Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

• Название: Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне
• Автор: Федор Раззаков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-36352-0

Эта книга — сенсация. Впервые после смерти Владимира Высоцкого предпринята попытка приподнять завесу тайны над малоизвестными страницами жизни великого барда. Федор Раззаков взял на себя смелость вторгнуться в «запретную зону» и определить место и роль певца в «холодной» [войне между СССР и и Западом. Книга убедительно и смело разрушает сложившиеся вокруг Высоцкого стереотипы, спорит с предвзятым, тенденциозным толкованием некоторых фактов из его биографии. Впервые личность певца рассматривается с учетом влияния могучей коммунистической идеологии, «подковерной» борьбы в высших эшелонах власти. Детальная хроника жизни и творчества Высоцкого, малоизвестные факты и их неожиданное осмысление делают книгу поистине сенсационной.

---

«Мы очень внимательно прослушали, например, многочисленные записи таких песен московского артиста В. Высоцкого в авторском исполнении, старались быть беспристрастными. Скажем прямо: те песни, которые он поет с эстрады, у нас сомнения не вызывают, и не о них мы хотим говорить. Есть у этого актера песни другие, которые он исполняет только для „избранных“. В них под видом искусства преподносятся обывательщина, пошлость, безнравственность. Высоцкий поет от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью („Ну, ничего, я им создам уют, живо он квартиру обменяет“)…

Во имя чего поет Высоцкий? Он сам отвечает на этот вопрос: «ради справедливости, и только». Но на поверку оказывается, что эта справедливость — клевета на нашу действительность. У него, например, не находится добрых слов о миллионах советских людей, отдавших свои жизни за Родину… Высоцкому приятна такая слава, которая «грустной собакой плетется за ним». И в погоне за этой сомнительной славой он не останавливается перед издевкой над советскими людьми, их патриотической гордостью…

В школах, институтах, в печати, по радио много усилий прилагается для пропаганды культуры речи. Борются за чистоту разговорного языка лингвисты и филологи. А артист Высоцкий уродует родной язык до неузнаваемости. Чего стоит хотя бы это: «из дому убег», «чегой-то говорил», «из гаражу я прибежу» и «если косо ты взглянешь, то востру бритву наточу „чуду-юду победю“ и т. д. и т. п.

Все это совсем не так наивно, как может показаться на первый взгляд: ржавчина не вдруг поражает металл, а исподволь, незаметно. И человек не вдруг начинает воспринимать и высказывать чужие взгляды. Сначала это просто сочувствие преступникам на том основании, что они тоже люди. Сначала — вроде шутя о милиции, которая «заламывает руки», и «с размаху бросает болезного», а потом возникает недовольство законом, правосудием.

«Различие между ядами вещественными и умственными, — писал Лев Толстой, — в том, что большинство ядов вещественных противны на вкус, яды же умственные… к несчастию, часто привлекательны».

Привлекательными кажутся многим поначалу и песни Высоцкого. Но вдумайтесь в текст, и вы поймете, какой внутренний смысл таится за их внешностью.

Мы слышали, что Высоцкий хороший драматический артист, и очень жаль, что его товарищи по искусству вовремя не остановили его, не помогли ему понять, что запел он свои песни с чужого голоса».

Скажем прямо, претензии авторов статьи к Высоцкому имели под собой веские основания. Взять, например, затронутую ими проблему «коверкания» русского языка. В те годы в среде интеллигенции все чаще раздавались опасения, что русская речь все сильнее загрязняется как разного рода жаргонизмами, так и иностранными словами (конечно, в сранении с нынешними временами, когда от литературного русского языка вообще мало что уже осталось, те времена кажутся «цветочками», но начинался этот процесс уже тогда, 40 лет назад). Как писал в середине 60-х писатель Константин Паустовский:

«Истинная любовь к своей стране немыслима без любви к своему языку. Человек, равнодушный к родному языку, — дикарь. Он вредоносен по самой своей сути, потому что его безразличие к языку объясняется полнейшим безразличием к прошлому, настоящему и будущему своего народа…

Бережем ли мы русский язык? Нет, не бережем! Наоборот, язык все больше загрязняется, переламывается и сводится к косноязычию. Нам угрожает опасность замены чистейшего русского языка скудоумным и мертвым языком бюрократическим.

…Он враждебен живому языку, как бюрократ враждебен всякому живому делу.

Огромную и печальную роль в распространении этого языка играют газеты (особенно районные), радиопередачи и передачи по телевидению. Этот язык вторгся в школьные учебники, в научные труды, даже в литературу…»

Возвращаясь к Высоцкому, заметим, что он не был, по Паустовскому, «дикарем»: в средней школе у него по русскому языку была твердая четверка, а Школу-студию МХАТ он и вовсе закончил с отличием. Так что писал он без ошибок и русский язык любил. Однако в песнях своих очень часто его «коверкал». Почему? Делал он это сознательно — просто чтобы стать понятным массовой аудитории. Другое дело, что очень часто эта самая аудитория (особенно молодежь) воспринимала игру Высоцкого не слишком критично и уподоблялась героям его песен — перенимала их манеру речи. Я сам помню из своего детства, как мы, дети рубежа 60-х, любили щеголять цитатами из песен Высоцкого, в основном именно «исковерканными» (они придавали нашим словам особое, юмористическое звучание). Виноват ли был в этом Высоцкий? Несомненно, особенно учитывая ту степень популярности, которая сопутствовала его творчеству. Другое дело, что вина его была все же частичной, так как прямо вытекала из той профессии, которой он служил, — актерской.

Я помню, как мы в том же детстве весело распевали его песню «Лукоморья больше нет…» (1967), считая ее удачной пародией на А. Пушкина. Пародировать гениального поэта мы считали делом архисмелым, поскольку в школе нам все уши прожужжали про то, что он «солнце нашей поэзии». И тут вдруг Высоцкий набирается смелости и в пух и прах разносит «это Лукоморье». Для нас, детей, это было сродни подвигу. Однако многие взрослые не могли простить Высоцкому такого «глумления» над светочем русской поэзии. Как это: «Лукоморья больше нет»?

Другая точка зрения, которую исповедовали поклонники певца, была диаметрально противоположной. По ней выходило, что на самом деле Высоцкий и не думал смеяться над поэтом, а даже наоборот: в этой песне он якобы констатировал, что творческое наследие Пушкина распыляется, бюрократизируется. Что с ним поступают, как с ковром-самолетом из его песни: а там он, как мы помним, был «сдан в музей в запрошлый год — любознательный народ так и прет!». И в конце:

…И невиданных зверей,
Дичи всякой — нету ей:
Понаехало за ей
егерей…
В общем, значит, не секрет:
Лукоморья больше нет, —
Все, про что писал поэт,
это — бред.

Ты уймись, уймись, тоска, —
Душу мне не рань!
Раз уж это присказка —
Значит, сказка — дрянь.

Исходя из этой версии, получается, что мысль Высоцкого поняли далеко не все. Особенно те, кто воспринял эту песню как пародию на Пушкина и его творчество. На самом деле, по версии поклонников певца, он если и издевался, то исключительно над теми «здоровенными жлобами», которые в своем рвении донести слово Пушкина до каждого, в итоге только усугубляли ситуацию — «порубили все дубы на гробы».

Но вернемся к статье в «Советской России». Было в ней еще одно место, где ее авторы уличали Высоцкого в антирусских настроениях, имея в виду его шуточную «Песню-сказку про джинна», которую они назвали «Песней о русском духе». И вот здесь они, судя по всему, были ближе к истине. Этот упрек прямо вытекал из той борьбы, которую вели между собой державники и западники. Первые часто оперировали таким понятием, как «русский дух» (опять пересечение с А. Пушкиным, с его «там русский дух, там Русью пахнет»), пристегивая это понятие к разным ситуациям, где требовалось доказать величие и несгибаемость русской нации. Западники, в свою очередь, наличие этого «духа» не отрицали, но всячески пытались его уничижить, говоря, например, что наличие его не мешает русским одномоментно сохрянять в себе и рабскую покорность (все та же «рабская парадигма русской нации»).

Чтобы читателю стала понятна суть этих разногласий, приведу в качестве примера статью державника Михаила Лобанова, которая появилась в журнале «Молодая гвардия» почти одновременно со статьей в «Советской России» (летом того же 68-го). В ней автор обвинил советскую интеллигенцию (ее либеральное крыло) в духовном вырождении, назвал ее «зараженной мещанством» массой, которая визгливо активна в отрицании и разрушительна. Курс, которым она шла, Лобанов назвал «неприемлемым для русского образа жизни». «Нет более лютого врага для народа, — писал он, — чем искус буржуазного благополучия, ибо „бытие в пределах желудочных радостей“ неминуемо ведет к духовной деградации, к разложению национального духа». В итоге Лобанов призывал власть опираться не на прогнившую, сплошь проамериканскую (еврейскую) омещанившуюся интеллигенцию, а на простого мужика, который способен сохранить и укрепить национальный дух, национальную самобытность.

Следом за этой статьей в том же журнале вышла еще одна — В. Чалмаева — на эту же тему. Там тоже осуждалась «вульгарная сытость» и «материальное благоденствие» интеллигенции и отмечалось, что русский народный дух не вмещается в официальные рамки, отведенные ему властью, как и сама власть «никоим образом не исчерпывает Россию».