Борис Раевский - Только вперед

• Название: Только вперед
• Автор: Борис Раевский
• Издательство: Гос. издат-во детской лит-ры Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Детская проза
• Год: 1959
• ISBN: 5-93055-006-9

Кто из ребят не восхищается нашими замечательными спортсменами! Но мало кто знает, какой упорный, напряженный труд стоит за каждым рекордным достижением мастеров спорта. В повести «Только вперед» рассказывается о выдающемся пловце Леониде Кочетове. Двенадцать раз штурмует Кочетов рекорд страны, но лишь тринадцатая попытка приносит победу; ровно год понадобился ему, чтобы улучшить результат на одну только секунду и снова стать чемпионом страны. Упорство, воля, выработанные спортом, помогают Кочетову вновь вернутся в строй после войны.

В книге использованы факты из жизни неоднократного чемпиона СССР, рекордсмена мира по плаванию — Леонида Мешкова.

---

Диктор перечислял десятки населенных пунктов, освобожденных от немецкой оккупации, но Леонид уже не слушал.

Накинув пальто и шапку, он помчался на завод.

Здесь ликованию людей не было предела. Ведь почти у всех тракторостроителей в голодном, замерзшем Ленинграде остались родственники и друзья.

Первым, кого увидел Кочетов, был Нагишкин. Бухгалтер, почему-то без пенсне, с растерянным счастливым лицом, бросился к Леониду, обнял его и вдруг тоненько заплакал. Потом Кочетов обнимался и целовался с какими-то совсем незнакомыми людьми — бородатым мужчиной в тулупе, вероятно вахтером, и высоким парнем в синем ватнике.

Прямо с завода Леонид направился на почту. Он хотел немедленно связаться с тетей Клавой, но телеграмм в Ленинград еще не принимали.

Пришлось ограничиться письмом. Потом Леонид еще дважды писал домой. Ответа он так и не получил.

Жива ли тетя Клава?

Сколотые булавкой, лежали на одеяле восемнадцать телеграмм от Важдаева. Горячий, нетерпеливый Виктор не любил писать писем и заменял их телеграммами. Но по суровым законам военного времени в телеграмме полагалось не больше двадцати слов. Трудно было уместиться в этом пространстве. И Виктор обычно давал «телеграммы с продолжением»: в одной начинал рассказ, в другой — кончал его.

По телеграммам можно было понять, что Виктор сейчас занят с утра до ночи. Он не только обучал будущих десантников и разведчиков плаванию, но стал также инструктором по лыжам и рукопашному бою.

Важдаев туманно сообщал, что, кроме всего прочего, он работает еще в двух очень солидных организациях. По-видимому, это были школы летчиков, потому что в одной из телеграмм Виктор писал, что теперь его ученики бьют врага не только на суше и море, но и в воздухе.

А вот стопка солдатских писем-треугольников без марок. Это от знакомых студентов-лыжников. Писать подробно о военных делах товарищи не могли, но Леонид умел читать и между строк. И сердце его наполнялось гордостью за своих друзей-спортсменов.

Отдельной пачкой лежали письма от совсем незнакомых Леониду людей. Все они знали его, помнили о нем и желали ему быстрейшего выздоровления. Эти письма всегда особенно трогали Леонида.

Кочетов сидел на кровати, перечитывал аккуратно разложенные на одеяле листки, такие разные, с разными почерками, с печатями самых разных городов. Лишь одно было общим для всех: одинаковые серые штемпеля — «просмотрено военной цензурой». Леонид перечитывал письма и размышлял.

Полтора года упорных тренировок не пропали даром: рука уже двигалась, сгибалась и разгибалась, поднималась и опускалась. Только пальцы были все еще сжаты в кулак и разгибались с трудом.

Приближался час, когда надо впервые после ранения снова попробовать плыть.

Как пройдет это испытание?

Кочетов знал — от первой встречи с водой зависит очень многое. Неудача подорвет его уверенность и может надолго оттолкнуть от повторных попыток.

Дома рука работала послушно. Леониду иногда казалось, что он уже научил ее трудиться. Правда, он понимал: ограниченные движения на аппаратах — это еще далеко не то, что требуется пловцу. В воде нужен полный, сильный размах, быстрые, точные движения. А главное — ритмичность, согласованность всей работы рук, ног, тела, дыхания.

Но ранение сказалось не только на руке, оно отразилось и на нервной системе. Прежняя автоматичность, согласованность движений исчезла. И на аппаратах восстановить ее невозможно. Надо переходить к тренировке в бассейне.

«Надо?» — спрашивал себя Леонид. И твердо отвечал: «Да, надо».

И все-таки под разными предлогами оттягивал первую встречу с водой.

«Глупо, — внушал он себе. — Это малодушие. Если хочешь знать правду, товарищ Кочетов, — это просто трусость. Да, да, трусость!»

Но он ничего не мог поделать с собой. Где-то в глубине уже прочно гнездился страх; липкий, как плесень, обволакивающий душу страх.

«А почему, собственно, я — инвалид — должен заниматься спортом? — сердито доказывал сам себе Кочетов. — Правильно сказал профессор Рыбников: без плаванья не умирают. Я уже свое отплавал. Пусть теперь другие, молодые…»

Но он понимал: все это отговорки.

«Неужели боюсь?»

«Да, боюсь».

…Часто его разбирали тяжелые сомнения: а не глупо ли, не позорно ли сейчас, в дни войны, думать о плавании?

«Это мелко и эгоистично, — размышлял он. — Мои товарищи, гибнут в боях, а я, в тылу, забочусь о тренировках».

«Но я же работаю, все силы отдаю на помощь фронту, — возражал он самому себе, — почему же в, свободное время не заняться своей рукой, плаваньем?»

Из этих противоречий Леонид никак не мог выпутаться.

* * *

Поезд тарахтел на стыках, останавливался у перронов и снова мчался, врезываясь светящейся грудью в вечернюю тьму.

Пассажиры читали сводки Совинформбюро, обсуждали положение на фронтах. Некоторые азартно сражались в домино, другие спали, пили чай, разговаривали.

Только маленькая пожилая женщина в клетчатом шерстяном платке, наброшенном на плечи, сидела молча. Вид у нее был усталый и болезненный. Лишь изредка женщина оживлялась, глаза ее загорались и блестели совсем по-молодому. Она ехала уже часа три, но, хотя в вагоне было жарко, не снимала ни меховой шапочки, ни шерстяного платка, ни пальто.

Возле нее под лавкой стояли две плетеные корзинки и маленький деревянный чемоданчик, странно выглядевший рядом с большим красивым кожаным чемоданом с блестящими металлическими замками.

Сосед этой пожилой женщины, одноногий солдат, на следующей станции собирался сходить. Он то и дело вглядывался в темноту за окном и нетерпеливо одергивал гимнастерку, на которой звенели блестящие медали.

— Домой еду! — громко сообщал он всему вагону. — Теперь опять поработаю!

Пассажиры улыбались солдату и сочувственно поглядывали на его обрубок ноги.

— Вот и мой недавно вернулся! — неторопливо сказал высокий суровый старик. — Плотничает по-прежнему, хотя шесть дыр в нем фашисты просверлили. И какой плотник — даже из Денисовки, за тридцать верст, к нему заказчики приезжают!

— Вот я и говорю! — вдруг вставила молчаливая женщина в клетчатом шерстяном платке. — Все люди работают. Дома ставят, детей учат, машины делают, а мой все плавает, все плавает.

— Так ведь и моряки нужны! — сказал солдат. — Бить врага надо не только на суше, но и в воздухе; и на воде!

— Вот я и говорю: и плотники, конечно, нужны, и моряки! — женщина засунула под шапочку выбившуюся прядь волос.

— А мой-то все плавает! — неожиданно закончила она.

Общий разговор на миг прервался. Пассажиры с любопытством поглядывали на женщину, ожидая, что она объяснит свои непонятные слова. Но та, сокрушенно вздохнув, больше ничего не прибавила.

Тут на верхней полке кто-то шумно завозился. Через минуту оттуда свесились ноги в начищенных до блеска сапогах, и вскоре вниз соскочил высокий пожилой мужчина в темном френче.

Тело у него было могучее, с выпуклой грудью и широкими плечами. Держался он прямо, будто в строю.

«Офицер в отставке», — подумал солдат и оправил гимнастерку, загнав все складки на спину.

«Видать, боевой», — с уважением отметил он про себя, увидев на френче этого человека две алые и несколько золотых ленточек — знаки ранений.

— Кто это здесь «все плавает»? — улыбаясь, спросил мужчина.

Он зажал во рту огромную черную трубку, набитую табаком, и, не разжигая, посасывал ее. Курить в вагоне запрещалось, а выходить в тамбур мужчина не хотел: его, очевидно, очень заинтересовал разговор.

— Вот эта гражданочка! — пошутил одноногий солдат.

Слова эти, видимо, разочаровали мужчину. Слегка прихрамывая, он направился к тамбуру.

— Не, я — племянник мой, Леня, плавает! — спокойно сказала женщина и, обращаясь к солдату, прибавила:

— Чемпион он у меня…

Трудно сказать, что так поразило мужчину в ее словах. Но он вдруг круто повернул обратно, подскочил к женщине и взволнованно спросил:

— Как вы сказали?

— Сущую правду сказала! — ответила женщина. — Чемпион…

— Да не то! — закричал мужчина. — Как племянника-то зовут?

— Обыкновенно зовут — Леонидом, — неторопливо ответила женщина.

— А фамилия? Фамилия?!

— А фамилия его — Кочетов!

Пожилой мужчина вдруг замолчал. Очевидно, забыв, что в вагоне. курить нельзя, он зажег трубку и сразу окутался клубами дыма. Так, молча, он простоял с минуту, в упор разглядывая женщину. Потом, слегка прихрамывая, быстро вышел из купе.

— Чудной какой-то! — сказал солдат.

А пожилой мужчина — Иван Сергеевич Галузин — стоял в это время в тамбуре, сопел трубкой и улыбался.

«Значит, с тетушкой Леонида нежданно-негаданно встретился! Здорово! — думал он. — Как же я ее сразу не узнал? А впрочем, не мудрено — сильно она состарилась, да и виделись-то мы один раз.