Наталия Ипатова - День Полыни

• Название: День Полыни
• Автор: Наталия Ипатова
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005

Читателей ждет возвращение в город, где совместно (но далеко не мирно) проживают люди, эльфы, орки, тролли и другие создания.

---

Там была низовая подсветка: башня парила в конусе лучей, уходя шпилем и флагштоком в брюхатые фиолетовые тучи. Небо казалось еще тяжелее оттого, что в него упирался свет. Я узнал очертания, хотя прежде смотрел на эту башню только издали, а спецэффекты искажали ее. Нас привезли в Дом Шиповник.

Встречали нас немного приветливее, нежели похищали. Для Марджори подали паланкин, тщательно проследив, чтобы сама она не ступила и шагу.

Народу тут было немного, но это вовсе не значило, будто мы гуляем тут без пригляда. Служители Дома, одетые одинаково, передавали нас по цепочке, сообщаясь друг с другом через раковины, и вскорости мы приблизились к порталу, подсвеченному изнутри и исторгающему в морозную ночь клубы пара. А потом он поглотил нас.

Испытывал ли я страх? Да ничуть. Чем бы ни кончилась эта непонятная история, я присутствовал в ней исключительно за компанию.

Нас принял просторный и достаточно безликий вестибюль: стеклянные поверхности с витражными вставками, заключенные в алюминий и темное дерево. Я никогда не разбирался в предметах роскоши, предпочитая, если приходилось, доверять мнению экспертов-специалистов, но сейчас предметная область почему-то казалась мне важной. У эльфов особенные отношения с вещами. Такое впечатление, будто они считают вещи наделенными душой. Или даже так: некоторые вещи в их понимании наделены душой и потому заслуживают особенного отношения. Излишне говорить, что эльфы стараются окружать себя именно такими вещами. Очень хорошо это описано в новелле «Мастер Финней и кофейная чашка».

На витражах был герб Дома: выложенный матовым стеклом цветок шиповника, а веточка с листьями – из темного стекла. А еще тут был механический лифт, на котором всю нашу компанию подняли на самый верх. На одном из промежуточных этажей нас остановили: кто-то вызвал лифт, но наш сопровождающий, выступив вперед, махнул ладонью у того перед носом. Тот торопливо отступил, и мы поехали дальше.

На самом верху нам дозволили выйти. Стальные двери лифта сомкнулись у нас за спиной, а мы оказались на застекленной галерее, венчавшей башню Дома. Я не стал смотреть вперед, в темноту и бездну, я плохо переношу высоту. Под ногами стелилась зеленая ковровая дорожка, чуть изгибаясь, чтобы повторять форму кольцевого коридора. Вдоль стеклянной стены – поручень из черного дуба и из такого же дерева плинтус вдоль другой стены, в которой двери. Всюду в кадках цветущие розовые кусты, накрытые стеклянными колпаками. Под ними микроклимат: температура, влажность. Только белые розы.

Как только мы ступили на дорожку, часы пробили одиннадцать. Странный это был звук: я еще подумал, что вот они, эльфы, существуют рядом, владеют собственностью, царят в шоу-бизнесе, заседают в Палате Лордов – а я ничего о них не знаю. Каждый удар был как серебряная капля в хрустальный пруд, каждый повисал в воздухе протяжным и призрачным музыкальным послевкусием, расходящимся кругами, и разрушал его лишь последующий удар. Я даже не сразу понял, что это часы.

Нас повели налево. Очередной функционер Дома уже ожидал нас, стоя у высоких дверей строгой формы и положа руку на бронзовую ручку.

– Милорд Кассиас ждет вас.

Милорд Кассиас не из тех, кого позволительно заставлять ждать. Глава Дома Шиповник, член Палаты лордов. Старейший. Я сглотнул, и нас впустили. А Марджори внесли.

Никогда не видел живого Старейшего, разве только в Новостях, а Новости не в счет. Никогда не знаешь, где там явь, а где чары. Может, и нет никакой Палаты Лордов, а только сплошной морок телевизионщиков. Но теперь, перешагнув порог, я поверил – все правда.

В кабинете Главы Дома было темно, только лампа с бахромчатым абажуром низко спускалась над круглым столом. Хрусткая белая скатерть и маленькая чашечка с кофе на ней. Массивная темная мебель. Камин. Гравюры на стенах.

Сам милорд выглядел частью интерьера. У него было твердое лицо, из тех, какие называют ястребиными, чуть желтоватое от возраста, и седые, аккуратно подстриженные волосы. Блекло-голубые глаза. Гордая осанка существа, единственного в своем роде: судя по ней, ее обладатель умел чеканить и шаги, и слова. На нем был мягкий домашний жакет из тартана родовых цветов: зеленый и бурый, с тонкой белой полосой, подвязанный поясом, и кремовая водолазка под ним. Взгляд его задержался на Марджори, единственной, кто осталась при нем сидеть, и в этом взгляде я не нашел неприязни.

Едва ли они привезли нас сюда, чтобы подождать часок, а потом спокойно и безнаказанно оторвать нам головы.

– Прошу извинить меня за нелюбезность, – произнес милорд Кассиас, подтверждая все мои соображения насчет его манеры. – Все мы знаем, что завтра – Полынь. У меня, к сожалению, не было времени вести переговоры обычным путем. Хотите пить? Нет-нет, это всего лишь ключевая вода.

– Да, пожалуйста, – сказала Мардж.

И я опять был изумлен. Казалось бы, к их услугам любые чары: щелкни пальцами, и графин сам приплывет тебе в руку. Уж эти-то точно поставлены на поток, и домохозяйки покупают их ради удобства и чтобы не хуже других. Милорд Кассиас сам прошел к холодному бару, открыл его, достал графин и бокал, и налил Марджори воды, такой холодной, что от прикосновения его руки на запотевшем стекле остался след.

Я понял. Это была такая форма роскоши – прикасаться к вещам. Ощущать их текстуру, температуру, вес. Бока. Грани. Бархатистость бархата, шелковистость шелка. Милорд Кассиас двигался так, словно каждый день играл в теннис. И судя по вышколенности персонала, рука у него была железная.

Он вежливо подождал, пока Марджори пригубила.

– В этом доме, – сказал он, – сегодня пропал один из младших родственников. Отпрыск младшей ветви. Я хочу, чтобы вы нашли его, охраняли и вернули сюда целого и невредимого вне зависимости от причины его исчезновения. Я нанимаю вас.

Рохля посмотрел на милорда ошалело, и невоспитанно почесал челюсть:

– Мы даже не полиция. Ну, не все.

– Завтра никто не полиция.

– Простите, милорд, – вмешался я. – Вы сказали – нанимаете нас. Но найм предполагает взаимный интерес. Не могу представить, что заставило бы меня выйти на улицу в Полынь.

– Я, разумеется, подумал об этом. Когда вы вернете мне дитя Шиповника, вы получите обратно вот эту милую молодую даму. Уверен, для нее не составит особого труда провести какие-то сутки в роскоши, не поднимаясь с удобного дивана.

– Как насчет ее достоинства? – очень выразительно и тихо промолвил Дерек Бедфорд.

Милорд Кассиас поднял брови, будто удивился, что нам известно такое слово.

– Эльфы никогда… – он выделил голосом это вот «никогда», словно всю жизнь выступал на сцене. Впрочем, он выступал в Парламенте. -…Не посягают на физическое достоинство даже тех, кого называют врагами. Мне кажется, и вы, и она, и даже мистер Реннарт пойдете мне навстречу. Для меня действительно загадка, куда пропал мальчик. Я полон беспокойства. У нас не так много младших родственников, чтобы мы могли позволить себе терять их. И не забывайте, завтра – этот день.

Дерек замолчал, и я понял, о чем он думает. Через полчаса начнется чертова Полынь, и трудно представить себе место надежнее, чем эльфийская твердыня, стоящая как утес посреди бушующего города. Ради того, чтобы они укрыли Мардж, он мог и рискнуть.

– Я понял, – сказал он. – Но почему вы выбрали именно нас?

– Мне вас порекомендовали.

Милорд не сделал ни одного жеста, но в глубине комнаты отворилась дверь – помещения в Башне были, видимо, вложены друг в дружку, как матрешки. Оттуда ударил сноп света, а на нем обрисовался силуэт, очевидно, еще одного эльфа. Мы оба узнали его.

– Мистер Альбин?

Журналист поклонился, приветствуя нас. Он был, как обычно, в голубых джинсах, в рубашке с закатанными рукавами, и с волосами, связанными в хвост, и выглядел дико в этой благообразной гостиной. Я только сейчас сообразил, что никогда не видел на нем тартана.

– Милорд прислушался к моему слову, – признался он. – Это я рассказал ему историю о «Стреле, что могла убить, но не хотела».

– Спасибо, – сказал Дерек без особой сердечности.

– Не за что. Я пойду с вами.

Мы вытаращились на него оба.

– Это ваш сын? – догадался я. – Я просто не знал, что вы Шиповник, вы не носите тартана…

– Я не Шиповник, – журналист неловко глянул в сторону патрона, – хотя Дом милорда предоставил мне кров. И пропавший мальчик со мною не в родстве. Это не мой сын. Но это – мой репортаж. – И что такого особенного было в той стреле?

Вот тут я ему мысленно возразил. Дерек Бедфорд, первый снайпер Отделения, державший на прицеле Марджори Пек, избегнул бы очень многих проблем, когда бы исполнил приказ пристрелить ее при попытке к бегству. Другой сказал бы, что у него нет выбора, и очень жаль… Рохля промазал. Он правильно понимает честь.

– Мне нужны исполнители, которым я смогу доверять, – сказал милорд Кассиас. – Я не знаю, кто похитил Люция, и с какой целью это было сделано, но никто не поможет ему в Полынь по долгу службы. Вы не являетесь членами Дома Шиповник, стало быть, не вовлечены в его внутренние интриги, в каковых исчезновение мальчика могло бы играть какую-то роль. Мне, насколько я понимаю, удалось заинтересовать вас в том, чтобы доставить его назад в целости и сохранности в кратчайшие сроки. А стрела… – это был первый раз, когда он изменил манере выговаривать тяжеловесно-округлую фразу, -…она убедила меня в том, что есть вещи, которые вы не сделаете ради выгоды. Если вы найдете Люция, вы не попытаетесь использовать его по своему усмотрению. Это вопрос наличия морали. У кого-то есть. У кого-то нет.