Андрей Соломатов - НФ: Альманах научной фантастики 35 (1991)

• Название: НФ: Альманах научной фантастики 35 (1991)
• Автор: Андрей Соломатов
• Жанр: Научная Фантастика

В очередной сборник НФ входят произведения авторов, чья литературная судьба так или иначе связана со всесоюзными — семинарами молодых фантастов в Малеевке и Дубултах. При всем разнообразии их творчества авторов объединяет обостренное внимание не к космической, а к земной «составляющей» научной фантастики.

Рассчитан на широкий круг читателей.

Грядет ли «Новая волна»?: От составителя (1991) // Автор: Евгений Войскунский 

Повести и рассказы // Автор: Евгений Войскунский

Танцы мужчин (1989) // Автор: Владимир Покровский

Клубника со сливками (1991) // Автор: Андрей Саломатов

Страх (1991) // Автор: Алексей В. Андреев

Отдай мою посадочную ногу! (1990) // Авторы: Евгений Лукин, Любовь Лукина

До зимы еще полгода (1990) // Автор: Эдуард Геворкян 

Проблема верволка в Средней полосе  [= Верволки средней полосы] (1991) // Автор: Виктор Пелевин

Спи (1991) // Автор: Виктор Пелевин

Синтез (1991) // Автор: Егор Лавров

Публицистика // Автор: Евгений Войскунский

Воспоминания о прошлом и немного о будущем (1991) // Автор: Владимир Гопман

---

… - Не люблю этот памятник. До чего ж противный, — проворчал Дайра.

— Почему, — сказал Ниордан. — Чушки как чушки.

— Все помешались на сумасшествии. Хватит, Ниордан. Пошли дальше. Ничего здесь нет.

«…Не заметили меня/ рожи, крестоносцы, главное было не думать о них, плавно, как лодка, вид снизу, вот оно, вот оно, ахххх ты, что-то здесь, я боялся, не знаю, может быть, я и вправду боялся. Бой, в котором я заран… Он двинулся, он двинулся на меня, неподвижен! Острый нос, то ли улыбка, то ли оскал, на того смотрит. Непонятны с детства, страшны, вся жизнь под знаком, алые, мрачные краски, алчные… нет не алые! Замереть, распластаться, мимикризировать, не дышать, не излучать, жить, смотрят вниз, и тот, кто висел, и тот, кто стрелял в мою дорогую жену, всегда подсознательно не хотел знать ничего. Оказывается, правильно…»

…Хаяни не верил в случайную встречу с импатом. Тот затаился, конечно, и теперь много дней пройдет, прежде чем вскроют его убежище. Поэтому поиски его вовсе не занимали. Он затосковал было, но поймал себя на мысли о том, что тоскует слишком фотогенично, для собственного удовольствия, и резко, залихватски мотнул головой. Некоторое время он примерял к лицу самые различные выражения — бесшабашность, обиду, хмурость, даже подлость примерил, отчаянную такую подлость, но под конец остановился на ленивом барском равнодушии. Он небрежно глянул вниз, на уплывающий памятник, тонко улыбнулся, приподнял брови и, сморщив длинный нос, подумал, что в этой паре скульптур, несмотря на убогость замысла, есть все же «что-то». Какая-то искаженность, диспропорция, иллюзия жизни. Вот именно в отсутствии смысла, в намеке…

— Сколько раз смотрю на эту парочку, — сказал он Дайре, — никак не надоедает. Ведь правда, красиво?

… - Кр-р-р-р-а-а-а-с-с-с… красиво! — ответил Томеш.

МАЛЬБЕЙЕР

…ликовал. Разговор был напряженнейший, и отвлекаться на посторонние мысли ни в коем случае не следовало. Но он сказал себе все же, я знаю ключ, в каждом под ролью скрыт ребенок, я даже разочарован, до чего люди просты, и этот тоже, и чем больше он пыжится, тем больше он ребенок, ведь он сейчас просто боится меня, мистически боится, как несмышленыш строгого учителя, а ведь я знаю не больше, чем он, вот чудеса. Тут он оборвал себя и подумал, что слишком много времени любит тратить на отвлеченные размышления, когда надо конкретно, однако в этот момент гофмайор Свантхречи вернул его к действительности. Он спросил:

— Вы что, заснули, Мальбейер? Опять в его голосе появился приказ.

— Простите, задумался. Привычка.

Как странно, подумал Свантхречи, как странно он сегодня ведет себя, уж не сошел ли он и впрямь с ума в этом городе сумасшедших?

Мальбейер изрядно удивил гофмайора, если не сказать, напугал. Он обнаружил такое знание тайных ходов и подводных течений, которые управляли действиями командного состава СКАФа, такое умение каким-нибудь глупым поступком переплетать эти течения и ходы в архизапутанные клубки, что ни выгнать его, ни согласиться на дальнейшее пребывание в организации не представлялось возможным.

— Чтобы собрать сведения, которыми вы располагаете, нужно иметь целый штат осведомителей.

— Ну что вы, друг гофмайор, вы подумайте сами, откуда у скромного грандкапитана такие возможности? Просто держу глаза открытыми и люблю подумать, вот и все.

— Недавно вас обсуждали… в связи с одним вопросом…

— Да-да? — Мальбейер изобразил вежливое внимание.

— Говорили там про вас, что вы интриган, что… но я не верил, я считал, что вы только играете роль интригана, ведь вам лично (да и кому угодно) все эти ваши комбинации практически ничего не дают. И вся ваша незаменимость, вся ваша власть — для чего она?

— Как? Для новых комбинаций, конечно, дорогой друг гофмайор. Для чего же еще?

— Не понимаю вас. Вы блефуете, я уверен.

— Потому что вы не знаете, что такое интрига. Вы привыкли думать о ней, как о чем-то низком и недостойном. На самом же деле искусство настоящей интриги утеряно много веков назад. Все заняты, все что-то делают. Никто не томится от безделья. А ведь настоящая, классическая интрига предполагает полную незанятость комбинатора, полную бесцельность действий. Правда, такие условия в те времена выполнялись крайне редко. Лишь тогда ясна цель, когда нет впереди настоящей цели, вы понимаете?

— Продолжайте.

— Я использую только один вид интриги или, говоря мягче, комбинации, — Мальбейер буквально пел. — Комбинация на предельное усложнение ситуации, когда невозможно все учесть, а значит, и не надо. Ошибка исправляется другой ошибкой, с виду бессмысленной, грубой, но это способствует усложнению, а следовательно, есть необходимый шаг. Цепная реакция, взрыв.

— Чушь какая-то, — Свантхречи вытаращил глаза. — Вам действительно лечиться надо, Мальбейер! Но тот не слышал,

— Цель. Какая может быть цель? Непредсказуема цель. Калейдоскоп. Но только стеклышек все больше и больше. Усложнение — вот единственное, что нужно. А представьте, что каждый играет в эту игру!

— Я серьезно, вам надо к врачу.

— Сложность только одна. Ситуации склонны затухать. Они, как живые существа, рождаются и умирают. И бывают бесплодны. Даже, как правило, они бесплодны. Мне кажется, сегодня первый раз события сложились достойным образом. Что будет, что будет, Свантхречи!

— Будет то, что я вас арестую, а облаву остановлю.

— А-а-а-а-а-а, значит, вы поверили мне? Поняли наконец-то, Свантхречи?

— Потрудитесь обращаться в уставном порядке! — загремел Свантхречи, но высокий фальцет Мальбейера перекрыл его рев.

— Мальчишка, щенок, ты ничего уже не сможешь сделать! Через час меня выпустят, а тебя прогонят, только пальцем шевельни против меня!

Свантхречи потерял дар речи и рухнул в кресло. Над ним навис Мальбейер. Он вдруг напрягся, побагровел, закрутил головой и завизжал что было сил:

— Запорю подлеца!

Бедный гофмайор после этих слов ощутил невесомость. Он испугался, причем не какого-нибудь там Мальбейера, нет, ему просто представилось, что вот он, слабый малыш с мягким тельцем, лежит на спине, а кто-то большой, грозный и непонятный собирается сделать с ним что-то ужасное. Детские страхи.

— Кто… кто… — просипел Свантхречи.

— Это я, все я, ваш друг Мальбейер, грандкапитан Мальбейер, друг гофмайор, — Мальбейер стал снова умилен, словно ничего не произошло, уже пятился подобострастно. — Жду ваших распоряжений.

— Идите… идите… — замахал руками Свантхречи.

В дверях Мальбейер остановился,

— Так вы замолвите словечко за Дайру? Теперь-то, надеюсь, нет других кандидатов?

— Что?! — крикнул Свантхречи, но грандкапитан уже захлопнул за собой дверь.

ДЕЛАВАР

… - Вам ничего не сделают, — сказал скаф. — Вас отпустят, как только закончится поиск. Только зарегистрируют.

И Джеллаган подумал, вот я теперь не гений, а самый простой импат, неопасный даже. Ничего не изменилось и, похоже, все кончилось. И я рад. Рад. Рад!

Перед калиткой стоял непонятно откуда возникший фургон. Джеллаган покорно забрался внутрь, сел на ближайшее к двери сиденье и переплел пальцы рук — так, ему казалось, должны делать пленные импаты. Он был неправ — обычно импатов приковывают. Ему же сделали исключение, потому что он был нулевик и потому что он был Джеллаганом.

— С почином, — сказал скаф водителю фургона и направился к своему «пауку».

ДиМАРКО

— Внимание! Сорок шестой докладывает лидеру поиска. Срочный доклад. Прошу принять вне очереди.

— Лидер на связи. Что у вас, сорок шестой?

— Дайра? Это вы, Дайра?

— Нет, временно замещаю. Это ДиМарко. Что у вас?

— У нас? Схватка с полицией. Они тут…

— Ничего себе! Подождите… Включаю Дайру.

КИНСТЕР

Опустившийся, оборванный, мутный, насквозь пропитанный липкими запахами, Томеш Кинстер будет проживать в это время жизнь за жизнью в бесцельных блужданиях по Сантаресу, жители которого обожают проявлять любопытство на расстоянии, желательно из-за металлизированного окна собственной комнаты. Они давно отказались понять хоть что-нибудь в происходящем, они легко поддаются убеждению и в большинстве своем видят смысл жизни в том, чтобы прожить подольше и повкуснее, И сами же себя за то презирают, хотя и подозревают время от времени, что презрение их кое в чем безосновательно, но все же лучше как-нибудь по-иному, если б вот только не лень.

Долгой веренице жизней импата предстояло вскоре прерваться. Он знал, когда это произойдет и даже что произойдет после. Именно это «после» и заставляло его яриться.

Те жители города, которые по браваде, легкомыслию, убеждению или, что чаще, по необыкновенному равнодушию пропустили мимо ушей сообщение о тотальном поиске, оторопело останавливались теперь, завидя импата, всматривались, как летит он или, скорее, ползет с неожиданной скоростью, запрокинув голову, вытянув руки вперед, словно ныряльщик… останавливались, а затем срывались и убегали в панике. Некоторые выходили навстречу Томешу, раскидывали руки, словно собравшись его ловить, но спроси их в ту минуту кто-нибудь, что именно хотели они сделать, вряд ли можно было ожидать от них вразумительного ответа. Тут было все: и восторг перед самоубийством, и усталость от вечного подспудного страха (с самого детства, страха изнурительного, унижающего, иногда ничем реальным не подкрепленного), и презрение, омерзение даже к существу, которое заражает улицы, весь город, которое немыслимо здесь, и торжество необыкновенное, что вот он — предел совершенства, а все-таки изгоняем, все-таки обречен. Томеш обходил их, он не испытывал к ним достаточно ярости.