улаживает». Голос у Уинтер по телефону был нормальный, и она ни разу не упомянула о Марке, но ведь она была очень талантливой актрисой.

– Я сделаю все, что смогу, Уинтер, – спокойно отозвалась Эллисон. Что-то в тоне подруги заставило Эллисон мысленно перенестись в август прошлого года, в тот день, когда она снова села в седло. «Уинтер, мне нужно, чтобы ты была на моей стороне», – сказала тогда своей лучшей подруге Эллисон. И Уинтер быстро ответила: «Я всегда на твоей стороне, Эллисон, ты же знаешь». – Все, что смогу.

– Ты можешь приехать завтра? Я живу в поместье в Бель-Эйр.

– В поместье? С каких это пор? – «Почему?»

– Последние две недели. Мне удалось сохранить тот же номер телефона, что был на квартире. – «Вдруг Марк позвонит?»

– Я думала, ты собираешься продать поместье, Уинтер, – мягко проговорила Эллисон. «Почему ты хочешь жить там, где тебя окружают такие несчастливые воспоминания? Неужели, живя там, ты не чувствуешь себя одинокой и изолированной?»

– Собиралась, но пока решила здесь пожить. Так ты приедешь завтра? В любое время.

– Как насчет пораньше? – «Как насчет сейчас?» – Скажем, по дороге на работу? В семь тридцать? В восемь?

– Хорошо. В семь тридцать нормально.

* * *

Эллисон не поверила своим глазам, увидев наряд подруги. На Уинтер был шелковый блузон, элегантный, дорогой и вполне подходящий для перемещения по поместью в Бель-Эйр, но совершенно не в ее стиле. Одежда обычно плотно облегала стройное тело Уинтер, подчеркивая безупречную фигуру, подавая искушающие сигналы красоты и грации. Шелковый блузон подавал совсем другие сигналы – что он скрывает лишний вес и что Уинтер абсолютно на это наплевать.

Эллисон посмотрела на лицо подруги, на слегка округлившиеся щеки. Уинтер страдает и потому ест? Скрывает свою боль за стенами поместья, а лишние фунты под дорогими шелками?

– Эллисон, ты так смотришь на меня!

– Извини. Я просто… чем я могу тебе помочь?

– Идем со мной.

Уинтер повела ее через гостиную и далее, через обычно запертую дверь в просмотровую комнату, в нежилое крыло дома.

– Я даже не представляла, что оно тут есть, – сказала Эллисон.

– Как видишь, долгие годы эта часть дома была заброшена, но мне кажется, она таит в себе огромный потенциал, как по-твоему?

– Ты хочешь, чтобы я привела все в порядок? – спросила Эллисон, изумленная, разочарованная. «Ты эту помощь имела в виду, Уинтер? Профессиональную? А как же эмоциональная помощь со стороны лучшей подруги?»

– Да. Эллисон, я знаю, что у тебя все расписано до двухтысячного года. Все крыло ты отделаешь когда-нибудь, когда у тебя будет время, но есть две комнаты… ты можешь сделать их быстро?

– Конечно. – В разлуке с Питером Эллисон делалась невероятно продуктивной. А чтобы помочь Уинтер, она сделает все что угодно.

– Это здесь.

Уинтер вошла в комнату с французскими окнами-дверями, которые открывались на лужайку с прудом, где плавали золотые рыбки. Это была комната, которая могла бы стать ее комнатой, сложись ее детство по-другому – счастливое детство с братьями, сестрами и любовью.

– Какая прелесть! – Эллисон обвела одобрительным взглядом высокие потолки, резные деревянные рамы на окнах.

– Это будет моя спальня. Мне бы хотелось что-нибудь с цветами, веселое. И еще мне нужны кровать и комод.

– Это просто. За образцами поедем вместе. – Эллисон подошла к двери, явно сделанной позднее и соединяющей будущую спальню Уинтер с другой комнатой. – А там вторая комната?

– Да. – Уинтер следом за Эллисон вошла в небольшую, но все равно просторную комнату.

– А здесь что будет? Твой кабинет?

– Значит, он все же тебе не сказал…

– Кто? Что не сказал?

– Питер.

– Питер?

Ее пронзила тревога. Эллисон знала, что у Питера есть секреты. Он ничего не рассказывал ей о своей жизни до встречи с ней, но Эллисон знала, что там есть большая тайна. Она видела печаль в его глазах, почти вытесненную сейчас их радостной любовью, и читала его выстраданные пьесы. Она предполагала, что тайная печаль жизни Питера относится к его несчастливому, возможно, трагическому детству. Эллисон надеялась, что когда-нибудь Питер раскроет ей свою тайну.

И вот теперь у Питера и Уинтер был секрет, их общий секрет, скрываемый от нее!

– Это будет детская, – спокойно произнесла Уинтер.

– Детская?

– Она… я думаю, что это она… появится на свет в сентябре. Прямо сейчас мебель здесь не нужна, я нашла свою колыбель.

Уинтер ходила по дому, исследуя давно заброшенные комнаты, и нашла в кладовке свою собственную колыбель. В стоявших рядом коробках Уинтер обнаружила свою младенческую одежду. Зачем Жаклин сохранила все это? Из сентиментальности? Или просто движимая тем же чувством, которое заставляло ее хранить и тщательно вносить в список все великолепные украшения, полученные от любовников?

– Это ребенок Марка, – прошептала Эллисон.

– Да. Это ребенок Марка, – тихо ответила Уинтер. – Эллисон, Марк не знает. И я не хочу, чтобы он когда-нибудь узнал. Когда мне понадобится, я скажу всем, включая ее, что ее отец умер.

– Уинтер…

– Эллисон! Могу я принимать не подлежащие обсуждению решения или это можно только тебе?

– Что? – Эллисон была поражена чувством – гневом? – прозвучавшим в голосе подруги.

– Извини. – Глаза Уинтер наполнились слезами. – Я все еще не пришла в себя, а из-за переизбытка гормонов все только усугубляется.

Эллисон подошла к Уинтер и обняла ее. «Я всегда на твоей стороне, Уинтер, всегда!»

– Давай спустимся на кухню, выпьем чаю или что там можно будущим мамам и поговорим, хорошо?

– Хорошо. В моих книгах для будущих мам говорится, что чай в умеренных количествах – самое то.

Эллисон смотрела, как Уинтер ставит на плиту чайник и достает из буфета две чашки лиможского фарфора.

– Что ты имела в виду, Уинтер, когда сказала, что только мне позволено принимать не подлежащие обсуждению решения?

– Я имела в виду, что год назад, когда ты решила не выходить за Дэна, работать на Клер и снова ездить верхом, ты просто объявила об этом. Ты не просила помощи, даже у тех, кто тебя любит.

– Вот оно что…

Эллисон нахмурилась. Уинтер, конечно, права. Эллисон не поговорила с Дэном, когда приняла важное решение об их браке. Не поговорила с Уинтер, Патрицией или Шоном, людьми, которые были с ней, любили ее, помогали ей выжить после несчастного случая, когда решила снова ездить верхом. Было ли это эгоистично? А если бы Эллисон спросила их мнение, а они бы ответили «нет»? Теперь она приняла еще одно важное решение – прыгнуть через бело-зеленое препятствие – и поделилась им с Питером, и он сказал «нет». Перепрыгнуть через это препятствие было необходимо для Эллисон, для нее, но была ли эта необходимость важнее странной тревоги в глазах мужчины, которого она любила?