Анатолий Голубев - Убежать от себя

• Название: Убежать от себя
• Автор: Анатолий Голубев
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Спорт
• Год: 1982

Роман А. Голубева посвящен спортивной теме.

Современный спорт, в том числе хоккей, – сложная сфера человеческих деяний. Задолго до того, как шайба влетит в сетку ворот соперника, уже бушуют невидимые миру страсти, уже приложен невидимый миру тяжкий труд. Спорт – прежде всего люди, а люди – всегда непросто. Судьба главного героя романа, старшего тренера сборной команды страны по хоккею Рябова, тому лучшее подтверждение.

---

Борин ушел от них как от стоящих. В отчаянии канадец запустил вдогонку клюшку. Судья вскинул руку, назначая двухминутный штраф. Борин поскользнулся на брошенной клюшке, но устоял и, не снижая скорости, пошел к воротам. Вратарь выкатился навстречу. Но тоже не учел скоростных возможностей своего соперника: выбросился в ноги на сотую долю секунды позднее, чем следовало. Борин метнул шайбу по льду, и она под щитком вратаря скользнула в угол.

Четверка почти взмокших его товарищей по смене и весь сидевший на скамье запас дружно ринулись к автору гола и подмяли Борина. Заварилась куча мала. На трибунах туристы махали советскими флагами и кричали под свист всего стадиона: «Молодцы! Молодцы!»

Вокруг кучи катались судьи и призывали игроков освободить лед и продолжать игру. Только канадцы стояли на местах, на которых их застал гол, и не верили в происшедшее. Потом медленно все лишние покатились со льда.

«Как седьмой раз красное после шести красных», – вспомнил Рябов закон рулетки. Но никто, кроме него, не догадывался о той гигантской ставке, которую он сделал.

А на льду носился, словно заново родившись, Гольцев. Отрабатывал назад и вновь рвался вперед, как будто только начинал играть блиц-матч и ему осталось сегодня играть лишь те сорок – пятьдесят секунд, которые отвел Рябов для его пятерки. Зажав канадцев в зоне, устроили им настоящую варфоломеевскую ночь– шайба дважды попадала в «трубу», спасавшую ворота, и, наконец, четырехходовка, которой Рябов даже придумал музыкальный ритм – «та-ах, та-ах, тах, тах», – закончилась сумасшедшим щелчком Гольцева. Он в ярости вскинул руки и, не дожидаясь, когда его, поздравляя, перехватят свои, ринулся к командному загону. Он катился, глядя на Рябова. И тот радостно улыбался ему, довольный, что сумел-таки одной репликой взъярить Гольцева. А в ярости он страшен. Тройка, не доиграв десяти секунд, довольная, села на скамью, и Рябов, повернувшись к Гольцеву, громко сказал:

– Уговорил! Не буду просить Патера убирать вратаря. Умница!

Гольцев, настороженно смотревший на Рябова, сомлел от удовольствия. Но Рябов играл уже не на него, а на его партнеров. Теперь и они полезут не меньше: как это – Гольцев забил, а они нет?!

«Только бы не зарвались, попридержать вовремя», – едва успел подумать Рябов, как стадион вновь взревел. За воротами канадцев вспыхнула красная лампа. Это защитник Чанышев, почти не входя в зону, послал шайбу сильнейшим броском в ворота. Вратарь, не готовый к такому дальнему броску и еще не оправившийся от предыдущего гола, что непростительно, но случается и с такими признанными асами, как Гордон, не успел среагировать.

Итак, первая тройка вела 2:1, третья-1:0, а вот вторая огорчала. Она грамотно отрабатывала свое время на поле – и впереди, и в зоне ворот, – но не было в ее игре блеска. Тройка нападающих состоит из трех игроков. Три игрока были, и вот тройки – нет!

Опять вставала пресловутая проблема второго эшелона. Уже не малыши в составе, но еще и не звезды экстра-класса. А как хочется ими быть! Сами же сделали еще далеко не все, чтобы стать звездами… Зато амбиция… Она хороша у ответственных людей, но опасна, когда игрок спит на тренировках, а просыпается лишь в матчах.

Рябов смотрел на игру, вел запись, а сам прикидывал, как завести вторую пятерку. Но так ничего и не придумал. Команда пошла в раздевалку, едва сдерживая желание тут же, в проходе, обсудить, как здорово сложился второй период: две шайбы запаса не бог весть что, но в решающем матче с канадцами стоят четырех. Лишь чувство собственного достоинства да предстоявший третий период – хоккей есть хоккей, и неизвестно, как сложится игра, – удерживал самых горячих. Только в раздевалке они дали волю своим чувствам. И хотя говорить надо было ему, а им слушать, Рябов позволил разрядиться каждому и, когда до выхода на лед осталось три минуты, попросил тишины.

– Сыграли неплохо, – под недовольное сопение команды сказал он, но виду не подал, что заметил возмущение такой явно заниженной оценкой.– Слонов раздавать буду потом. А пока о деле. Тревожит вторая тройка. Вы что себе думаете? Вы во что играете? В настольный теннис? Каждый за себя? Проиграете два первых выхода, поменяю местами с третьей тройкой! Все! – отрезал он, как бы загоняя нож в живое тело.

Пока судьи убирали со сверкающего льда мелкие щепки от брошенного кем-то с трибуны обломка клюшки, Рябов присел на борт и поймал себя на том, что слишком хорошо представляет, как пойдет третий период. И даже испугался, что видит его почти зримо.

«Он будет короткий, всего в десять минут! Канадцы полезут с натиском, на который только способны, и если мы устоим, то следующая десятиминутка принесет минимум шайбу в канадские ворота».

Уже второй период сборная Канады заканчивала «на бровях». Темп, предложенный в первом периоде и канадцами неосмотрительно принятый, – они, впрочем, вправе предполагать, что рябовские ребята тоже не железные, – сделал свое дело. Канадцы все чаще запаздывали к шайбе, уступали в силовой борьбе. Отсюда возросшее количество ошибок. Надо лишь играть внимательно и постараться наказать за любую из них.

Канадцы начали не столько быстро – видно, не хватало сил и на первую десятиминутку, – сколько грубо. То там, то здесь возникали близкие к драке стычки. Проигрывавшие петушились. Запугивать парней из неробкого десятка, да еще с запасом двух шайб за плечами – пустое занятие.

Пришлось уйти Гольцеву -в стычке рассекли бровь, но Рябов не винил канадца: пожалуй, слишком рискованно пошел на столкновение сам Гольцев.

Любой натиск чреват опасностью контратаки. Канадцы прекрасно понимали это, подстраховывая защитную линию оттянувшимся несколько назад игроком. Тем самым ослабляли линию нападения.

«Два арбуза в одной руке не удержишь!»

Сила давления уходила медленно, но неизменно. К пятой-шестой минуте игра выравнялась. Перед самой сиреной, призывающей к смене ворот, Глотов, падая, успел подсечь прострельную передачу, и шайба над клюшкой Гордона взлетела вверх под штангу.

Ликование по поводу нового успеха длилось в ходе обмена воротами и сразу же вылилось в новый рев трибун. На тринадцатой секунде Борин, поймав шайбу в своей зоне, отобранную при вбрасывании, закатил такой феерический рейс, что даже видавший виды Рябов не мог припомнить что-то подобное. Будто парализованных обошел четырех канадцев и вратаря и положил шайбу в сетку, как книгу на полку. На трибунах уже не только аплодисменты советской туристской группы – ревел от восторга весь стадион, отдавая должное блестящему мастерству, сделавшему Борина сразу не только героем матча, но и героем чемпионата. Самое счастливое мгновение для старшего тренера в сегодняшней радостной симфонии победы…

«Оправдал… Оправдал…» – шепчет Рябов, глядя на потное, улыбающееся до ушей лицо Борина, смущенно кивающего ребятам, которые повторяют: «Ну, дал! Ну, дал!» Для больших словесных излияний не хватает сил – все они отданы борьбе! Теперь уже можно сказать – достижению победы.

Игра сделана. Это понимал он, Рябов, понимали зрители, понимали канадцы. Увы, это понимали наши ребята. Рябов был уже не в силах оградить их от усыпляющего бдительность благодушия. На предпоследней минуте защитники поленились откатиться назад. Вырвавшийся Боксер – для хоккея странная, но оправдывающая себя фамилия – почти на одном отчаянии зацепил шайбу где-то под перчаткой у вратаря, и она вкатилась на ребре в ворота. Но это нюансы, вкатилась она или влетела. Счет стал 5:2. Мог стать 5:3 и 5:4… Но забить три шайбы в оставшуюся минуту новым чемпионам мира не смог бы никто. Да, новым чемпионам.

Последняя минута прошла в гуле трибун, свистках и хлопках. В реве зрителей потонули звуки сирены. Но поскольку зал смотрел на огромное табло «Лонжин», где таяли, как снежинки под ярким солнцем, последние секунды матча, взрыв восторга и заменил сирену.

Игроки посыпались на поле, прыгая через борт, бросая кверху клюшки, дав волю всем тем чувствам, которые копились в них долгие и трудные дни чемпионата. Ради этой минуты каждый из парней трудился не только последние две недели – годы, всю спортивную жизнь.

Рябов вскочил тоже, но потом ему показалось, что от резкого движения резануло сердце. Он испуганно шлепнулся на скамью и, прикрыв глаза и оглохнув от шума, за которым не слышно было биение собственного сердца, начал растирать грудь.

«Валидол! Оставил его в костюме… Как же я оставил его в костюме? Только не говорить Галине – она мне не простит…»

Когда он открыл глаза (успокоенно ощутив бьющееся под рукой сердце, бьющееся, естественно, гулко от переполнявшей радости, – ощущение пустоты, завершенного дела придет завтра, а три дня он будет напоминать автомобильную камеру, из которой выпустили весь воздух), перед ним прыгало с десяток репортеров, снимая потерявшего от радости сознание советского тренера. Рябов сразу же представил себе, насколько заманчива эта картина по сравнению с привычной съемкой обнимающихся на льду чемпионов. И не смог отказать себе в удовольствии подыграть. Он вновь закрыл глаза и начал лихорадочно расстегивать рубаху, будто ему душно. Перед его глазами вставали сотни, тысячи фотографий, на которых по-орлиному рубил воздух длинный такой знакомый нос… Рябов, очень довольный собой, подобно триумфатору, отдался в руки игроков, с криком потащивших его на лед, чтобы кинуть вверх на глазах тысяч и тысяч зрителей…