Ян Отченашек - Хромой Орфей

• Название: Хромой Орфей
• Автор: Ян Отченашек
• Жанр: Современная проза

Хромой Орфей», выдающееся произведение чешской прозы ХХ века, был высоко оценен в Чехословакии — удостоен Государственной премии за 1964 год. Роман рассказывает о жестоких буднях протектората, о тяжком бремени фашистской оккупации. Главные герои книги — юноши 24-го года рождения, их ранняя молодость совпала со страшным временем фашизма, оккупации родной страны. Они пытаются найти свой путь в борьбе с гитлеризмом.

---

Странно было, что живодерка делает вид, будто ничего не знает, не обращает внимания ни на листовки, ни на «Орфея». «Нет, заблуждаетесь, - твердил Милан с видом опытного человека, - спорю на что хотите, что каждая листовка на другой же день лежит у Каутце на столе, и он бесится. Это хитрость, он ждет нашего промаха! Сколько групп провалилось из-за легкомыслия!»

- Что ты хочешь делать еще?

Павел пожал плечами.

- Одни мы ничего не можем. Бумага скоро кончится...

- Мне ничего не приходит в голову. Голыми руками...

- Есть одна возможность. Надо ее обмозговать.

- Какая именно?

- Установить связь с ними, - промолвил спокойно Павел.

- С кем?

- С теми, кто вчера устроил взрыв. Или с другими, это все равно.

Только сейчас Гонза почувствовал, что совсем отсидел зад на ребрах калорифера, и приподнялся.

- Как ты это сделаешь? - Мысль взволновала его своей простотой и неосуществимостью. - Что ж, нам ходить от человека к человеку и спрашивать?..

- Нет. Я сам еще не знаю. Но мы должны суметь, листовками многого не добьешься... А у них есть возможности, может быть, есть оружие...

- Рабочие нам не очень-то доверяют, в этом я убедился на собственной шкуре. Мы для них сволочь, сброд...

У Павла на скулах выступили желваки, это ему шло.

- Значит, мы должны доказать им, что на нас можно положиться.

- Но ведь они нас не знают. Для них «Орфей» только название.

- Значит, надо придумать способ, как дать им знать о себе.

Бац! Как просто он это сказал! Гонза только покачал головой.

- Ты уверен, что не сбрендил?

- Да вроде нет.

- Гм... послушай: я, конечно, не герой и знаю это довольно точно. Если меня схватят и станут избивать, я, может быть, сумею не раскрыть рта, по крайней мере надеюсь, но к чему у меня начисто нет таланта - и это наверняка, - так это к самоубийству. Несмотря на все, во что я добровольно впутался, я страшно хочу жить. Это плохо?

- Пожалуй, нет. Я тоже хочу.

- А тут так и пахнет самоубийством. Абсолютное безумие.

Павел поднял на него измученные глаза:

- Ты уверен, что то, как мы живем, не безумие?

Гонза не успел ответить: кто-то пинком ноги открыл дверь, заставив их замолчать. Пепек Ржига! Он еще с порога заметил Павла и чуть-чуть нахмурился, но все-таки вальяжно подошел к ним, вынимая на ходу портсигар, набитый «викторками».

- Помешал, что ли?

Пепек помочился, потом предложил им сигареты. Павел с гордым пренебрежением отказался.

- Черт возьми, от вашего курева вонь одна, - сказал Пепек, разгоняя рукой облако зловонного дыма. - Говорят, курево и колбасу больше выдавать не будут. Будто бы Каутце запретил все из-за этого саботажа, мол, пока не найдут виновных. И еще в приказе есть чего-то о штрафах. С правого и виноватого. Я-то с какой стати страдаю?

- Факт. Ты вне подозрений.

- Ясное дело. Динамит не в моем ассортименте.

Пепек постукивал носком башмака по радиатору, и дым, который он, смакуя, выпускал через округленные губы, извивался по его щучьему лицу.

- Я на политику чхать хотел. Причем с высокого дерева! - прибавил он.

- Говорят, у тебя были неприятности? - без всякого интереса спросил Гонза.

- Ничего, порядок.

Был слух, что после того, как в централке у него признали ревматизм, контролер из больничной кассы не нашел его вечером дома; отправили раба божьего к немецкому врачу, и там все рухнуло.

- Балда, - сказал Гонза, - надо было торчать дома да ковылять с палкой.

- Ха-ха! Думаешь, я пошел на такой риск, чтоб валяться дома в постели? Хотите сигаретки? Австрийские, первый сорт. По сотняге за десять штук, как честный человек. Или две банки эрзац-меда. Этот немецкий доктор ужасный гад.

- В живодерке как было?

- Да так, - циркнул Пепек слюной сквозь зубы. - Схлопотал по морде от Мертвяка, знаешь этого холуя при Каутце... вылитый покойник в очках. Ничего, запомним! - Он хитро осклабился. - Придется мне с Богоушем потолковать насчет этого самого базального... как его... С ревматизмом я утерся.

Избалованный обильным куревом, он выплюнул порядочный окурок в писсуар у самых ног Павла и пошел вразвалочку к двери.

- А как Геббельс в рай попал, слышали? Во анекдот!

Гонза остановил его, не дав рассказать.

- Эй, иди ты к лешему! Держи язык за зубами, коли хочешь дожить до автоматической кассы!

Если события минувшей ночи не входили в чьи-либо расчеты - и не по принципиальным соображениям, а ввиду возможных последствий, - так это в расчеты Леоша. Он открылся Павлу, когда сидел с ним во время ночного перерыва в столовке. Кнедлик с повидлом противно приставал, к небу, он с усилием старался проглотить его и, наконец, отдал тарелку Милану, который ждал за соседним столом. Леош отшвырнул ложку.

- Свинство! В глотку не лезет... Если после вчерашнего все не перероют, тогда, значит, я ничего не понимаю.

Он схватил себя за свою маленькую птичью голову, плаксиво засмеялся.

- Что-то не хочется мне при сем присутствовать! Если тебе нужна лампочка, приходи сейчас! Теперь уж наплевать... Все равно не хватает нескольких тысяч. Господи Иисусе!

Может, их всех сразу повесят на фонарях в главном проходе между цехами. Так, сволочи, ну-ка высуньте язык. А что, если устроить пожар? Да разве поговоришь по-умному с Канькой, с заведующим этой разворованной лавочки? «Спокойно, мальчики, - с блаженным всхлипыванием успокаивает он свою команду, - у меня в гороскопе сказано, что я взорвусь под столом, закурив после бутыли спирта сигарету...»

Павел попробовал немного ободрить Леоша.

- У них теперь другие заботы, им не до копанья в вашем хлеву.

Но отчаявшийся Леош совсем не слушал, бубнил свое.

- Глаз не сомкну... Лучше бы всего задать стрекача, испариться, зарыться хоть в землю и вылезть, когда все провалится в тартарары. Пока не поздно...

- Что тебе мешает?

- Тебе легко говорить. А куда я денусь? Ты такое местечко знаешь?

Гм. Пожалуй! Пожалуй, в крайнем случае Леоша можно бы спрятать. На одной сходке об этом уже толковали. Например, у Бациллы, потому что поселить его в каморке Павла значило бы парализовать всю работу или втянуть в нее Леоша. И как быть с кормежкой? Самим жрать нечего. Милан был бы против, но если б вопрос шел о жизни, мы бы взяли верх большинством голосов. Ох уж этот Леош! Флегматик, совершенно невосприимчивый к какой бы то ни было мысли, от которой хоть издали пахнет серьезностью, балагур и бабник. Снял у одного рабочего ветхий домишко над песчаным карьером на краю городка - якобы чтоб не ездить далеко - и время от времени устраивает там с некоторыми родственными тотальными душами такие оргии, о которых рассказывают затаив дыхание. А что за беда? Нужно только привыкнуть к чему-нибудь, и через некоторое время перестаешь удивляться и краснеть.

- Целая свалка, милые, - шепчет изумленный Богоуш, который недавно принял приглашение Леоша. - Шесть девушек, шесть парней, что твой бал - carpe diem     [52] - игра в фанты, потом гаснет керосиновая лампа и впотьмах играют в «кукареку»...

- А ты? - чуть дыша вкрался Бацилла.

- Я? Ничего, - признался незадачливый развратник.

Он прочел целый том о венерических болезнях с цветными иллюстрациями, и этого было довольно, и потом будто бы он был седьмой. Он сидел в этой топкой тьме, полной непонятных звуков, и самоотверженно заводил граммофон с единственной пластинкой. Кроме отъявленных потаскушек, он видел там и совершенно порядочных девушек, курочек, как называл их нежно хозяин дома. Имен их он не назвал. Делали то же самое.

Вон они сидят! В сумерках за самым задним столом увидел он Богоуша, увлеченного беседой с Бациллой. Они держались конспираторами, Богоуш задумчиво потягивал себя за бородку. О чем эти двое все время толкуют? Почувствовали друг к другу симпатию, два богатеньких сынка, чем-то друг на друга похожие.

В теплое душное помещение вошел Еничек - половина неразлучной пары заводских влюбленных. Один! Где же Марженка? Необычайное зрелище, никто еще не видел их порознь, кроме как у стапелей, они ведь одно тело и одна душа, живое изваяние близнецов. Уж не заболела ли Марженка после вчерашних ужасов? Нет. Вот она в очереди за супом. Стоит, покорная, сгорбленная, в своих обвисших лохмотьях, с поредевшими волосами, с лицом нищей мадонны - тоже одна! Павел заметил, что глаза ее покраснели от слез. Потом одиноко села за свободный стол и попудрилась над тарелкой, в то время как ее друг нашел себе место в противоположном конце столовки и устремил отсутствующий взгляд в пространство. Каждый сам по себе...

Павел обратил на это обстоятельство внимание Леоша, но тот лишь тоскливо покачал головой.

- Черт их знает... Гавел говорит, будто их вчера накрыли... Понимаешь?.. Фонариком осветили. - Он хохотнул. - Не хотел бы я пережить такое с девушкой, которая мне дорога.