Ян Отченашек - Хромой Орфей

• Название: Хромой Орфей
• Автор: Ян Отченашек
• Жанр: Современная проза

Хромой Орфей», выдающееся произведение чешской прозы ХХ века, был высоко оценен в Чехословакии — удостоен Государственной премии за 1964 год. Роман рассказывает о жестоких буднях протектората, о тяжком бремени фашистской оккупации. Главные герои книги — юноши 24-го года рождения, их ранняя молодость совпала со страшным временем фашизма, оккупации родной страны. Они пытаются найти свой путь в борьбе с гитлеризмом.

---

- Ешь, - слышит он чей-то голос. - А то остынет.

Это не мама и не бред, но, прежде чем Гонза пришел в себя, дверь уже хлопнула и загремел ключ.

Глиняный горшок на столе, ложка - видно, Мертвяки держат слово. Гонза жадно проглотил содержимое горшка, сам не зная, что такое он ест, потом встал, потянулся оцепеневшим телом, подошел к умывальнику попить и вернулся на прежнее место. Не снится же мне все это? Он положил локти на стол, опустил голову на руки. Она была невероятно тяжелая. Какой сон бывает у осужденных в ночь перед казнью? Лучше усни! Усни!

Мелихар утер себе здоровенной лапой нос. Чего он волнуется? Пускай отстанет, мне надо лезть наверх, железная лестница - без конца, эта лестница приставлена к будке в малярном цехе. Послушай, а довольно ли в раю мешков? Резкий свет слабеет, это настольная лампа, пахнет чаем, мать проходит в своей тяжелой шинели мимо кожаного кресла, и из вывернутых карманов ее вылетают маленькие птички. Чего он от меня хочет? Мучительное напряжение мозга, и, повернув голову, он видит темную дыру. Хлест, хлест! Я не хочу, я все расскажу! Боль при движении, он хнычет и жалуется, как мальчишка, поняв, что его куда-то несут, а он лежит на разноцветных флагах, а Леандер поет мужским голосом хабанеру. Рука полоснула ножом с отколупанным черенком и - мат! Дверная ниша. Спор с кем-то. Нет, ты позер, ну-ка сделай это, наложи на себя руки. В реку падает слюна, чудовищно обильная, поблескивающая слюна, он мчится по мостовой - и перед ним покачивается сетка с бутылкой молока и пачкой цикория, он их догнал, но когда пешеход обернулся, оказалось, что это она и вместе с тем совсем не она, а та кукла с равнодушным лицом Нефертити, она клюет его остылыми губами в губы... Почему именно она? И жадные, бесстыдно-язвительные поцелуи дарят ему наслаждение, он отчаянно сопротивляется и уже все понял. Нет, не хочу, ведь вы смерть, я не хочу идти с вами.

Он проснулся весь в поту и с неотложной потребностью помочиться. Жив! Заколебался у двери, не зная, решиться ли и постучать, но тут заметил ведро под умывальником...

Который час? Неразрешимая проблема! Он услыхал гудок. Тишина. Потом шаги. Отдаленное жужжанье насекомых. Заправила вперил в него водянистый взгляд - я тебя запомню!.. Он моргал, глядя на раскаленную нить электрической лампочки, шаги и голоса, пол стонал и гнулся под тяжестью тел, но никто не приходил.

Забыл обо мне. Или все-таки...

Шаркающие шаги замедлились у двери - нет, это не Башке! Гонза оглянулся, когда ключ начал медленно поворачиваться в замке. Смерть? Нет, в темном прямоугольнике появилась сгорбленная фигурка, проникла внутрь, и дверь захлопнулась. Вошедший попал в полосу света, и оказалось, что это низенький и какой-то совсем уж обтрепанный старичок. Морщинистое лицо с лукавыми глазками. Пришлепал ближе, со щеткой и ведром в руках, жмурясь на свет. Узнал Гонзу.

- Эге, браток! Ведь мы знакомы, а? Помнишь?

Где я его видел? А, вспомнил: холодный утренний вагон, пустое отделение, рука кромсает кожаный ремень у окна - тот самый старик! Чего ему здесь нужно?

- Знаешь, набойки-то до сих пор держатся! - начал он, показывая свои чиненые башмаки. - Кожа как с бегемота, зря ты не взял. Ну, не беда... Держался ты молодцом, прямо сказать...

Он побрызгал пол водой и принялся не спеша размахивать щеткой, время от времени оглядываясь на дверь, непрестанно бормоча всякую чепуху, хотя его мучила одышка.

- Нужно же кому-нибудь здесь подметать, верно?.. А платят неплохо, между прочим, это они молодцы...

Вот пустомеля! Гонза не отвечал, но был рад, что видит знакомое лицо, пусть даже лицо этого болтливого старикашки.

- Ну-ка, братишка, отсядь, надо подмести тут! - Старик подковылял к самому стулу. - А под тобой-то подметать нехорошо, примета такая - тогда ты не женишься и останешься бобылем, вроде меня. А плохое это дело - человеку одному на свете жить...

Что это он шепчет? Я не ослышался? Нет. Слышал внятно.

- ...Ничего они не знают... Не поддавайся на ихние штучки! Ни гу-гу! Ржигу знаешь? Из него что-то выудили... будто он тебя где-то видел...

Старик распрямил спину, на лице его не изменилась ни одна черта, он громко произнес, отдуваясь:

- Конец - делу венец! Проклятущий ноябрь. На дворе опять льет, то-то слякоть будет. Ну, спасибо этому дому, пошел к другому.

Не говоря больше ни слова, он поплелся из комнаты, стуча ведром, и не успел Гонза опомниться, как за стариком захлопнулась дверь...

Узнав прихрамывающие шаги, Гонза выпрямился и напряг мускулы лица. После ухода старика протекла, наверно, бездна времени.

Он вздохнул почти с облегчением. Ключ.

- Наконец-то могу уделить вам минуту, - промолвил Мертвяк, усевшись за письменный стол.

И все началось сначала: чиновник опять вынул листовки, тщательно отвинтил колпачок самописки, снял волосок с пера и только после этого вперил в Гонзу свой мертвенный взгляд.

- Надеюсь, вы тут не очень скучали. У меня не было возможности обеспечить вам приятное общество. На дворе ужасная погода!.. Так - начинай!

Короткий приказ был дан утомленным голосом и без угрозы.

Гонза поднял голову.

- Я ничего не знаю. Все, что знаю, я уже вам сказал. Эту листовку я бросил в уборную, не читая...

Решительный тон, каким это было произнесено, вызвал у Мертвяка некоторый интерес, но не вывел из себя.

- Это ваше последнее слово? - спросил он без подъема.

- Да. Не могу ничего больше прибавить.

- Гм... и то ладно. - И после краткого, но сосредоточенного раздумья: - А вы знаете, что я с вами сейчас сделаю?

- Не знаю. Но, кажется, догадываюсь, - промолвил Гонза кротко, чтобы не слишком раздражать его.

- Нет, не догадываетесь, - живо прервал его Башке и встал.

Он удалился необычно твердым шагом, заперев за собой дверь на ключ, и вернулся не очень скоро с какой-то бумагой в руке. Перестав обращать внимание на Гонзу, он закурил сигарету и стал что-то тщательно переписывать. Канцелярский чиновник с наслаждением работал. Готово. Он с довольным лицом придвинул бумагу к своему побледневшему гостю и подал ему самописку.

- Прошу подписать! Это как будто мелкая формальность, но дружески советую вам отнестись к ней внимательно. Прежде всего прочтите. Если мы узнаем, что вы кому-нибудь рассказали, о чем мы с вами здесь говорили, нам, само собой, придется принять меры.

Текст прыгал у Гонзы перед глазами, он прочел с большим трудом, потом поднял глаза на терпеливо ожидающего Мертвяка:

- Значит...

- Вот именно, - прервал его Башке с довольной улыбкой. - Не говорите, что не рады, все равно не поверю. Понимаете теперь, что разговоры о нашей жестокости в значительной мере несправедливы? Я рад, что могу это сделать. Право! Мы не людоеды и действуем только по закону. Вы не признались - ничего не поделаешь. Может быть, тут в самом деле ошибка, бывает иногда такое странное стечение обстоятельств, и мы не непогрешимы. Бывает, бывает. Хотите закурить, чтоб успокоиться? Да не бойтесь, теперь можно. Представляю себе, что значит для курящего так долго не курить, а паек - маленький. На сей раз закроем глаза на то, что вы не передали той листовки, а то пришлось бы ползавода посадить, и производство станет, верно? Но только на сей раз! Вы теперь знаете, что должны сделать, если натолкнетесь еще на что-нибудь подобное...

Он встал, обошел, прихрамывая, вокруг стола и улыбнулся с самоуверенной благосклонностью.

- Если случайно встретитесь с кем-нибудь из этого... «Орфея»... скажите им, чтоб они бросили! Пока не поздно! Ведь глупо! Переловим их как мышей, жаль молодежь. И рук, нужных государству. Прошу передать им это от меня лично, прибавил он со смешком. - А вы научитесь играть как следует в шахматы! Вы играли schreklich     .[58]

Он отковылял к двери и повернул ключ.

- Можете идти!

И эта была, в сущности, самая большая неожидаиность, которую Гонзе привелось здесь испытать.

Его охватило головокружительное чувство легкости и трепетной радости, хоть и не без примеси подозрения. Нет, это невозможно, не может быть, чтоб этим все кончилось... да, но я на свободе и могу идти, куда хочу, могу шататься как пьяный по заводу и дышать полной грудью...

Тьма, агатовая тьма свистела в сплетениях проводов и плескала ему в лицо облачной водой, но это было очень приятно. Он слизывал капли с губ, подставлял лицо дождю. Куда? К ней! Фюзеляжный притягивал его, как свет ночную бабочку, он протащился мимо проходной, в главных воротах посмотрел на часы: половина десятого, господи, сколько же времени я там проторчал! Ребята снова уже на работе. Услыхал, что кто-то зовет его из ворот, узнал певца.

- Иди сюда, компаньеро, здесь тебя ждут!

Мама. Он увидел ее в жарко натопленной комнатке за проходной, она встала ему навстречу в своей железнодорожной шинели, с сокрушенным лицом и глазами, подведенными бессонной ночью. Она подавила рыданья. Он был ей благодарен за это.