Николай Гейнце - Коронованный рыцарь

• Название: Коронованный рыцарь
• Автор: Николай Гейнце
• Жанр: Историческая проза

Николай Эдуардович Гейнце, автор целой библиотеки исторической остросюжетной беллетристики, был известен всей читающей дореволюционной России. В своих романах, обращены они к личностям государей или «простых смертных», попавших в их силовое поле, он ищет тот государственный стержень, который позволяет человеку оставаться Человеком в любых обстоятельствах. Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона.

---

Это ему — Кутайсову!

Хитрый аббат стал между ним и его государем.

Он готов был задушить его своими руками, и каждое утро приветливо, вслед за императором, улыбался ему.

На стороне Грубера при дворе была целая партия, состоящая из эмигрантов, трубивших и шептавших о добродетелях аббата.

Во главе этой партии стояла графиня Мануцци — молоденькая и хорошенькая дамочка, бывавшая в небольшом домашнем кружке императора.

Отец ее мужа, итальянский авантюрист, приехал почти нищим в Польшу, а затем в Россию, где сошелся с князем Потемкиным, усердно шпионил ему и вскоре сделался богачем, владетелем поместий, миллионного капитала и украсил себя, в конце концов, графским титулом.

Сын его, уже поляк по рождению, нашел доступ к великому князю Павлу Петровичу и, зная неприязнь наследника престола к светлейшему князю, открыл ему все тайны, бывшие в руках его отца.

Сделавшись императором, Павел Петрович, ввиду такой преданности, оказывал особое расположение к Станиславу Мануцци, который был ревностный сторонник Грубера, а молоденькая графиня, как будто по легкомыслию, нечаянно, выбалтывала перед Павлом Петровичем то, что нужно было аббату и его партии.

Все это видел проницательный Кутайсов, но в данное время не имел возможности воспрепятствовать.

Оттого-то он и находился не в своей тарелке.

XXI ЗОЛОТЫЕ ГОРЫ

— Моя жена, ваше сиятельство… мои дочери… — представил своих домашних графу Владимир Сергеевич Похвиснев.

Граф, по обычаю того времени, приложился к ручкам как Ираиды Ивановны, так и обеих девиц.

От внимания Владимира Сергеевича не укрылось, что сиятельный гость долгим взглядом окинул Зинаиду Владимировну и более долгим поцелуем облобызал ее руку.

На лице отца появилась улыбка торжества.

Затем все присутствовавшие были представлены по очереди Ивану Павловичу.

Среди них он знал ранее только одного Дмитревского, которого даже фамильярно потрепал по плечу.

— Мы с его превосходительством старые знакомые! — сказал граф. — Государь только что говорил о вас… — почтительно добавил он, опускаясь на предложенное ему хозяином кресло.

Все головы поднялись, все взоры с каким-то благоговейным выражением перенеслись с этого царского вестника, близкого к государю случайного вельможи, на предмет царского внимания — Ивана Сергеевича Дмитревского.

При взгляде на последнего, глаза присутствующих загорелись огоньком зависти.

Все молчали, ожидая подробностей слов государя.

— Очень, очень государь надеется на вас… Так изволил мне сегодня высказать… Главное, искоренить…

Кутайсов остановился.

— Что искоренить? — почтительно спросил сидевший с ним рядом Дмитревский.

— Медленность, волокитство и взяточничество… Вот три язвы, снедающие наше делопроизводство… Его величество начал против них борьбу повсюду, и в военных, и штатских местах…

— Это я вымету… Могу поручиться… Я взяткам не потатчик, лени тоже…

— На это государь и рассчитывает… Изволил спросить мое мнение… В нем вы не можете сомневаться… я высказался о вас с самой хорошей стороны…

— Не знаю, чем заслужил, ваше сиятельство… Волю монаршую постараюсь исполнить, насколько сил хватит… Вас благодарю… — сконфуженно проговорил Дмитревский.

— За что благодарить… За правду, только за правду, так за нее не благодарят.

— Не всегда истина высказывается монархам… — заметил Иван Сергеевич.

— Я всегда говорю правду, невзирая ни на лицо, ни на обстоятельства.

— Благоговеть за это перед вами надо, ваше сиятельство, — вставил Владимир Сергеевич.

Кутайсов самодовольно улыбнулся.

— Но вы один… — продолжал Похвиснев.

— Вот будет и другой… — перебил его Иван Павлович, жестом указывая на Дмитревского. — Тоже любит резать правду матку…

— Уж на это его взять… — согласился генерал.

— Дядя Ваня — это сама правда, это ее воплощение на земле, — заметила, подняв свои густые ресницы и быстро опустив их, Зинаида Владимировна.

Она первый раз назвала Дмитревского «дядей». Он окинул ее проницательным взглядом и на углах его губ скользнула чуть заметная усмешка.

— Вот и голос ангела… О чем же говорить нам… — сказал граф, жадным взглядом окинув всю зардевшуюся от его комплимента молодую девушку.

— Вашего племянника, ваше превосходительство, Оленина, сегодня тоже можно поздравить с монаршею милостью…

— Виктора? — удивленно спросил Дмитревский.

Ираида Ивановна и Зинаида Владимировна превратились в слух.

— Да, зачислен в тот же полк в гвардию…

— Вот обрадуется… Спасибо Николаю Петровичу Архарову, это он походатайствовал… Сообщу, сообщу ему радость… А то ведь молод, красив, а застрял в Москве и дождался там до исключения из службы…

Иван Сергеевич чуть заметно метнул взглядом в сторону Зинаиды Владимировны.

— Сообщать не трудитесь… Он сам знает…

— Кто?

— Ваш племянник.

— Как так?

— Его величество сегодня встретил его на Гороховой, изволил подозвать к себе, узнал кто он и на повторенную им просьбу о принятии вновь на службу, изволил лично сообщить ему радостное известие.

— Как же это, кузен, — заметила Ираида Ивановна, так впервые назвавшая Ивана Сергеевича по родству, — вы говорили, что Виктор Павлович лежит болен, а он по Гороховой разгуливает.

— Ушел, значит, матушка, без спросу. Видно пройтись захотелось… А может и по предчувствию, что судьбу свою найдет… И то бывает, — вывернулся Дмитревский. — Ведь я из дому-то выбрался раненько, еще места в два до вас заезжал, — прилгал он для вящей правдоподобности.

— Так сам его величество объявил ему? — обратился он снова к Кутайсову.

— Сам, сам, а приехав, приказ дал написать… Я и посылал к командиру полка… Завтра ему назначено представляться от шести до семи утра.

— Раненько.

— Ноне не прежнее время… Государь встает и ложится рано… Я вот к вам поехал, а его величество уж удалился в опочивальню.

— А как же во время придворных балов? — поинтересовалась Ираида Ивановна.

— Его величество не мешает веселиться другим, но сам на покой удаляется рано, да и балы будут, как слышно, оканчиваться ранее прежнего. Вот посмотрите, скоро наступит ряд празднеств при дворе… Вы, конечно, будете их украшением? — обратился с последней фразой граф к Зинаиде Владимировне.

— Я… я… не знаю, как maman! — опустила совершенно глаза и покраснела молодая девушка.

— Ваша maman, конечно, не захочет оставлять под спудом свое сокровище и не огорчит всех нас отсутствием особы, которой самой судьбой предназначено быть царицей этих балов.

— Вы слишком добры, ваше сиятельство, к моей девочке, — с нескрываемым радостным чувством заметила Ираида Ивановна.

Зинаида Владимировна только на мгновение подняла глаза и подарила Кутайсова благодарным взглядом.

— Какая тут доброта, сударыня, я только справедлив и имею очи, чтобы видеть.

— Когда же начнутся эти балы?.. — чуть слышно прошептала Зинаида Владимировна.

— Во время коронационных празднеств в Москве, а потом по приезде в Петербург…

— Счастливая Москва… Как жаль, что мы уехали из нее! — воскликнула она капризным тоном ребенка.

— Кто мешает вам поехать туда на время этих празднеств.

— Ну, батюшка, ваше сиятельство, лучше не искушайте мое бабье. С каких это капиталов нам разъезжать из города в город, да еще во время празднеств… На одни тряпки да разные фальбала какая уйма денег выйдет! — вставил свое слово Владимир Сергеевич.

Что он разумел под словом «фальбала» неизвестно.

— Скупитесь, ваше превосходительство, скупитесь… — ударил граф фамильярно по коленке Похвиснева. — Для такой дочки не грех мошну-то и порастрясти…

— В самом деле, генерал, почему же нам не поехать гостить в Москву к брату Сереже, — сказала Ираида Ивановна.

— Мошна-то негуста, ваше сиятельство, ой, как негуста, — не слушая жены, отвечал Владимир Сергеевич, видимо, польщенный фамильярностью графа.

— Сгустят, ваше превосходительство, сгустят монаршею милостью..

Лицо генерала расплылось в довольную блаженную улыбку.

— Уж и так, ваше сиятельство, щедротами его императорского величества преисполнен… Где же еще надеяться. И думать не смеешь.

— Ничего, надейтесь… Коли его величество жалует, так жалует, а гневается, так гневается…

— Впрочем, о чем же я думаю… — воскликнула Ираида Ивановна, — чтобы принимать участие в царских праздниках надо иметь придворное звание, а мы что…

— За этим дело не остановится, ваше превосходительство, Ираида Ивановна, не остановится.

— Кабы вашими устами да мед пить, ваше сиятельство… Я сплю и вижу девочку мою при дворе видеть… Мне-то уж куда, на старости лет…