Алекс Тарн - Протоколы Сионских Мудрецов

• Название: Протоколы Сионских Мудрецов
• Автор: Алекс Тарн
• Издательство: Издательства: Мосты культуры / Гешарим
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: ISBN: 5-93273-177-X

Сионские мудрецы — кто они? Реальность, ставшая легендой, или легенда, обернувшаяся реальностью? И чем, в сущности, отличается реальность от легенды, от дешевого детектива, от бульварного романа, от бутафорской трагедии, от жвачки газетного репортажа? Кто мы? Где мы? Зачем мы?

Эти и другие вопросы автор задает себе и читателям в этом увлекательном романе-матрешке, действие которого происходит в наши дни в Израиле, раздираемом муками войны за выживание.

---

«А-а-а… — протянул Яшка. — А теперь объясни…» Голос его вдруг сорвался, и Яшка не смог закончить фразы. Он опустил голову и некоторое время молча покачивался с пятки на носок, пытаясь овладеть собой. Шломо увидел, что незнакомый человек в штатском, пришедший вместе с ними и сейчас внимательно наблюдающий за сценой, придвинулся поближе, встав на расстоянии вытянутой руки от Яшки.

Тем временем Яшка справился с голосом. «А теперь, — попробовал он снова. — Объясни… объясни…» Какое объяснение он хотел получить, так и осталось неизвестным, потому что Яшка вдруг взвыл дурным страшным воем и, прыгнув на Нидаля, вцепился ему в горло. Но штатский был начеку. Он схватил Яшку за правую руку, офицер — за левую, и общими усилиями им удалось оторвать его от полузадушенного, кашляющего араба и оттащить в сторону. Яшка бился у них в руках и диким голосом выкрикивал угрозы и ругательства, мешая русский мат с ивритом и арабским.

«Ты что, парень, с ума сошел? — сказал ему штатский, когда Яшка, наконец, обмяк и перестал дергаться. — Хочешь из-за этого дерьма в тюрьму угодить? Ну, задушишь ты его… и что? О семье подумай…»

«Ты Вилли не знал… — как-то устало ответил Яшка. — Тебе не понять. А гнойнику этому поганому — не жить. Слышишь меня, ты, падла вонючая? Не жить тебе… Не думай, что, когда тебя через пару месяцев выпустят в связи с каким-нибудь «мирным процессом», будь он проклят… не думай, что ты тут свободно по земле ходить будешь. И гаденышей всех твоих передавим, до одного… у-у-у, змеиное отродье…»

Нидаль прокашлялся. «Эй, офицер, — просипел он, с трудом проталкивая слова через помятое горло. — Я требую, чтобы эти угрозы были записаны в протоколе ареста. Я свои права знаю…»

«Вы вот что, ребята, — сказал офицер. — Шли бы вы отсюда, от греха подальше. Опознать вы его, как я понимаю, опознали, причем даже на ощупь. Значит, больше вам тут делать нечего».

Менахем, Яшка и Шломо вышли со двора на улицу.

«Зря ты сорвался, Яков, — сказал Менахем. — Этот штатский — из ШАБАКа. Теперь, что тут ни случись — всё на тебя вешать будут. Еще и какое-нибудь «еврейское подполье» соорудят. Да чего там долго ждать — вот увидите, уже в завтрашних газетах будут заголовки: «Попытка линча на территориях» или «Армия спасает палестинца от самосуда поселенцев». Потом по радио полдня будут говорить об опасности правого путча, а правые депутаты будут извиняться и осуждать. И все из-за твоей глупости».

«Да я понимаю, Менахем, — тихо ответил Яшка. — Я ж как мог держался. Но когда они меня прямо напротив этой морды поганой посадили… тут уж я не смог. Ну не смог, ну что тут поделаешь… Ты ж не знаешь, чем для меня Вилли был…»

Они шли посредине неровной, в кочках и колдобинах, деревенской улицы, и скорчившиеся по обеим сторонам дома провожали их ненавидящим взглядом задраенных окон.

За деревней следственная группа сворачивала свое оборудование. Оцепление еще стояло; тут и там люди еще бродили с фонарями по склону и окрестным кустам, но бо?льшая часть машин и армейских джипов уже разъехалась. Яшка тоже засобирался. Он уже попрощался, даже сел в машину и завел мотор, как вдруг снова вышел и подошел к Шломо, ожидавшему Менахема около тальмонского джипа. Они крепко обнялись.

«Вот так… — приговаривал Яшка, прижав мокрую щеку к шломиной шее. — Вот так… Нету больше… Вот так…»

Потом Яшка уехал. Шломо мучительно хотелось курить, но свое курево он забыл в караване. Мало на что надеясь, скорее просто стараясь чем-то себя занять, он огляделся вокруг в поисках огонька сигареты. Увы… Но вот тот человек… Он снова вгляделся в массивную фигуру человека, сидевшего на том же придорожном камне, на котором сидел Яшка, когда они только приехали. Где-то он его уже видел, этого мужика. Вот только где?.. Шломо усиленно ворошил память, но ничего не получалось. Подошел Менахем, и они тронулись в обратный путь.

«Что ты все молчишь, Шломо? — сказал Менахем. — По-моему, ты за все это время ни слова не вымолвил. Нельзя так. Ты говори, неважно что, только говори. Слова, они пар выпускают. Яшка вон, — разрядился на всю катушку. Конечно, глупость он сделал со своей истерикой, но, с другой стороны — даже это лучше, чем твое глухое молчание. Прямо, как могила…»

Шломо кивнул.

«Да ты не кивай, ты говори! — закричал Менахем. — Говори!»

Шломо опять кивнул.

«Вспомнил», — сказал он твердо.

«Что вспомнил?»

«Да так, одного парня там встретил, все вспомнить не мог, откуда он мне знаком. А теперь вспомнил. Да ты смотри лучше на дорогу, а то и мы накроемся. Хватит смертей на сегодня… А за меня не волнуйся, Менахем, я в порядке…»

Шломо и в самом деле вспомнил. Он действительно знал этого парня; даже, можно сказать, знал превосходно, хотя и не встречались они ни разу в жизни. Это был Бэрл.

* * *

Это был Бэрл. И несомненный этот факт представлялся решительно невероятным. Какое он имел право появиться самостоятельно, независимо от воли Шломо, его создателя? Разве не он, Шломо, определял каждый шаг Бэрла, каждое движение, самый ритм его дыхания? Вопрос этот требовал немедленного прояснения. Тут Шломо возлагал особую надежду на обмен письмами с Благодетелем. Так или иначе, надо было как можно скорее добраться до компьютера. Когда? Назавтра намечалось несколько свободных часов в середине дня. Вот завтра-то все и выясним, — успокоил он сам себя. — А пока — спать; утро вечера мудренее…

Но сон не шел к нему. Раненое сознание мельтешило, не желая успокаиваться, подсовывало непрошеные образы; дорогие, любимые лица, странно искажаясь, мешались с какими-то незнакомыми, чужими, неприятными физиономиями, и все это крутилось в распухшей голове, то ускоряясь, то замедляясь, как приступы рвоты. Сердце тоже никак не могло найти удобный ему ритм — оно то пускалось вскачь диким невыносимым наметом, то вдруг съезжало на глухую неровную рысцу, пропуская удары, а то и вовсе пропадая на секунду-другую.

Поворочавшись с полчаса, Шломо встал, достал из холодильника бутылку водки, налил стакан и выпил разом, как воду, наслаждаясь отвратительным вкусом, с каждым глотком возвращавшим его в мир прочной и привычной стабильности. Потом он закурил и распахнул окно. В караван хлынул влажный ночной воздух, густо замешанный на молочном коктейле лунного света. Сердце, смущенное столь массированной атакой, притихло, прикидывая, на что реагировать прежде — на водку, на сигарету или на избыток кислорода… В тревожном лунном мерцании еще мелькали тут и там давешние лица и козьи морды, но все реже, все расплывчатей, все дальше, пока не растворились окончательно в теплом водочном тумане. Шломо удовлетворенно кивнул. Теперь можно было возвращаться в койку. Он посмотрел на небо. Рваные массы облаков наползали на луну; похоже, погода ломалась, завтра снова предстоял хамсин. Пора спать. Он повернулся и в ужасе замер. Сигарета выпала у него изо рта и покатилась по полу, рассыпая искры на грязном линолеуме.

Огромная темная фигура заслоняла вход в его комнатенку.

«Ты бы поднял сигаретку, бижу… — сказал Бэрл. — Нехорошо, так ведь и караван спалить недолго. Этот асбест горит, как спичка. Даже выскочить не успеем…»

Шломо не шевельнулся.

«Экий столбняк на тебя напал, — ухмыльнулся Бэрл. — Ты уж извини, что я — без стука. К тому же ты и дверь не запираешь, так что удивляться нежданным гостям не приходится».

Он сделал мягкий неслышный шаг, поднял сигарету и аккуратно загасил ее в раковине. «Только не зажигай свет, бижу. Нам ведь и так светло, правда?»

«Правда… — дар речи медленно возвращался к Шломо. — И прекрати называть меня этим словом, жлоб».

«Ладно, не буду, — с готовностью согласился Бэрл. — Ты — Шломо, так? Шломо Бельский. А я — Михаэль. Будем знакомы». Он протянул руку.

«Слушай ты, жлобина, — Шломо цедил каждое слово. — Яйца ты будешь крутить хромой сестре своей прабабушки, когда они у нее вырастут. Михаэль… Фу-ты ну-ты… Зовут тебя Бэрл, ты проживаешь в Иерусалиме, в Гило, на улице Шамир и ездишь на понтовом кабриолете BMW. А кроме того, я знаю о тебе все, включая количество родинок на твоей нахальной заднице. Так что прекрати разыгрывать агента 007 и переходи прямо к делу. Как ты здесь оказался и кто тебя послал?»

Бэрл выглядел озадаченным. Он несколько раз прошелся взад-вперед по комнате, затем взглянул на часы. «О'кей, — сказал он наконец и уселся на стул. — Извините меня, Шломо. Меня не информировали о степени вашей посвященности. Но, видимо, на это были определенные причины. Моей вины в этом нет, что делает ваш гнев совершенно неуместным. Вы должны понимать, что я всего лишь выполняю свои обязанности. Не более того».

И в самом деле, — подумал Шломо. — Он-то тут при чем? Что это я на него бочку качу? Он ведь всего-навсего курьер, чернорабочий, посыльный на побегушках… «Вы правы, Бэрл, — сказал он вслух. — Извините меня за неоправданную агрессию. Конечно же, вы ни в чем не виноваты. Продолжайте».