Дмитрий Самин - 100 великих памятников

• Название: 100 великих памятников
• Автор: Дмитрий Самин
• Жанр: Энциклопедии

---

Рельефы памятника театрализованы. Аналогию им нужно искать в реализме молодого тогда Художественного театра. Не случайно в это время началось сближение скульптора с театром и его деятелями, не случайно он в это время лепит маску И.М. Москвина в роли Бобчинского, перенося его тип на барельеф. Для фигуры Тараса Бульбы ему позирует В.А. Гиляровский, Баженов дает образ Петуха. Художник, как сам Гоголь, ищет в окружающей жизни бессмертные типы комедий и повестей. В рельефах к памятнику художник мудро ограничил свои формально-изобразительные средства. Он сознательно ушел от пространственных соблазнов, от изображения глубины, расположив действие фризом, развернув его в ритмическом горизонтальном движении по массиву цоколя. Так преодолевает он станковую изобразительность, этюдность обычной импрессионистской манеры, подчиняет все это декоративно-монументальным задачам.

Памятник Гоголю вызвал самую различную реакцию, не оставив никого равнодушным. Оценки были от восторженных до уничтожающих.

Либеральные слои купечества и интеллигенции во главе с Остроуховым и либеральной печатью были за Андреева. Для этой стороны и памятник и автор его были символом протеста против воцарившейся после 1905 года реакции. Образ Гоголя казался поражающе острым воплощением великого писателя-сатирика, бичевавшего в своих бессмертных произведениях всю гниль и мерзость николаевского режима и крепостного строя. Больной Гоголь мыслился как жертва, как погубленный безвременьем великий талант, как вечный упрек разнузданным силам царизма. Смелая, новая манера, необычность решения привлекали, как талантливый протест против академического эпигонства и его рутины.

Реакционные круги по тем же причинам были против памятника и в его содержании и в его стиле. Они отлично чувствовали, что острый взор андреевского Гоголя обращен не только в прошлое, но и в настоящее, в то безумие реакционной вакханалии, какая наступила после подавления революции 1905 года. Не меньше раздражала и буйная борьба с официальным, вырождавшимся академизмом. Да и фигура самого автора далеко не казалась благонадежной. Андреев, молодой, почти начинающий скульптор, не побоялся в эту пору жестокой реакции отказаться от официального заказа на памятник великому князю Сергею Александровичу.

Широкие массы зрителей с интересом смотрели на рельефы, восхищаясь правдивостью типов, остротой характеристик, мастерством рисунка, уверенностью и изяществом пластических приемов. Общее признание здесь было несомненным.

Но те же зрители были в крайнем недоумении от фигуры в целом, от костлявой страшной руки, от ещё более страшного лица с воспаленным, болезненно острым взглядом и неимоверно острым носом. Склоненный к зрителям Гоголь казался какой-то мрачной, чудовищной птицей. Этот образ, несомненно, не связывался в массовом восприятии с характером и смыслом прекрасных рельефов памятника.

Действительно, Андреев не отразил таких характерных сторон творчества Гоголя, как юмор, оптимизм, сатирическая заостренность, лиризм. Но надо понимать, что памятник не может вместить в себя всего. Андреев верно подметил самое главное в Гоголе, в его личности и творчестве. Это и острота восприятия писателем жизни России, напряженность его душевных сил, глубина его боли, столкновение светлых идеалов с неумолимой косной действительностью.

В памятнике Гоголю не могли не сказаться характерные особенности скульптуры конца XIX — начала XX века. Можно без труда найти точки соприкосновения с господствовавшим в тот период в западноевропейском искусстве импрессионизмом. Однако, при всей близости творческого метода и художественного языка, памятник Гоголю принципиально отличается от импрессионистической скульптуры. Это творение Андреева глубокими корнями связано с национальной русской культурой. Памятник немыслим вне традиции русского реалистического искусства с его высокой идейностью и гуманизмом.

Неудивительно, что знаменитый русский художник Илья Ефимович Репин приветствовал создание памятника такими словами: «Трогательно, глубоко и необыкновенно изящно и просто… Сколько страдания в этом мученике за грехи России».

Памятник Альвеару

(1923г.)

В мужественном строю мастеров, отстаивающих демократическую линию в европейской культуре, автору памятника Альвеару принадлежит одно из самых почетных мест. Период, когда создавался памятник Альвеару, был одним из самых плодотворных в жизни Бурделя.

Этот памятник знаменовал собой возрождение большой национальной традиции. Казалось, сама душа французского народа воплотилась в прекрасных аллегориях памятника. Поэтому известие о том, что произведение через некоторое время будет навсегда увезено из Франции за океан, вызвало неподдельную тревогу и сожаление. На свет появился удивительный документ-свидетельство братской солидарности художников — «Петиция скульпторов», растрогавший Бурделя до глубины души: «Мы, собратья и почитатели Бурделя, — говорилось в ней, — считаем, что памятник генералу Альвеару является кульминационной точкой в развитии французской пластики, и по этой причине невозможно допустить, чтобы он навсегда был потерян для Франции. Мы считаем необходимым в срочном порядке отлить реплику статуи для города Парижа». У французов сегодня есть все основания сожалеть, что эта петиция не была удовлетворена, ибо в истории европейской монументальной пластики 20-го столетия памятник Альвеару занимает особое место. Памятник особенно выделяется при сравнении работ Бурделя с гигантскими и помпезными памятниками, создаваемыми представителями официального искусства в различных странах Европы.

Когда началась Первая мировая война, Бурдель жил в Страсбурге, куда его пригласили для работы над портретом доктора Коберле. Он возвращается в Париж и вскоре со всей семьей перебирается в Монтобан. Здесь он продолжает работу над памятником Альвеару, заказанном ему ещё до войны. В бумагах Бурделя можно найти следующую запись, относящуюся к памятнику: «Комитет предложил мне изобразить генерала на лошади и четыре аллегорические фигуры, символизирующие дела Альвеара и черты его характера: Силу, Победу, Свободу, Красноречие. Первая модель относится к 1912 году. Каждую аллегорию я затем переделывал от четырех до шести раз. Композиция конной статуи была найдена также после длительных поисков. Затем я долго искал общие очертания и высоту пьедестала. Из-за отсутствия рабочих я с самого начала войны все должен был делать сам, вплоть до окончательной деревянной модели пьедестала…

Пьедестал прост. Он задуман в виде колонны: это четырехгранный стержень, в нижней части которого помещены четыре ростры, каждая из которых поддерживает одну из аллегорий. Этот пьедестал, суживающийся к низу, уходит в почву наподобие колонн Парфенона, словно дерево корнями…

Платформа пьедестала размещается на особой площадке. Ее бордюры и лестницы должны быть выложены из гранита или другого твердого камня. По цвету площадка должна перекликаться с главным фасадом пьедестала из полированного гранита (красный королевский гранит Швеции)… Пьедестал должен быть сложен из материала двух тонов, не очень контрастирующих друг с другом. Красное и блекло-золотистое, пламенеющее и строго торжественное.

Фигура всадника в военной форме выдержана в строгих пропорциях всего монумента. Этот памятник, начатый ещё в мирное время, в 1912 году, постепенно впитывал в себя войну, солдат, мобилизацию».

Целое десятилетие Бурдель отдает преимущественно работе над монументом Альвеара. Им созданы сотни рисунков, поскольку Бурдель, прежде чем приступать к работе над композицией, всегда предварительно делал огромное количество скульптурных набросков и эскизов. Целыми днями Бурдель преподает в кирасирских казармах Монтобана, делая зарисовки лошадей, всадников, сбруи, военного обмундирования. Скульптор сильно обрадовался, узнав, что на конюшне есть настоящая аргентинская лошадь! С нее то и стал лепить он коня для героя. Бурдель ставил своей задачей создать монументальное произведение, в котором бы органически слились пластика и архитектура. Проникая в конструктивную сущность отдельных элементов, он стремится подчинить их ансамблю.

Композиционное решение монумента скульптор нашел в общих чертах ещё в довоенных эскизах 1913 года. Первый эскиз очень приблизителен, из второго эскиза, уже более конкретного, ясно, что Бурдель остановился на вертикальном решении памятника, и теперь все детали подчиняет четко поставленной задаче.

Дальнейшую разработку мастер продолжил в этюдах и рисунках 1914 — 1916 годов. И если общее решение конной фигуры было найдено довольно быстро, то работа над аллегориями затянулась. Первоначально скульптор поместил по сторонам цоколя сидящие фигуры, а затем, окончательно остановившись на вертикальном решении, соответственно выпрямил и эти фигуры — теперь это были стоящие солдаты. Потом вместо солдат появляются статуи женщин. Затем Бурделю приходит мысль утяжелить низ, дабы оттенить порыв вверх всего монумента. Снова появляются варианты с сидящими фигурами. Поиски продолжаются. Наконец, он приходит к окончательному решению и делает стоящие аллегории Победы и Силы, а в 1916 году — Красноречия и Свободы. В 1920 году аллегории были увеличены с 1,22 до размера 3,70 метра и выставлены в Салоне, а в 1923 году была, наконец, выставлена целиком вся композиция. Около трех лет ушло затем на отливку и установку памятника, который был открыт в столице Аргентины 17 октября 1926 года. Памятник — грандиозное сооружение из розового гранита и бронзы. Общая высота его около двадцати метров. На высоком гранитном постаменте возвышается фигура Альвеара на коне. Чеканная линия силуэта, декоративно трактованные детали, эффектная поза — все придает памятнику величественный и импозантный вид.