С. Максимов - Куль хлеба и его похождения

• Название: Куль хлеба и его похождения
• Автор: С. Максимов
• Издательство: Русич
• Жанр: Культурология
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-387-5

Хлеб — наша русская пища

- Хлеб да соль! — говорит коренной русский человек, приветствуя всех, кого найдет за столом и за едой.

— Хлеба кушать! — непременно отвечают ему в смысле:

Милости просим, садись с нами и ешь

Вот об этом-то хлебе и об этом народе, возделывающем хлебные растения и употребляющем преимущественно мучную, хлебную, крахмалистую пищу, я хочу рассказать и прошу моих рассказов послушать. Как, по пословице, от хлеба-соли никогда не отказываются. Так и я кладу крепкую надежду, что вы не откажетесь дослушать до конца эти рассказы о хлебе или лучше, историю о куле с хлебом. Всякая погудка ко хлебу добра, говорит наш народ, да и моя — старая — на новый лишь лад. Почему я начал говорить именно о хлебе, сейчас объясню

"Куль хлеба", книга, написанная вроде бы про всякие детали земледельческого быта и труда второй половины XIX века, на самом деле рассказывает о тысячелетней культуре нашего народа, изображая ее на хлебном "срезе".

Книга русского писателя Сергея Васильевича Максимова, впервые вышла в 1873 году.

---

На Самаре и самая Волга изменяет свой образ, принаряжается и украшается. До Самары от Астрахани берега ее однообразны и пустынны; нет гор (кроме Столбичей), еще очень мало селений; существующие велики и все завалены и обставлены кругом соломой — признак необыкновенного избытка этого хлебного остатка. Соломой там, за недостатком лесов, даже топят печи, несмотря на то, что солома горит, как порох, и дает жар скоротечный. Внутренние степные земли вдаль от берегов Волги засыпаны хуторами, теми отдельными хозяйствами с избами и клетями, которые породились избытком хлебных богатств и одни в состоянии пособить сладить с уборкой того, что даже одолевает человеческую силу.

Отсюда начнем мы свое путешествие с хлебом, хотя, в сущности, для нас все равно: двинуться ли из Моршанска, начать ли с Промзина Городища, но Сура и Цна — реки однообразные, и дорога скучная, а путешествие хлеба с бурлаками и без того невесело. За Самарой вскоре Волга принимает тот законный вид всех настоящих рек, по которому ярко обозначается правый берег горным, левый луговым (считая по направлению от истока к устью). Горы так круты и возвышенность велика, что самую Волгу со всем ее многоводьем сбили с прямого пути и изогнули дугой, заставив себя обойти полукругом, называемым лукой. Эта дуга Волги, так называемая Самарская лука, требует обходу до 150 верст, тогда как проезд на ближайшие концы ее по сухому пути составляет всего верст 15. Посередине дуги лежит город Самара. На северном верхнем конце ее лежит деревушка Жигули, с которой начинаются Жигулевские горы — страшные и опасные в старину, невинные и очень красивые в настоящее время. Кто видел с парохода эти белые известковые горы, оступающиеся в Волгу крутыми скалами, поросшие лесом и кустарником и облитые алым блеском восходящего солнца, — тот любовался такими очаровательными картинами, из-за которых вовсе не нужно шататься за границу. Некоторые скалы неприступны; вся масса гор, перепутанных цепкими кустарниками, темными лесами, извилистыми и узкими долинами, представляла безопасные притоны для злых людей, разбойничавших на Волге, грабивших хлебные караваны, мешавших правильной торговле, вредных благу государственному, общественному и частному. Под Самарою разбойники шалили в особенности охотно. С тех пор как Петр Великий оживил Волгу движением хлебных судов к Питеру, когда проложил в Неву каналы и соединил ее с Волгой, устроив по мелким рекам шлюзы, — разбои и грабежи на Волге с каждым годом усиливались. С разных сторон России собирались сюда бездомные и голодные бродяги, беглые солдаты, помещичьи и монастырские крестьяне, люди, желавшие поживиться легкой добычей и преступным промыслом грабежа. Ученики и последователи Стеньки Разина (казненного еще до Петра) собирали из этого сброда шайки, и еще в двадцатых годах нынешнего столетия были они опасны судам и вредны торговле. Разбойничьими шайками стали управлять даже женщины, и очень злые, между которыми в особенности прославилась Дунька Казанская, водившая на промысел под Казанью. Выстроены были казенные суда, называемые гаркоутами, наряжены были для преследования разбойников особые военные команды; разбойников стали ловить, притоны их истреблять, и наконец успели очистить Волгу. Вот уже почти пятьдесят лет она стала совсем безопасна и очень удобна для беззаботных прогулок путешественников, желающих отдохнуть и развлечься, послушать бесконечные рассказы о разбойничьих похождениях, целые повести, складные и поэтические песни об них же, и притом об самых удалых. Плывем дальше.

Вот в Жигулях город Ставрополь на песчаной площадке за песчаной мелью, и подойти нельзя, да и незачем: город очень бедный, ничего хорошего не покажет, ничего интересного не имеет. Поспешим вперед к городу Сенгилею, прислонившемуся к высоким меловым горам, называемым ушами. На них конец Жигулей. Город также большой бедняк: ловит рыбу, печет хлеб бурлакам и от большой нужды сам также ходит бурлачить. По левому берегу, направо от нас (подвигающихся к северу, по способу взводного судоходства), разлеглась степь, широкая и раздольная, но еще очень мало населенная. Правый берег высится неприступными сплошными горами, украшенными густым лесом, из-за которого для едущих на пароходах не медлит выясниться город Симбирск на самой высокой горе в 68 1/2 сажени от уровня Волги, с Троицким собором на венце горы. Встать под горой — города не видать; чтобы посмотреть его, надо подыматься крутым въездом версты две или три. Да стоит ли? Разве затем, чтобы остановиться памятью перед небольшим памятником бытописателя жизни и истории русского народа, историографа Карамзина. Симбирск — город из небогатых и из несчастных, потому что, сидя на Волге, залез далеко от воды, и, когда случился пожар в недавнее время, выгорел весь дотла, как очистительная жертва за все приволжские города. Все они на горах, все на воде без воды, все блестят наружной красотой и отсутствием внутренних качеств. Симбирск в, этом перещеголял прочих и взмостился на самую высокую гору, так что бурлаки, рассердясь на него, очень давно выговорили: Семь ден идем — Симбирск видим. — Больше и сказать нечего: мимо него! Замечательно то, что как под Сызранью кончилась Волга степная, так теперь осталась позади нас черноземная Волга. Началась земля похуже, и хлеб перестает давать такие большие надежды, как давал до сих пор.

Вот и Спасск, без соблазнов на заезды в него и осмотры. Около него развалины Болгар — древней столицы Болгарского царства, умевшего поощрять торговлю наших предков: остатков старинных персидских и турецких монет до сих пор еще всех там не вырыли. Вот и Тетюши — мордовская столица — с полусотней амбаров для складов хлеба, так как мордва — наиболее обруселое племя — издавна бросила бродячую лесную жизнь и полюбила земледелие. На своих полях они отличаются примерным трудолюбием. Отличаются также и особенным множеством обрядов, отправляемых с хлебом и около хлеба, так что русские, несомненно, многое заимствовали от мордовских предков и дедов.

Вот и село Богородское с пристанью и с очаровательной картиной на разлившееся тут многоводье. Здесь вышла роскошная и глубокая лесная река Кама и, встретившись с Волгой, сбила ее с прямого пути, надломив линию ее от направления на восток тотчас к юго-западу. Спор был силен, и в тех местах местными патриотами еще не решен: какая из этих больших рек повела другую дальше.

Для разрешения спора мешкать здесь не будем; хлебные караваны не останавливаются и картине устья реки Камы не дают никакой цены. По Каме приходит в Россию сибирское и уральское железо, сибирское сало. Выплывают вместе с этими товарами и следом за ними пароходы с лесом, смолою, рогожами и лыками, неуклюжие, плоскодонные и самой грубой работы беляны. Суда эти в 50 сажен длины и все белые, то есть совсем несмоленые — даже проконопачены лыками и парус рогожный. В них нет ни одного железного гвоздя; на них палуба настилается помостом и всегда кажет ниже бортов. Ходят беляны только по воде в половодье, но поднимают от 50 до 150 тысяч пудов (впрочем, пароходы с баржами стали их вытеснять и на Каме, и на Ветлуге). Только начиная с города на Чистом Поле (Чистополя), Кама собирает хлеб и плавит его в Волгу. Тянется за Чистополем и Таракан-городок — маленький Лаишев, однако обставленный судами, обстроенный нарядными домиками. Тут и там высятся крикливые башни — мечетные минареты: видимо, близимся к столице татарского царства Казани. Вот и Казань вдалеке, со множеством каменных мечетей направо, с высокой, вытянувшейся в стрелку красной башней царицы Сумбеки налево и на горе, в ряду православных крестов Казанского кремля — победителей мусульманской луны и татарского господства. На пути от Волги к городу чернеет и та каменная пирамида, которая оберегает кости русских воинов, убитых при взятии царем Иваном Грозным Казани. От Волги до Казани шесть верст, съездить не успеем, да к тому же и все три пристани на Волге: одна в устье Казанки, две на Бакалде: Новая и Старая. На сыпучем песке выстроены временные дощатые лавочки и идет хлопотливая и кропотливая торговля съестными припасами для бурлаков. К казанским пристаням приходит до 300 судов, отходит до 600 (в одних руках бывает в год до пяти миллионов мешков крупчатки). Между судами очень много с хлебом, тем хлебом, который возделывается и бывшими степными кочевниками, то есть деревенскими татарами и бродячими лесовиками — чувашским и черемисским народами (оба теперь также усердные и ревностные земледельцы). Отдохнувши, плывем дальше. Город Свияжск виден вдалеке и в туманной дали. Этот городок постройки Грозного царя перед осадой Казани только тем и замечателен. Город Чебоксары (от чуваша Чабака, некогда тут жившего) — столица чувашей — с покривившейся набок старинной колокольней; хорошая пристань; закупка хлеба; город, по-чувашски, в орагах. За ним город Козьмодемьянск, и против него устье лесной реки Ветлуги, откуда выплывают в Волгу кули и рогожи, со щепенным товаром, то есть деревянными чашками и ложками; деготь и смолу плавят на судах-белянах и сотни плотов с корабельными и судовыми бревнами. На Волгу вышли с дальних берегов драгоценные дубовые леса и потянулись вплоть до городка Василя, стоящего на горе, при устье Суры-реки. Сура течет очень быстро; во время разлива, особенно коща вода начинает убывать, она делается едва одолимой на лодках и очень опасной, коща ветер дует по течению. В это время при устье ставят пикеты для наблюдения и спасения погибающих с лодками и подпусками — деревянными тарами на веревках. Крутой прибой сурской воды прорезывает своей струей самую Волгу до половины и разрушает гору, на которую забрался бедный городок Василь. Гора каждогодно оседает в Суру, на ней показываются трещины и провалы: ни один домик не похвалится прочностью, колокольня у собора уже наклонилась. Весной при разливе в город нет въезда; чтобы попасть в него, надо объехать верст шесть лишних. Летом Василь весь тонет в зелени яблочных садов. В Суре водятся самые вкусные стерляди, а по ней идут суда весной первым караваном с самым вкусным хлебным сыромолотным зерном от пристани Промзина Городища с черноземных полей Симбирской и Пензенской губерний. Суда проплывают мимо. Последуем и мы их примеру, чтобы поскорее увидеть направо несчастный городишко Макарьев) обнищавший с тех пор как перевели ярмарку в Нижний, а налево вдали соседнее с ним богатое село Лысково, знаменитое на всю Волгу своей хлебной торговлей. Сотнями судов и сотнями тысяч рублей ворочает это людное село — первое из всех сел в целой России. Двести ветряных мельниц обступили Лысково со всех сторон и перемалывают миллионы четвертей хлеба, доставляемого, по средам и пятницам зимних базаров, во множестве из ближних и отдаленных окрестностей через руки посредников, называемых прахами.