Алекс Тарн - И возвращу тебя…

• Название: И возвращу тебя…
• Автор: Алекс Тарн
• Издательство: Издательство "Иврус"
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: ISBN: 978-965-7180-28-0

Третья и заключительная книга «Берлиады» — трилогии Шломо Бельского. Издана изд-вом «Олимп», 2006. Второе, исправленное издание: изд. «Иврус», 2008.

Счастье — хрупкая вещь. Очень легко потерять все в один миг. Лишиться самого дорогого на свете.

Найти пропавшую четырнадцать лет назад возлюбленную друга — вот новая задача, с которой столкнулся суперагент Берл. Проследить путь человека, жизнь которого, возможно, давно оборвалась, собрать воедино всю рассыпавшуюся когда-то мозаику. И узнать страшную правду, и попытаться вернуть все назад…

---

Дед был единственным нормальным человеком в их идиотской семейке, если, конечно, закрыть глаза на его еврейство. Самое смешное, что при этом он не приходился ни Игорю, ни его матери никем — если смотреть по крови. Бабка приехала в Питер лимитчицей из вологодской деревни, просто, чтобы не сдохнуть с голоду. Закончила курсы маляров, жила в общежитии, да там и забеременела по причине тесноты, недосмотра и пьяных комсомольцев. Беременность означала вылет из общаги, из бригады и из города. Обо всем этом, глотая слезы, она и рассказала участливому хозяину богатой квартиры, где ее бригада производила левый ремонт.

Хозяин пожалел девушку и утешил добрыми словами, за что она и отблагодарила его единственно доступным ей способом, там же, на разрезанном рулоне обоев, в комнате, пахнущей клеем и краской. Он был старше на двадцать пять лет и один как перст. Отец-профессор погиб в ополчении, мать умерла в блокаду, все многочисленные близкие и дальние родственники лежали в расстрельных рвах, распределившись примерно поровну на пространстве от Крыма до Латвии. Пройдя войну от звонка до звонка фронтовым оператором, он повидал всякого и теперь просто хотел жить. Удивительно ли, что ему показалось, будто сама Земля Обетованная в образе восемнадцатилетней вологодской молодухи, текущей слезами и поцелуями, лежит перед ним на рулоне обоев? Там же он предложил ей руку, сердце и, что самое ценное, прописку.

Потом было много всего, важного и не важного. Ни в какой университет Игорь не пошел — пристроился в институт киноинженеров, по дедовской протекции. Его позорная слава шла за ним по пятам, привычная и постылая, как стыдная тюремная татуировка. Пока он, наконец, не нашел себя. Пока в начале второго курса, во время традиционного выезда в колхоз на уборку свеклы не произошло событие, перевернувшее его жизнь, наполнившее ее силой и смыслом.

Узкое, видимо, совсем недавно расчищенное и разболоченное поле далеко вдавалось в лес. Студенты вяло бродили взад-вперед по чавкающей грязи, подбирая оставшиеся после комбайновой уборки клубни. Работой заправляла красномордая колхозная бригадирша в бесформенной телогрейке. Ее хиплый сорванный голос носился над полем, как надоедливая ворона. Перед забрасыванием в контейнер с клубней полагалось обрубать ботву; с этой целью каждого обязали принести из дому кухонный ножик. Игорь взял дедов трофейный штык с рукояткой. По опыту, он особенно хорошо подходил для обрубки — жесткий, в меру тяжелый, с кожаной петелькой-темляком, штык удобно лежал в ладони и без труда справлялся с любыми клубнями.

Обедать бригадирша не дала:

— Знаю вас, оглоедов! Нажретесь водки — кто потом работать станет? Сначала закончите поле, а потом жрите. Вам же лучше — быстрее уйдете! До часу закончите — отпущу.

Быстрее уйти хотелось всем, так что согласились легко. Закончив поле, разложили на контейнере газеты с бутербродами и выпивкой, перекусили. Игорь пошел в лес, отлить. Уже застегивая молнию, он услышал за спиной звук, похожий на тот, который издает струя воды из-под крана и обернулся. Бригадирша, белея задом, сидела в десяти метрах под кустиком и тоже смотрела на него. Увидев, что он ее заметил, баба с досадой крякнула и сказала:

— Что вылупился? Или ты голую жопу только в журналах видел?

Вероничка говорила тогда что-то похожее. Игорь инстинктивно сжал кулаки и почувствовал в правой ладони надежную рукоятку штыка, который все это время свисал с запястья на кожаном темляке. Механическим жестом он поднял штык к глазам и осмотрел, будто видел впервые.

— Ты что это?.. — сказала бригадирша испуганным полушепотом.

— Что это я? — удивленно откликнулся Игорь.

Блестящее лезвие штыка покачивалось перед глазами, но главные события происходили совсем в другом месте. Он почувствовал, как в штанах у него за только что застегнутой молнией растет и распрямляется другой штык, другое лезвие — могучее, пульсирующее, огненным столбом растущее из чресел. Он растегнул ширинку и выпустил лезвие наружу.

— Ой!.. — ойкнула бригадирша и отчаянно забарахталась под кустом, путаясь в застежках и пуговицах.

— Ой? — спросил ее Игорь. Он сделал несколько шагов и сунул штык ей прямо под нос. — Ой, сучка? Или не ой?!

Баба в ужасе разевала рот, не в силах произнести ни звука. И тогда он вспорол ее своими лезвиями, обоими одновременно. И раз! И два! И три! И еще! И еще!.. Наслаждение было тоже острым, как лезвие, только это лезвие вспарывало не сучку, а его самого… наконец-то его самого! Сначала сучка хрипела и дергалась под ним, а потом перестала — задолго до того, как он пришел в себя. Он чувствовал себя великолепно. Голова работала замечательно. Мир вокруг сиял яркими контрастными тонами. Лес звенел под ветром, как волшебная лютня, а в канаве журчала проточная вода, смывая кровь, кровь, кровь… кровь сучки, подарившей ему счастье.

Мир любил его такого, нового. Кроме канавы он подарил Игорю удобную яму для трупа, и кучу палой листвы, и груду валежника. А наверх они — вместе с дружественным миром — навалили здоровенный пень, выкорчеванный во время мелиорации. Как надгробье. Игорь вышел из леса к полупьяным уже сокурсникам чистый и свежий, как утренняя роса — вышел до того, как его хватились. А бригадиршу никто и не думал искать: сказала ведь — отпустит, вот и отпустила. Небось, сама уже в деревню попехала, шалава грязная…

Сверток с ножом и окровавленной рабочей одеждой Игорь выбросил уже в Питере — в мусорный бак недалеко от вокзала. Вот и все.

Все? Проснувшись на следующий день все с тем же ощущением замечательной ясности в голове, он озаботился последствиями. Последствия могли оказаться неприятными. Рано или поздно сучку станут искать и тогда скорее всего, обнаружат. А потом, как дважды два, придут в институт. Следы он за собой замел тщательно, но кто может поручиться, что не осталось какой-нибудь мелочи типа оброненной квитанции или пуговицы, или чего еще они там роняют в детективах Агаты Кристи. Сучки Агаты Кристи. Теперь он мог трахнуть кого угодно, даже Агату Кристи… интересно — жива ли она еще? Теперь он знал секрет, высвобождающий его мощную вспарывающую энергию! Секрет двух… нет, трех лезвий.

Это да, это хорошо… но что делать с надвигающейся опасностью? Игорь подумал и пошел к матери.

— В общем, так, мамочка, — сказал он ей. — Приостанови хотя бы на миг вихрь очередного страстного романа и подумай наконец о своем единственном, хотя и нежеланном сыночке. Твой сыночек попал в крайне неприятную историю, его жизни угрожает немедленная опасность, и по этой причине он должен уехать возможно дальше, желательно не только из Питера, но и из России. На некоторое время.

Мать открыла рот, посмотрела на него и заплакала.

— Только пожалуйста, без слез и без вопросов, — предупредил Игорь. — Подавайте на выезд. Должен же я поиметь хоть какой-то профит от дедова жидовства. Подадим вместе, уеду я один. За полгода можно все обтяпать, я узнавал. Главное — успеть, пока дед не помер.

Деду шел восемьдесят первый год, и помер он действительно скоро. Но выезд обтяпали раньше. Через четыре месяца новый репатриант Игорь Синев сошел с трапа самолета венгерской авиакомпании «Малев» на раскаленный бетон аэропорта имени Бен-Гуриона. Америка тогда уже не принимала, так что, за неимением другого варианта, пришлось лететь в вонючую Израиловку. Подумать только! Если бы он догадался запороть эту… или какую-нибудь другую сучку не в октябре, а, допустим, в мае, то ему светили бы Вена, Рим и Манхеттен… тьфу!.. знать бы заранее… сколько времени потеряно!

Но это все временно, успокаивал себя Игорь. Вот осмотримся, разберемся что к чему, и тю-тю… — мир велик. В хайфском молодежном общежитии его называли Игаль, на жидовский манер. А он и не возражал: какая разница? Все равно долго эта бодяга не продлится. В первую же неделю Игорь присмотрел себе ножик — красивый, удобный, с длинным и широким выкидным лезвием. Нож стоил дорого — почти треть месячного пособия, но на такие вещи скупиться не следовало. Зато потом, только взяв его в руку, Игорь немедленно почувствовал прилив того самого, восхитительнейшего чувства мощи и свободы. Причем на этот раз наслаждение обещало быть даже сильнее, чем тогда, со штыком. Ведь у нового, девственного лезвия не было истории. Оно принадлежало только ему, безраздельно… не то что старый трофейный штык, в прошлом наверняка копавшившийся невесть в чьих потрохах или, еще того хуже, — невесть в каких консервных банках.

Оставалось найти сучку. Тут требовались осторожность и точный расчет. И сдержанность. Главное — сдержанность. Там, в лесу рядом со свекольным полем, раз за разом втыкая штык в трепещущее последними судорогами тело, Игорь испытал немалое удовольствие, но, в принципе, можно было бы обойтись и без убийства. Само по себе оно не являлось для него целью… да и обходилось чересчур дорого, хотя, несомненно, придавало наслаждению замечательные дополнительные нюансы. Одно дело обычное изнасилование и совсем другое — убийство. Изнасилование сходит с рук сплошь и рядом, в то время как убийц полиция ищет, пока не найдет.