Василий Бережной - Легенда о счастье

• Название: Легенда о счастье
• Автор: Василий Бережной
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988

Легенда про щастя. 1971.

«Легенда о счастье» (Василий Бережной) не совсем фантастический рассказ. Речь в нем идет о том, как один неистовый ученый долгое время работал над переводом древнего шумерского текста, который он назвал «легендой о счастье». За это время от него ушла жена, прибавилось врагов и недругов, но ученый был непоколебим. Эта работа и была его счастьем. А в древнем манускрипте шла речь о пастухе, вознамерившимся найти Страну счастья. Он шел очень долго на запад. По дороге сделал немало хорошего, совершил несколько подвигов. Он так и не понял, что сама его жизнь была счастьем, а не цель, которой он так и не достиг.

© Виталий Карацупа

---

Василий Бережной ЛЕГЕНДА О СЧАСТЬЕ

Этот небольшой пакет окончательно нарушил и без того шаткое равновесие в семье достаточно молодого и недостаточно известного ученого Миколы Покопанного. Начинался курортный сезон, и его жена (он называл ее Гроссбухом) настаивала на поездке в Сочи, а Микола робко выдвигал какие-то идеи относительно села. Ему, видите ли, нужна тишина, он любит копаться в огороде и прочее в том же духе. Жена уже чувствовала: еще один энергичный нажим — и он согласится с нею. Но именно в этот момент принесли этот злосчастный пакет. Вскрыв пакет и выложив на стол фотографии, Микола воскликнул:

— Никуда не еду! Все! Решено!

Сразу сообразив, что Сочи отошли в небытие, Гроссбух все же не удержалась:

— Как это не едешь?

— А вот так! Работать буду.

— Эгоист! Не жизнь с тобой, а сплошное мученье! Счастья за все годы не видела ни на одну начинку.

— Милый мой Гроссбух, — сказал Микола, поглядывая на фотографии, — разве ты не представляешь, что такое счастье?

— Вон у Пазуренков машина, дача, летом ездят к морю.

— Да им из-за этой дачи и голову некогда поднять.

— Не беспокойся: жена у него и одевается по моде, и в Болгарию ездила отдыхать.

— Эх, не понимаешь ты, что такое счастье, совсем не понимаешь. Для меня вот расшифровать эти письмена самое большое счастье!

— Опять что-нибудь шумерское?

— Нет, кажется, еще древнее. — Микола провел лупой над фотографией. — Вот эти глиняные таблички найдены в одном захоронении, на которое случайно наткнулись геологи в Афганистане. В предгорье.

Гроссбух надулась и, считая себя глубоко оскорбленной, вышла из комнаты. Микола остался наедине со своими уникальными фотодокументами. И тут же позабыл о своей стычке с женой и вообще обо всем на свете.

Только в канун Нового года, когда Киев укрылся снегом, в руках Миколы был черновик произведения, написанного тысячи лет назад на сырой глине. В нем оставалось еще немало непонятных мест, но основа уже прояснилась. Работал Микола до самозабвения, не думая о сне и еде, а на одежду обращал внимание только тогда, когда «ездил в Ленинград, чтобы сопоставить свои фотокопии с какими-то шумерскими таблицами, хранящимися в Эрмитаже.

Гроссбух оставила его еще осенью. Не захотела жить с «эгоистом, который думает только о себе», ей «надоело считать эти несчастные копейки», «терпение лопнуло»… Болезненно ли переживал это событие Микола? Возможно, что и так. Но друзья, коллеги, даже соседи этого не заметили. Как всегда, оставался он уравновешенным и дотошным исследователем. Многие радовались его успехам, но были и такие, что только пожимали плечами.

Медленно, но верно продвигался Микола вперед. Расшифровку этих древнейших письмен можно было сравнить, пожалуй, с добыванием жемчуга, с той только разницей, что добыть жемчужины слов гораздо труднее: ведь пласты тысячелетий прячут свои сокровища надежнее, чем воды океана. И как это ни странно, но охватывало Миколу чувство некоего совершенно нового, никому не ведомого простора. В сознание как бы входил древний мир, и с каждой строкой все шире и глубже. В этом психологическом комплексе были и привычки, и представления, и верования творца поэмы, но все это по какой-то непонятной причине преображалось в Миколином восприятии в некое пространство. Быть может, потому, что за этими знаками и символами видел он площади древнейшего города, храмы, реки и луга, отары овец, скалы, горы… Как бы там ни было, а долгие месяцы, проведенные в многотрудной работе, промелькнули для Миколы мгновеньем. И, вспыхивая, как молния, являлись открытия.

Отвоеванную у тысячелетий и подготовленную к печати поэму молодой ученый называл «Легендой о счастье». Вот ее текст:

Буту, пастух из овчарни Лахара,
Оставил стада и о травах забыл и деревьях,
Буту, пастух молодой, к дому бога пришел
И обратился с поклоном к жрецу от Шамшама:
— О жрец, так много овец и роз
Я пасу на лугах и долинах, дарованных щедростью божьей,
И дыхание жизни меня радует, право.
Но где оно, счастье, ответствуй!
Я смотрел в глаза коз и овец и спрашивал: «Где оно, счастье?»
Спрашивал я и у рыб, над водною гладью склонясь: «Где оно, счастье?»
И у колосьев ячменя я спрашивал: «Где оно, счастье?»
Но мне никто не ответил — ни овцы, ни рыбы, ни ячмень.
А друзья надо мной лишь потешались, смеялись.
Тяжко мне на душе, о жрец!
Ты ведь знаешь Тайны, которые боги скрывают от смертных.
Ты мудрый, скажи мне, ответь мне: «Где счастье?»
Долго молчал жрец Шамшама, не давая ответа,
А Буту, пастух из овчарни Лахара, долго стоял-ожидая. 
— Демон сомненья зерно заронил ядовитое
В душу твою, пастух, — прервал молчание жрец,
Боги спустили Лахара на землю,
Чтобы овец разводил он и коз и поил небеса молоком.
А чтобы полнее были овчарни,
Даровали боги жизнь людям.
Но демон зерно ядовитое заронил в твою душу, пастух и оно проросло!
Если овцы твои и козы не дали счастья тебе,
Если ячмень твой и лоза винограда
Не дали счастья тебе,
Отправляйся, Буту, счастье искать по белому свету.
О Буту, пока нет знака на табличке жизни твоей,
Пока не запечатлела Нината на ней знака смерти, иди! 
— А куда мне идти? — спросил Буту.
Скажи, Шамшама, куда, скажи мне, о жрец! 
— Путь на восток ты держи через реки, где водится рыба,
Через долины, где люди пестуют пышные хлеба,
И через горы, где водятся дикие козы и рыскают хищные звери,
Там за горами-долами Край Счастья простерся.
Но знай. Буту, что никто из людей
В том краю еще не был!
Ни один глаз не видел несравненных просторов,
Ни одна грудь не вдыхала их воздух хрустальный,
Нината ставила знак, и дыханье жизни улетало. 
— Видать, они были старые, — молвил Буту, — а я молодой, я дойду!
Пастух Буту пошел на восток, пошел на восток пастух.
Вышел на берег широкой реки, где лежал и стонал рыбак.
Он лежал и стонал от боли в руках и ногах. 
— Скажи мне, о бедный рыбак, скажи мне, кто обидел тебя? 
— Рыба Hyp поразила меня… Жестокая рыба Hyp.
У нее острые жгучие стрелы.
Глазом смерти смотрит она, гонит она рыбаков с реки. 
— Я поймаю эту хищную рыбу Hyp! — пообещал Буту.
Почему бы ее не поймать?
Диких коз я ловил, почему не поймать мне рыбу?
И пантер я ловил, мне ль ее не поймать, рыбу Hyp?
Я изловлю эту рыбу!
Сделал Буту затяжную петлю и в воду ее зашвырнул.
Попалась рыба в его петлю, хищная рыба Hyp.
Вытащил рыбу на берег и убил у всех на виду.
Обрадовались рыбаки. 
— Вот ты каков! — сказали они. 
— Останься, живи у нас! По белому свету таскаться зачем? 
— Нет, — Буту ответил, — путь мой далек…
И дальше, дальше пошел на восток,
Идет и видит: Засохла долина, обмелели каналы, трава пожелтела, деревья мертвы.
Козы не щиплют траву, овцы не нагуливают жира,
Люди земли и сохи плачут от горя:
— Страшный Единорог, спущенный с неба, опустошает землю,
и нет у нас ни белых, ни черных коз, ни белой,
ни черной овцы; земля иссохла без влаги, не родит, — отлетает дыханье жизни. 
— Есть у меня на него затяжная петля! — воскликнул пастух.
Почему бы мне его не поймать?
Диких коз я ловил, — почему бы не поймать Единорога?
Пантер я ловил, — почему бы не поймать Единорога?
Рыба Hyp попалась в петлю, — почему бы не словить и Едино рога?
Встретив Единорога, пастух накинул петлю,
Затяжную петлю накинул на голову зверя
И привязал его к дереву сухому.
Долго боролся Единорог.
Бил копытами землю, рыл ее рогом,
Но крепкой оказалась петля, все сильнее сдавливала тело.
Доконал пастух Единорога, Буту его доконал! 
— Оставайся у нас, — просили люди Земли,
Теперь потечет вода, оживет пустыня,
Вырастут хлеба, хлевы наполнятся овцами, 
— Нет, — Буту отвечал, — путь мой далек… —
И дальше по шел на восток.
День и ночь — на восток, на восток.
Вступил он в кедровый лес, полный живности,
И прилег отдохнуть у источника,
Утолив жажду, прилег в тени отдохнуть.
Увидел рядом красавицу и подумал: это Инанна?
Огнем обдало — девушка была, как богиня Инанна!
«Поцелуй меня!» — манили ее глаза.
«Поцелуй меня», — вопили ее уста.
«Возьми меня, возьми мою девственность».
Обнял ее пастух, прижал к себе, целовал ее уста,
нежил ее тело, но обладать ею не решился, поднялся и пошел
На восток и на восток искать Край Счастья.
Долго петлял между голых камней,
Поднимался все выше и выше к небу.
Там, за горами, должен быть Край Счастья.
Край, где нет страданий и страха, где все люди — братья,
там, за горами, должен быть Край Счастья!
Но упал Буту, дыханье жизни отлетело,
Горный бог Дингир бросил на него взор смерти.

…Весной заявилась к Миколе Гроссбух. Зиму прожила у матери, тщетно ожидая Миколиного визита, а потом взяла и заявилась. Ведь пришло к Миколе признание, неслыханный успех. Бывшая жена сперва обрадовалась, а потом осерчала: снова счастье обходит ее стороной. Встреча была холодной и сдержанной до крайности. Микола не чувствовал себя виноватым, не просил прощения, не извинялся.