Мария Воронова - Клиника одиночества

• Название: Клиника одиночества
• Автор: Мария Воронова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-061539-1, 978-5-403-02672-7

Как ведут себя в обычной жизни те, для кого спасение человеческой жизни, борьба со смертью – повседневная, а иногда даже рутинная работа? О чем они разговаривают в ординаторской после операции, о чем думают, стягивая хирургические перчатки, что рассказывают домашним за ужином? Герои Марии Вороновой влюбляются и разочаровываются, пребывают на седьмом небе от счастья и страдают от одиночества. Просто они такие же люди, как и мы с вами…

---

Максимов фыркнул и, картинно швырнув перчатки в таз, покинул операционную. Анестезиолог, сдав Стасу больного, последовал за ним.

В принципе Зоя Ивановна была не права. Никто не застрахован от ошибок, все пациенты разные, и вариации их внутренней анатомии, усугубленные заболеванием, поистине безграничны. Ошибка происходит не от незнания анатомии или ручной неумелости, а в силу отклонений от нормы. Никто не гарантирован от фатальных оплошностей, и хирург, твердо убежденный, что уж он-то никогда не ошибется в идентификации сосуда, на самом деле просто самоуверенный идиот. Но доктор должен быть уверен, что сумеет заметить и исправить свою оплошность, иначе не стоит самостоятельно оперировать. Ведь, определяя операбельность, хирург принимает в расчет и собственные возможности.

И Зоя Ивановна ругала Максимова именно за самоуверенность, а вовсе не за то, что он случайно пересек нижнюю полую вену. Сейчас существует много методов диагностики, дающих точную информацию о размерах и расположении опухоли, значит, Максимов заранее знал, что невринома связана с крупными сосудами. Ему следовало сразу попросить Зою об участии в операции.

Стас убавил скорость инфузии. Интересно, сколько времени Максимов пытался сладить с ситуацией самостоятельно? Венозный возврат почти на нуле. Нужно срочно определить время свертывания крови и, если оно нормальное, ввести гепарин.

Зоя не подкачает, поставит протез в самом лучшем виде, за техническую часть можно не волноваться. Значит, жизнь больного сейчас целиком зависит от его анестезиологического мастерства. Нужно поддерживать функции организма в условиях, когда венозная кровь не поступает от нижней половины тела.

Вытащить пациента стало для Стаса не только врачебным долгом, но и делом чести. Если тот, не дай Бог, умрет, Максимов начнет всем подряд рассказывать, что Зоя умеет только оскорблять и материться, а на самом деле оперирует ничуть не лучше его.

Грабовский сочувственно вздохнул. Бедная Зоя Ивановна! Ему-то что, знай измеряй параметры гемодинамики и заказывай анализы, а потом думай, как компенсировать все это безобразие. А начальнице нужно сшить стенку вены, по виду напоминающую шкурку помидора, с грубой пластиковой трубкой, используя нить толщиной с человеческий волос. И сделать это после напряженного рабочего дня, в течение которого она провела две сосудистые операции.

Наказав Алисе последить за больным, Стас выскочил в коридор и позвонил Варе. Та сказала, что все понимает, пусть Стас работает спокойно. С подругой она идти не хочет, на работу тоже не поедет, какой смысл? Родители все равно не разрешат ей ночевать в клинике, и уставшему Стасу, вместо того чтоб перейти улицу и рухнуть на кровать в собственной общаге, придется тащиться ее провожать, а потом обратно. Лучше она останется дома и приготовит его любимые пирожные.

«Все так, – подумал Стас уныло. – Провожать действительно будет влом, особенно, если они не смогут быстренько заняться любовью. Но лучше бы она все равно приехала. А пирожные эти долбаные... Я и не люблю их, это они с мамашей решили, что я их люблю. Назначили меня фанатом корзиночек. Кормят теперь. А скажешь, лучше сосиски мне сварите, обидятся».

Зоя Ивановна быстро вшила протез. После того как пустили кровоток, состояние больного стало улучшаться на глазах. В реанимацию Стас передавал уже стабильного, готового к экстубации[6] пациента.

Вернувшись в отделение, они обнаружили в ординаторской Максимова. Наверное, в нем проснулась совесть и заставила дождаться известий о судьбе пациента, которого он чуть не отправил на тот свет.

– Можешь расслабиться пока, – проворчала ему Зоя.

– Спасибо. Кажется, в операционной мы оба погорячились...

– Проехали!

– Знаешь, ты, пожалуй, лучший сосудистый хирург, которого я знаю.

Стас с Зоей Ивановной переглянулись с легким ужасом. Это надо же, Борис Владиславович кого-то хвалит!

– Ты не сглазь! А то будет как в стишке – медицинское светило утопает в похвалах, а больного ждет могила, ибо так судил Аллах! Погоди хвалить.

Максимов вежливо улыбнулся. Он любил черный юмор.

– Я тоже недавно неплохую частушку слышал. Пришел хороший анализ, лежу в гробу – какой каприз!

– Разве это частушка? – усомнилась Зоя. – По форме больше похоже на это, как его... хокку!

Стас пролистал историю болезни, проверяя, не забыл ли он заполнить какую-нибудь графу.

– Хокку, саке, гейши и харакири – вот что нас губит, – вздохнул он.

– Кстати о саке и гейшах! Мужики! Поехали ко мне на день рождения! Стас, не вздумай отнекиваться! – Зоя грозно встала в дверях. – И ты, Боря, собирайся. Выпьем на брудершафт, официально на ты перейдем. Не будем терять времени, нам в Петергоф пилить.

– В Петергоф?

– Ага, мой одногруппник Яша Розенберг в мою честь прием устраивает в своем загородном доме. Я поэтому и взъелась на тебя, Боря. Человек ради меня старался, народ созвал, а я черт-те чем занимаюсь. Без обид?

Максимов снисходительно кивнул. Он даже готов был оплатить такси до Петергофа, но Стас настоял, чтобы взять половину расходов на себя. Зоя решила не требовать, чтобы ее тоже взяли в долю.

«Какую шикарную жизнь я веду последнее время! – весело подумал Стас. – Катаюсь на такси, еду в загородный дом на вечеринку...»

Зоя отпустила машину на шоссе, так что по сумрачным тихим улицам коттеджного поселка они шли пешком. Начальница торопилась – после того как она закончила операцию, ей то и дело звонили на мобильный, не слишком трезвыми голосами осведомляясь, скоро ли она появится, и подначивая сообщениями, что выпивка подходит к концу.

Стасу же, напротив, торопиться не хотелось. Так приятно было вдыхать еще не остывший после теплого дня вечерний воздух, слушать нежный шум листвы и угадывать в сгущающихся сумерках причудливые контуры особняков.

На душе воцарилось какое-то странное щемящее настроение, то ли предчувствие чуда, то ли грусть...

Нужное место Стас заранее угадал из-за веселых голосов, музыки, модной в девяностые годы, и гирлянд фонариков, развешанных по забору и кронам деревьев.

– Наконец-то! – Хозяин дома, невысокий крепыш аэродинамических пропорций, бросился навстречу Зое Ивановне. – Счастье мое, был ли в твоей жизни хоть один день рождения, на который ты попала? Сколько себя помню – гости маются, водка стынет, а дорогая именинница оперирует.

Хмыкнув, Зоя Ивановна представила своих спутников, и Розенберг повел их к столу, устроенному прямо в саду. Гостей насчитывалось человек двадцать, и, наверное, все они были хорошими друзьями именинницы, ибо не теряли времени в ее ожидании, уверенные, что она простит им разграбление стола. Большинство уже насытились, и кто-то танцевал на гравийных дорожках сада. Когда хозяин громогласно возвестил о появлении Зои, все подтянулись и взяли бокалы. Стали чокаться, целоваться, говорить праздничные приятности.

Стас чувствовал себя неловко. Во-первых, он был намного моложе всех собравшихся, во-вторых, никого из них не знал и, в-третьих, не приготовил даже маленького подарка. Зоя, увлеченная старыми приятелями, не собиралась опекать его. Стас решил уйти в тень, но тут его легонько тронули за локоть. Очень симпатичная молодая женщина, приветливо улыбаясь, наполнила его тарелку деликатесами и подала бокал вина.

Грабовский ужасно проголодался за день. Аккуратно доев содержимое тарелки, он хотел наполнить ее еще раз, но тут увидел Любу и моментально забыл о еде.

Люба стояла поодаль, загадочная и прекрасная в неверном золотистом свете фонариков. Совсем одна, с растерянной улыбкой на лице. Стас понял, что она так же одинока на этом празднике, как и он.

Сегодня она была совсем другой, чем тогда, в автобусе. Темное вечернее платье – в сумерках и не поймешь, какого цвета, – подчеркивало тонкую талию, а декольте чуть не свело Грабовского с ума. Он обожал такие лифы, когда платье без рукавов и бретелек держится неизвестно на чем и, кажется, готово упасть при глубоком вздохе. У Любы оказались очень красивые плечи и, насколько можно было рассмотреть, небольшая высокая грудь. В меховой накидке, на фоне куста шиповника Люба была похожа на старинный портрет.

Поставив тарелку на первую попавшуюся плоскость, Стас решительно двинулся к ней.

– Разрешите вас пригласить?

Люба кивнула, и они, не очень попадая в музыку, вышли танцевать под древний хит. Люба танцевала неважно, робко, делая слишком мелкие шаги, но Стасу было все равно. Он наслаждался, что его рука лежит на ее талии, а вторая сплетается с ее рукой, что его щеке тепло от ее дыхания и что у нее так приятно пахнут волосы... Осмелев, он потихоньку увлек ее подальше от эпицентра праздника – за линию кустов, где весьма кстати обнаружилась уединенная беседка.

Люба не хотела уединяться, но Стас был настойчив.

– Я так хочу посмотреть на вас при свете луны, – сказал он выспренно.