Владилен Машковцев - Золотой цветок - одолень

• Название: Золотой цветок - одолень
• Автор: Владилен Машковцев
• Жанр: Историческая проза

Владилен Иванович Машковцев (1929-1997) - российский поэт, прозаик, фантаст, публицист, общественный деятель. Автор более чем полутора десятков художественных книг, изданных на Урале и в Москве, в том числе - историко-фантастических романов 'Золотой цветок - одолень' и 'Время красного дракона'. Атаман казачьей станицы Магнитной, Почётный гражданин Магнитогорска, кавалер Серебряного креста 'За возрождение оренбургского казачества'.

---

И в этот вечер Ермошка взмахнул руками, взлетел над кузней. Олеська пальчиками поиграла: мол, прощай, мой любимый! Дуня побежала, руками задергала, запрыгала, будто курица. Хотела взлететь Дуняша. Подскочила она и упала больно, заплакала горько. Знахарка мимо Дуни на свинье проехала. В руках ступа с пестиком. Траву толчет, готовит зелье. Нос крючком, как у ведьмы. Глаза злые. Нечай с отважными хлопцами в челны сел и к морю поплыл хищно. Ермошке все видно сверху. Кланька динар сует знахарке за зелье, дабы присушить казака Нечая. Зойка Поганкина лобызает шинкаря Соломона. Не зазря прозвали ее Поганкиной! Все замечает Ермошка. Силантий Собакин крадется к Палашке — жене своего старшего сына. Тихон Суедов боится своего рослого, женатого, живущего отдельно обалдуя. Вот он, Тихон, в огороде, яму выкопал, укрывает клад. А сын в крапиве лежит, подсматривает. Насима, замученная пытками, ожила. Ходит по станице. Схватила она маленького Гриньку и бросилась в степь. Аксинья мученицу настигает, хватает за волосы. А Гринька степь поджигает. Меркульев совсем из ума выжил: вздернул на дыбу слепого гусляра, ребра ему выламывает кузнечными клещами. Соломон блюдо золотое похитил с дувана. Убегает с ним в Турцию. Молнии над его головой сверкают, а он блюдом прикрывается. Груньку Коровину — девчонку рыжеголовую — мать посылает мыть пол в избе у Хорунжего. А Груня рада! Хорунжего полюбила она по-девчоночьи. Гришка Злыдень могилу Сары раскопал, ищет самоцветы. И все это безобразие завершает Глашка — ордынка малолетняя. Она сидит в зарослях конопли и бзники, показывает миру желтую задницу.

— Глашка, прекрати охальство! — прикрикнул на нее с неба Ермошка.

Девчонка застеснялась, вскочила, выбежала из конопли. И сразу выросла. И платье на ней белое, как у невесты. А лицо нежное, красивое. Глаза карие, раскосые, мерцают волшебно под ресницами. Сапожки на ней серебром шиты. Коса черная ниже пояса. Протягивает Глаша ладони к небу, к Ермошке. И на правой, и на левой ладошке по кольцу обручальному. Подлетела знахаркина ворона к ордынке-раскрасавице, схватила клювом кольцо с левой руки. Замахала птица радостно крыльями, к Ермошке летит.

— Ермошка, бери перстень! — крикнула ворона. Кольцо выпало из клюва, блеснуло, утонуло в речке!

— Что ты, дура, натворила? — рассердился Ермошка.

— Прости! Прости! — заизвинялась виновато каркунья.

— Не прощу! Ныряй за кольцом в речку!

— Ермоша, вороны не умеют нырять. Вороны умеют летать и развлекательно разговаривать.

— Я тебе выщиплю хвост, чертовка! Я тебе голову оторву! — замахал руками Ермошка, подпорхнув к вороне.

Но птица увернулась, метнулась в сторону. Поймать ее было невозможно. Она то пряталась за облачко, то взмывала вверх, то кружилась дразнительно рядом.

— Не гоняйся за вороной! — взмолилась Глаша.

Она даже не сказала этого, а подумала так. Но Ермошка услышал голос. Слова сами прозвучали, сами взлетели в небо. Они пронзили душу глубоким смыслом. Они были оборотнями.

— Не гоняйся за вороной! — рыдала Дуняша, показывая пальцем на сестру.

— Не гоняйся за вороной! — вырывал, клещами ребра у слепого гусляра Меркульев.

— Не гоняйся за вороной! — взывала тоненько Кланька уходящему в море Нечаю.

— Не гоняйся за вороной! — грозил Тихон Суедов сыну, закопав клад в огороде.

— Не гоняйся за вороной! — бросил крест в лужу пьяный Овсей.

— Не гоняйся за вороной! — шептала Фарида, обнимая Соломона.

— Не гоняйся за вороной! — шипела знахарка, несясь галопом на огромной пятнистой свинье.

— Не гоняйся за вороной! — надрывался кузнец Кузьма, таща к лодке огромную глыбу руды...

Ермошка проснулся, высунулся из-под овчины. Время за полночь, к утру. Давно погасли в кострах угли. Тишина ночной осени. Спят казаки, умаялись. Есаулы пьяные, изредка рыкают во сне, яко звери. А небо волхвит загадочно крупными звездами. Охрим уверяет, будто на звездах живут разные существа, разумные люди. Забавный дед! Говорит, что земля — круглая. Брехун старый! Ежли бы земля была круглая, то люди бы, которые внизу, упали бы с нее! Земля, знамо, плоская. Ну, а на звездах, мабуть, и прозябают существа, нехристи. Слоны с ними, верблюды и кабаны нехорошие. Коней золотых там нет! И быть не могет! Для золотого коня надобен человек золотой. Да, а к чему бы это мне приснилась ворона знахаркина? Ну и Кума! Где она пропала? Донесла ли она мою записку Олеське? А Хорунжий наказывал:

— Ты с вороной, Ермоша, не разлучайся! С ней письмо в станицу можно послать. У меня для докладов токмо два кречета. А в глухомани завсегда семь опасностей, сто неожиданий смертельных.

Промолчал Ермошка, не сознался, что отправил ворону с любовной запиской к Олеське. Мож, обойдется. Мож, зазря пужает опасностями Хорунжий.

Какие опасности? Из откуда неожидания угрозные? Пять стран трепещут перед казаками Яика! Московия мужиков черных в Сибирь на телегах отправляет без охраны. А Яик и Турция покамест не встали на колени пред русским царем. Турок оно, конечно, преклонить потребно. Они ить басурманы. А казаки — христиане. За Русь болеют. И Московию к Яику мы, казаки, присоединим! Меркульева царем выберем. Овсея — патриархом. Охрима — дьяком посольского приказа... Про землю круглую запретим ему глаголить, выпорем для порядку. Нечего умничать! Неизвестно кто и где живет! Где живет, к примеру, слепой гусляр? У Зоиды Поганкиной! А иногда спит под лодками, на полу в шинке. А кто это нас охраняет? Сторожевой-то сидит на камне с пищалью, прислонился к березе и спит! Созвездие Лося над ним золотые рога раскинуло. На воде челны успокоительно покачиваются. Боже святый! Никак в дозоре сам Илья Коровин! Так и есть! Вот это да! Других бьет смертно за сон на страже, грозится головы отрубать, а сам пускает храпака. Надобно устроить смех казакам. Вот возьму аркан. Прикручу спящего потихоньку к березе. А сам залезу снова под тулуп. Хохоту породится завтреча! Чей же аркан взять? Лучше всего у Тимофея Смеющева.

Ермошка встал, взял аркан, подошел тихонько к спящему атаману. Сидит Илья Коровин и блаженствует во сне. За поясом пистоль, пищаль обнимает. Щекой к железу ласкается. На боку ятаган, гаман с порохом и свинцом. Под ногами в костерке угли тлеют. Недавно уснул, значит. А мне спину сокрушил березовой дубиной за опущение век. Не за сон, а именно за легкую дремотку на миг! Вот и пришло к тебе возмездие, атаман!

Повыркивал боровом могутный Илья. А двадцать семь петель приторочили его к березе. И на каждой петле мертвый узел. Крепок аркан Тимофея Смеющева, можно трех жеребцов удержать. Андийский слон не порвет. Если и проснется Илья, не смогет высвободиться. Надобно будет призывать казаков на помощь, принимать позор! Опутаны руки с пищалью и тулово восьмипудовое.

Улыбнулся довольно Ермошка. Забрался снова под тулуп. Бориска зубами скрипнул. Надобно показать его знахарке. Прокоп Телегин не шевелился, спал мертвецки. У него лодка с кривиной. Парусом и веслом весь день ворочает. А вообще — хорошо жить! Из Олеськи жена раскрасивая выйдет. Жениться охота. Дом без бабы запустел. Ушел вот в поход, а Глашку Дарья Меркульева взяла на кормление. Доброе слово у татар — хозя! Без хозяйки нету дыма! Не будет блинов! Давно не ел блинов Ермошка. В последнюю добрую масленицу мать напекла кучу. Ермошка лежал тогда на полатях, смотрел молча на стол, слюнки текли. Мамка натопила коровьего масла в чаше.

— Иди, ешь на здоровье!

Ермошка слетел с полатей за миг, схватил блин, обмакнул в масло, проглотил.

— Вымой пакли! — осердилась мать, увидев его грязные руки.

Господи! Для чего люди умываются? Сполоснуть образину раз в месяц для освежения, мож, надобно. После смерти матери Ермошка вообще с полгода не умывался. И никто этого не заметил! И Овсей тож никогда не умывается, а живет, носит крест протопопа. Гришка Злыдень и Михай Балда не любят полоскать хари рукомойниками. Нечай и другие храбрые казаки не почитают баню. Вот купаться в речке приятственно всегда! А Илья Коровин не позволяет в походе булькаться. Не зазря ему наказание выпало. Проснется, поймет, что привязан, озвереет!

Закрыл Ермошка глаза, в сон потянуло. От Бориски жаром веет, тепло с ним. А у Олеськи, вспомнилось, руки холодные. Не девка, а лягушка длинноногая с белой косой. С ней, поди, околеешь... Совсем уж было сон одолел... Но послышалось вдруг тревожное ржание коня.

«Чалый медведя чует, должно?» — подумал Ермошка.

Он выглянул из-под тулупа. Медведей здесь — тьма! И ясно: есть в борах ягоды, мед, косули и сохатые. Потому и медведей навалом жирных. Стал присматриваться. На воде у челнов чернелась тень. Боже, спаси! Мохнатое чудище зашевелилось. Волосатый призрак шел к украйной лодке. Но привидение имело плоть, потому как слышались отчетливо тихие всплески воды. Ермошка чуть штаны не обмокрил:

— Медведь крадется на задних лапах к челну! Сейчас схватит казака, разорвет! Кто ж там спит? Егорка Зойкин! Ай-ай! Мамочка!