Колин Маккалоу - Бита за Рим (Венец из трав)

• Название: Бита за Рим (Венец из трав)
• Автор: Колин Маккалоу
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-04088-9

Римская республика в опасности. Понтийское царство угрожает Риму с востока. Гражданская война раздирает саму Италию. Смута объяла государство, народ в растерянности. Благородные стали подлыми, щедрые — жадными, друзья предают. А человек, удостоенный венца из трав — высшего знака отличия Республики за спасение граждан Рима, проливает реки крови своих соотечественников. Что будет ему наградой на этот раз?

---

— Что ты имел в виду?

Старик сейчас более напоминал чудовище, нежели человека, и был похож на какого-нибудь Мормолиса или Ламию, злого мучителя из преисподней. Марий улыбался, его глаза сверкали сквозь завесу сдвинутых бровей, еще более густых, чем раньше, потому что у него появилась привычка постоянно их дергать.

— Мой дорогой Луций Цинна, это за Гаем Марием последовала армия, а не за тобой! Если бы не было меня, дезертиры разбежались бы во все стороны, а Октавий одержал бы победу. Подумай об этом! Если я появлюсь в Риме, будучи все еще объявленным вне закона и приговоренным к смерти, — что помешает вам с Октавием уладить все свои разногласия и довести дело в отношении меня до конца? В хорошем положении я бы оказался! Так что я лучше подожду здесь, пока консулы и Сенат — к которому я больше не принадлежу, поскольку являюсь частным лицом, — освободят меня от приговора за вымышленные преступления. Ну а теперь я спрашиваю тебя: не правда ли, это самое лучшее для Гая Мария? — и он покровительственно потрепал Цинну по плечу. — Нет, Луций Цинна, этот крошечный кусочек славы ты получишь сам. Ты войдешь в Рим один, а я останусь на месте. Со своею собственной армией, поскольку она все-таки не твоя.

— Ты хочешь сказать, — скривился Цинна, — что используешь эту армию против меня? Законного консула?

— Не унывай! До этого еще далеко, — со смехом отозвался Марий. — Скажи лучше, что эта армия больше всего озабочена тем, чтобы увидеть, как Гай Марий получит свое.

— И что же именно полагается Гаю Марию?

— В январские календы я буду новым старшим консулом. Ты, разумеется, будешь моим младшим коллегой.

— Но я не могу быть снова консулом! — тяжело выдохнул Цинна.

— Ерунда! Разумеется, можешь. Ну а теперь ступай, — сказал Марий властным тоном, каким он, вероятно, разговаривал бы с надоедливым ребенком.

Цинна отправился искать Сертория и Карбона, которые присутствовали на переговорах с Метеллом Пием, и пересказал им свой разговор с Марием.

— Только не говори, что тебя не предупреждали, — сердито фыркнул Серторий.

— Что мы можем сделать? — в отчаянии взвыл Цинна. — Ведь он прав, армия принадлежит ему!

— Только не два моих легиона, — утешительно заметил Серторий.

— Этого недостаточно, чтобы выстоять против него, — отозвался Карбон.

— Как быть? — снова простонал Цинна.

— В настоящий момент ничего делать не нужно. Пусть старик наслаждается тем, что настал его день, — молвил Карбон, — день его великолепного седьмого консульства. Мы позаботимся о нем, после того как Рим будет наш, — и он стиснул зубы.

Серторий не проронил больше ни слова — он обдумывал собственную линию поведения. Почему-то оба его союзника выглядели все посредственнее, отвратительнее и эгоистичнее, оба стали более жадными. Они заразились этой болезнью от Гая Мария и теперь были слишком заняты тем, чтобы передавать ее от одного к другому. «Что касается меня, — подумал Серторий, — то я не уверен, что мне хотелось бы принимать участие в этом жалком заговоре, в этой грязной борьбе за власть. Рим — превыше всего. Но благодаря Луцию Корнелию Сулле люди поняли, что и они могут быть превыше Рима».

* * *

Когда Метелл Пий пересказал совет Цинны относительно исчезновения Октавия самому Октавию и всем остальным, каждый уже понимал, куда ветер дует. Это была одна из тех немногих встреч, на которых присутствовал великий понтифик Сцевола, причем трудно было не заметить его отчаянного желания оставаться в тени. «Вероятно, это потому, — подумал Метелл Пий, — что он уже видит, как победа Гая Мария принимает угрожающие размеры, и помнит о том, что его дочь все еще помолвлена с Марием-младшим».

— Итак, — вздохнул Катул Цезарь, — я надеюсь, что вся наша молодежь покинет Рим прежде, чем сюда войдет Цинна. Она понадобится нам в будущем — не останутся же такие мерзавцы, как Цинна или Марий, навсегда. Однажды и Луций Сулла решит вернуться домой. — Он сделал паузу, затем продолжил: — Ну а нам, я думаю, лучше всего спрятаться в Риме и попытаться использовать свои возможности. У меня нет ни малейшего желания повторить великую одиссею Гая Мария, даже если мне при этом не будут угрожать болота в устье Лириса.

— А что ты скажешь? — Поросенок взглянул на Мамерка.

— Думаю, тебе необходимо уехать, Квинт Цецилий, — сказал Мамерк. — Но я пока останусь. Я не настолько крупная рыба в римском пруду.

— Хорошо, тогда я уеду, — решительно заявил Метелл Пий.

— И я уеду, — громко сказал старший консул Октавий.

Все, удивленные, обернулись на него.

— Я буду ждать своей участи в крепости на Яникуле, — продолжал Октавий, — пока кто-нибудь не появится, чтобы судить меня. Таким образом, если они решат пролить мою кровь, она не осквернит воздух или камни Рима.

Никто не возразил. Резня, учиненная в «день Октавия», не оставляла другого выхода.

На рассвете следующего дня Луций Корнелий Цинна, одетый в toga praetexta и сопровождаемый двенадцатью ликторами, вступил в Рим пешком, перейдя через мост, связывающий Тибрский остров с обоими берегами Тибра.

Узнав от доверенных друзей в Риме, куда отправился Гней Октавий Рузон, Гай Марций Цензорин собрал нумидийскую кавалерию и повел ее на Яникулскую крепость. Никто не приказывал ему сделать это, поскольку никто об этом и не знал, и меньше всего — сам Цинна. В том, что затеял Цензорин, была немалая доля вины Цинны; он был одним из тех среди волчьей стаи подчиненных Цинны, которые пришли к выводу, что их начальник, войдя в город, подчинится таким людям, как Катул Цезарь или великий понтифик Сцевола. Таким образом, вся кампания по возвращению Цинны к власти в городе должна была закончиться совершенно бескровно. «Но Октавий, по крайней мере, своей участи не избежит», — решил про себя Цензорин.

Найдя вход в неохраняемую крепость (Октавий распустил гарнизон), Цензорин промчался внутрь во главе пятиста отборных всадников.

Там, на крепостном форуме, сидел Гней Октавий Рузон и непреклонно качал головой в ответ на мольбы своего главного ликтора покинуть это место. Услышав стук множества копыт, Октавий повернулся и принял соответствующую позу в своем курульном кресле, за спинкой которого дрожали побелевшие от страха ликторы.

Гай Марций Цензорин не обращал внимания на сопровождающих и присутствующих. Обнажив меч, он слез с лошади, поднялся по трибунальным ступеням, подошел к тому месту, где спокойно сидел Октавий, и запустил пальцы левой руки в его волосы. Один мощный рывок — и старший консул, который не сопротивлялся, упал на колени. И пока потрясенные ликторы беспомощно взирали на происходящее, Цензорин схватил меч обеими руками и со всей силой обрушил его на обнаженную шею Октавия.

Двое его солдат подняли отрубленную голову, лицо которой сохраняло выражение умиротворенного спокойствия, и насадили на копье. Цензорин взял это копье сам и приказал своим кавалеристам возвращаться в лагерь на Ватиканской равнине — он еще не был готов к неповиновению, а Цинна издал указ, согласно которому ни один солдат не должен пересекать померий. Оставив меч, шлем и кирасу слуге, Цензорин вскочил на лошадь. На нем была только кожаная куртка, носимая обычно под доспехами. В таком виде он поскакал прямо на Римский Форум, держа древко копья перед собой. Не говоря ни слова, Цензорин воткнул копье торчком и представил голову Октавия ничего не подозревавшему Цинне.

На лице консула отобразился неподдельный ужас, он инстинктивно отпрянул, как бы отталкивая обеими ладонями чудовищный подарок. Затем Цинна вспомнил о Марии, который ждал его на противоположной стороне реки, и уловил на себе взгляды окружающих. Он издал хриплый вздох и прикрыл глаза, чтобы не видеть ужасных последствий своего похода на Рим.

— Помести это на трибуну, — приказал он Цензорину и, обращаясь к молчаливой толпе, воскликнул: — Это единственный акт жестокости, с которым я готов смириться! Я поклялся, что Гнею Октавию Рузону не суждено пережить мое возвращение на место консула. Именно он вместе с Луцием Суллой ввел такой обычай! Они поместили голову моего друга Публия Сульпиция туда, где находится теперь его собственная голова. И совершенно справедливо, что сам Октавий поддержал этот обычай; так же поступит и Луций Сулла, когда вернется! Взгляните хорошенько на Гнея Октавия, люди Рима! Взгляните хорошенько на голову человека, который принес городу столько боли и несчастий! Это он перерезал шесть тысяч человек в разгар проведения законного собрания. Рим отомщен! И больше кровопролития не будет! А кровь Гнея Октавия была пролита не в священных границах города.

Все было не совсем так, но говорить об этом не стоило.

* * *

За семь дней все законы Луция Корнелия Суллы были отменены. Превратившись в свою бледную тень, центуриатная комиция взяла за образец самого Суллу, принимая меры законодательным путем, но в большей спешке, чем дозволял первый закон Цецилия Дидия. Восстановленное в своей прежней власти плебейское собрание столкнулось с необходимостью избрать новых народных трибунов. За этим деянием последовал новый поток законодательства. Италики и жители Италийской Галлии (но не вольноотпущенники Рима — Цинна решил не рисковать с этим) были распределены среди тридцати пяти триб без всяких особых условий; Гай Марий и другие изгнанники восстановлены во всех своих правах; две новые трибы были ликвидированы; все, кто был изгнан еще комиссией Вария, призваны вернуться; и наконец, последнее по хронологии, но не по степени важности: Гаю Марию было формально предоставлено право командования в войне на Востоке против понтийского царя Митридата и его союзников.