Ян Отченашек - Хромой Орфей

• Название: Хромой Орфей
• Автор: Ян Отченашек
• Жанр: Современная проза

Хромой Орфей», выдающееся произведение чешской прозы ХХ века, был высоко оценен в Чехословакии — удостоен Государственной премии за 1964 год. Роман рассказывает о жестоких буднях протектората, о тяжком бремени фашистской оккупации. Главные герои книги — юноши 24-го года рождения, их ранняя молодость совпала со страшным временем фашизма, оккупации родной страны. Они пытаются найти свой путь в борьбе с гитлеризмом.

---

- Тихо, павианы!

Он оглянулся на голос Алены и от испуга слегка отрезвел. Что она собирается выкинуть? Она добилась, чтоб ее слушали хоть несколько человек, поближе! Что это она показывает на меня? Пьяная в дым...

- Будет тебе! - услышал он голос Алеша.

Но Алена его даже не заметила, она закусила удила.

- Я обещала вам сюрприз. Вот он! В кресле сидит...

- Алена!..

- Позвольте представить - мой муж!

Шум, кто-то свистнул, все глаза обратились к Войте, но смысл сказанного не сразу дошел до них. А когда дошел, прорвался вопль восторга. Ура! Вот так номер, милые мои! Изумлению пирующих не было конца. Муж! Они отнеслись к этому как к курьезу, зазвенели рюмки, тут же жадно осушаемые.

Матушки! Значит, ты уже дама, девочка! И не скучаешь... Да не обижайся... Чего ж ты скрывала? Ведь это гран-ди-озно!.. По этому случаю надо сейчас же выпить, я умираю от жажды! Так это твой муж? Захмелел малость, а так парень что надо! Слышишь, Вратя, пьяное животное, это Аленин муж! Боялась, бедненькая, в девках засидеться, что ли? Известно. А как тебя зовут? Серьезно? Да это неважно, каждый должен как-нибудь называться. Послушай, это черт знает что. Тебе повезло.

Это ее рассердило, она трахнула рюмкой об пол, запустила пальцы себе в волосы.

- Нет! Я каж-дому могу доказать. И ему тоже... - Она указала на Алеша, стоящего в ожидании, что будет дальше. - Это мой муж, и он лю-ит... лю-ит меня! Скажи им, Войтина! Он не прохвост, не кретин, как вы все... Он рабочий... И каждому из вас с ходу морду набьет. Перестаньте ржать по-идиотски, а то велю всех вышвырнуть вон!

Это было невыносимо. Войта уставился в пространство, неспособный пошевелиться. Что она, с ума сошла? Надо уйти! Но как? Слишком поздно. Послушай, что они говорят.

- А я думала - черт! Эй, муж! По такому случаю как не выпить? Стакан мужу! Балда! Когда же была свадьба? А как насчет потомства? Алеш, тебе придется с этим примириться, бедняга... Кто бы мог подумать, что ее уведут у тебя прямо из-под носа...

- Уведут! - крикнула Алена, указывая на любовника пальцем.

Алеш сдерживался, он наблюдал холодно и пристально за ее беснованием, но в нем чувствовалось напряжение тигра перед прыжком.

- Этого не... не понадобилось, - продолжала она, давясь от хохота. - Он великодушный, понимаете? Весь в отца. Адвокат! Он был даже свидетелем... вот это... это называется преданность, а? Собой пожертвовал... и даже готов заменить в постели...

- Замолчи! - крикнул Алеш, хватая ее за плечи. - Ты пьяна!

- Не трогай меня! - Она вырвалась, чуть не потеряв равновесия, и показала ему длинный нос. - Ишь ты!.. Хочешь, чтоб я молчала? Герой!

- Алена, я предупреждаю! Подумай хоть о нем!

- Ах, ты о нем беспокоишься?..

Он тряс ее, и было видно, что сдают его превосходные нервы.

- Ступай ложись! Сейчас же. Ты мерзка. И невыносима. Я тебе приказываю!

- Шут гороховый! Паяц! Ты не имеешь права за него заступаться, подлец! Пусти меня, хам! Я буду об этом кричать... Он порядочный человек... Кто станет над ним смеяться - убью! У-бью! Он любит меня, вы даже не знаете, что это такое, потому что вы пьяная сволочь... Он один меня любит... и никогда меня не бросит...

Остальное заглохло под ладонью спортсмена, она ужом извивалась под этой ладонью и в конце концов укусила его за палец, так, что Алеш - шипел от боли. Потом раздался звук пощечины. И еще. Алена пошатнулась, лицо ее выразило испуганное изумление, но она не перестала кричать. Правда, хрипло, так что ничего нельзя было разобрать. Он шлепал ее по лицу тылом руки - не сильно, только чтоб замолчала...

- Оставь ее! - послышался крик со стороны кресла. - Оставь!

Присутствующие пьяно таращились на эту оскорбительную экзекуцию, потом девицы в панике завизжали, но никто не посмел вмешаться.

- Войтина, он меня бьет! Войтина!

Войта сорвался с кресла, в глазах его стоял красный туман, и, не раздумывая, с яростью бешеного быка кинулся вперед. Разбить, размолотить эту смазливую морду, разбить! Бац! Неожиданный удар, нанесенный всей тяжестью корпуса, лишил Войту равновесия. Бить! Пошатываясь на скользком паркете. Войта бессмысленно тыкал кулаками в пустое пространство, уже не достигая цели.

- Разнимите их! Господи Иисусе...

Крики, все повскакивали с мест, обступили дерущихся, девушки истерически вопили.

- Да он убьет его... зверь... с ума сошел... помогите!

Войта опять промахнулся, он задыхался. Где Алеш? Он разглядел его в дыму перед собой, сосредоточенно спокойного, в стойке боксера, с выставленной вперед левой рукой - один вид этого бледного самоуверенного лица бросил его в атаку. Мимо! В воздух. Не успел Войта восстановить равновесие, как его поразил страшный удар под ложечку. У него перехватило дыхание, он согнулся пополам, схватился за живот и зашатался с мучительным кряхтением, но следующий удар в подбородок заставил его выпрямиться. Третий, четвертый... У Войты подкосились ноги. Град точно направленных искусных ударов, наносимых всей упругой мощью тренированного тела, посыпался на него. Он отбивался все слабее, вслепую тыча кулаками, подвывая от напряжения, а тут еще ошеломленный слух ловит ободряющие клики. Шалишь, не поддамся!

- Бей его, Алеш... Проучи грубияна!.. Ага, получил сполна!

Конец. Он изнемог. Весь исчерпался. Руки повисли. Огонь в глазах. На языке. Нет, еще не все. Нет! Последний удар приподнял его и тотчас поверг на землю, узор исшарканного паркета взлетел и понесся на него, лакированные ботинки, девичьи туфельки, край свернутого персидского ковра. «Сколько мама с ним возится», - почему-то мелькнуло в мозгу, - и удар об пол. Жестокий. Но Войта его почти уже не почувствовал. Где-то застучала ветряная мельничка, в ушах завыли корабельные сирены. Колокола. Почему вдруг колокола?

Слова, отдаленный гул слов в остановившемся времени, кто-то подымает его, как пустой мешок, проваливается мягкость кресла, кто-то обращается к нему из звездной дали, но он не в состоянии пошевелить губами.

- Конец забаве, детки! - услышал он ненавистный голос. - Собирайтесь и марш в постели! Вон, вон, вон! Довольно валять дурака, Зузанна...

Шаги, голоса, свист, хлопанье дверями. Не осталось ли чего выпить? Сыпь, сыпь! Валили вниз по лестнице горячей лавой, пьяный контрабасист мотался во все стороны. Кто-то съехал по перилам, за ним другие. Смех. Вот это пирушка! Историческая! Изумительная постановка! С матчем по боксу в заключение!

...Он приоткрыл глаза, попробовал шевельнуться, не вышло. Ощущения возвращались к нему как бы издали, тело давало о себе знать болью рассеченной губы, но внутри горело еще сильнее. Штора затемнения сбилась кверху, в окно нерешительно заглядывал рассвет, и запущенный сад превратился в птичий вольер. Нереальный, внезапный переход от тьмы к свету.

Он почувствовал какое-то шевеленье у своих ног - забытый гость, паренек с козьей мордочкой, заболтал головой:

- Знаешь, что говорил Заратустра? Ни хрена не знаешь. Садись!

Чьи-то шаги остановились у него над головой, чья-то рука опытным движением ощупала ему челюсть, палец приподнял вспухшее веко.

- М-м, ничего серьезного, - произнес ненавистный голос. Алеш примирительно сдавил ему плечо. - Извини, приятель... я не хотел тебя так разделать... Гонза, пьянчуга! Марш спать...

За окном быстро рассвело, через минуту из сада влетел в комнату ключ от входной двери, тихонько звякнул о паркет.

Приглушенный звук остановил его у двери передней. Звук был похож на рыдание. Он направился в ту сторону. Попробовал пошевелить губами, но боль была нестерпимой, голова трещала. Он приложил ухо к двери белой комнатки, прислушался, потом осторожно взялся за ручку и вошел, сам не зная зачем.

Алена лежала на цветастой тахте под написанным маслом изображением голубоглазой девочки; волны волос разметались в беспорядке по подушке, глаза неподвижно уставились в потолок. Под лучами света на опустошенном лице видны были следы слез.

Стук двери заставил ее очнуться, она узнала вошедшего.

- Войтина... - всхлипнула она.

Он проглотил жгучую слюну и заковылял к ней, стискивая зубы при каждом движении. Она нащупала его руку и притянула к себе на тахту. Он не сопротивлялся, рука ее была горячая как в лихорадке и мокрая от слез, трогательная, детски пухлая рука с родинкой выше локтя. При виде его разбитого лица и треснувших губ с пятном засыхающей крови она горько заплакала от жалости, отвернулась и закрыла глаза руками.

- Войтина... что я наделала! Я скверная, презирай меня, возненавидь... но я не виновата, не виновата... ведь это не потому, что я напилась... Я должна была напиться... должна... понимаешь?

Гибкие пальцы, блуждая по его распухшему лицу, остановились на палящей, ссадине. Это было приятно, резкая боль отступила перед легкими теплыми прикосновениями.

- Войтина, я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Ложись рядом и целуй меня в губы! Ты так из-за меня пострадал... Я хочу сейчас, сейчас же!..