Ирина Волчок - Прайд окаянных феминисток

• Название: Прайд окаянных феминисток
• Автор: Ирина Волчок
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-059613-3, 978-5-403-01189-1

Тимур был в бешенстве. Он ничего не понимал! Вопросов за последние полчаса у него накопилось столько, что он просто не знал, с чего начать. Зачем его четырнадцатилетняя сестра каждый вечер таскается в этот дом? Почему воинственная незнакомка встретила его с ружьем в руках? От кого она защищает свой маленький прайд — этих смешных девчонок, надменных котят, которые гуляют сами по себе? Ясно одно: он не сможет просто уйти и забыть хозяйку странного дома…

---

— Зачем тебе думать? — тут же склочным голосом заорала Пулька. — Я тебе русским языком написала: поехала к тете Наташе! Буду в десять тридцать! Чего это сразу до инфаркта?! Меня менты обещали подбросить!

— В десять тридцать! — тоже заорал Бэтээр. — А сейчас уже сколько?! Я там с ума схожу! Откуда я знаю, где ты шастаешь?! В пубертатном возрасте!

— Сам ты в возрасте! — совсем взвиласьПулька. — Старый склеротик! Я тебе русским языком!..

— Пулька, я тебя все-таки выпорю, — с тихой яростью пообещал Бэтээр. — Ремнем. У меня солдатский ремень еще сохранился. Выпорю, Пулька.

Он замолчал, глубоко вздохнул и помотал головой. Ну никаких нервов же не хватит. Правда выпороть, что ли?

Кто-то подергал за штанину. Он глянул вниз — одинокая Любовь стояла, запрокинув голову в своем невероятном венке, и внимательно смотрела снизу ему в лицо.

— Бэтээр, это неправда, — снисходительно сказала она и понимающе улыбнулась. — Ты Полю не выпорешь.

— Откуда ты знаешь?..

Он вдруг страшно смутился, только сейчас сообразив, что свидетелями их с Пулькой очередной склоки стали посторонние люди. Тетя Наташа эта и дети. Дети! Господи, стыдно-то как… А все из-за Пульки, морды бессовестной, вон, хоть бы вид сделала, что осознает, так нет — хоть бы хны, стоит себе спокойненько, как будто так и надо… Впрочем, и Вера-Надя, и эта их тетя Наташа стоят себе спокойненько, посматривают с интересом, слушают внимательно… Как будто так и надо.

— Полина, когда ты обещала вернуться домой? — вдруг спросила тетя Наташа.

— В десять-тридцать! — с готовностью отрапортовала Пулька. — Я так и написала! Я бы устно сказала, но он еще до восьми смылся! Даже не разбудил! Я чуть не проспала!

— К делу не относится, — спокойно заметила тетя Наташа, и Пулька тут же заткнулась, с ожиданием глядя на нее. — А теперь, Полина, скажи мне, пожалуйста, который час. Только очень точно.

Пулька глянула на часы, которые Бэтээр подарил ей в честь успешного окончания седьмого класса, похмурилась, пошевелила губами и сказала:

— Двадцать минут четвертого… это значит — пятнадцать двадцать. Правильно?

— Правильно, — ласково согласилась тетя Наташа. — Молодец. Можешь посчитать, сколько часов прошло с десяти тридцати?

— Ой, — испугалась Пулька. — Я же нечаянно! Я же не написала, что вечера! Бэтээр, миленький, прости меня, пожалуйста! Я идиотка! А ты волновался! Братик, ну если хочешь — выпори меня… Может, тебе полегче станет! Я потерплю, ты не бойся!

Бэтээр просто не поверил своим ушам. Просто не поверил. Это не Пулька говорит. Сроду она ничего такого не говорила. Она просто по определению не могла ничего такого сказать. Она и слов-то таких не знает… Он подозрительно присмотрелся — может быть, кино показывает? Не хватало еще, чтобы ее тут всяким таким бабским штучкам научили! Да нет, не похоже, чтобы кино… Похоже, действительно переживает, сильно, чуть не до слез, и покраснела вся, как рак вареный. И Вера-Надя переживают, таращатся на нее с сочувствием, а на него поглядывают смущенно и виновато, будто это они время перепутали… И тетя Наташа, хоть и делает вид, что вся такая спокойная и строгая, а губу все-таки закусила, и брови над черными очками страдальчески дрогнули. Только одинокая Любовь стоит спокойно, держится за его штанину и смотрит на всех снисходительно и понимающе. Постояла, посмотрела, вздохнула и бормотнула себе под нос:

— Ну, что ж теперь… Ошиблась и ошиблась.

— Ну, что ж теперь, ошиблась и ошиблась, — повторил Бэтээр, стараясь не смотреть на Пульку, до того ему жалко ее было. Но для сохранения лица все-таки добавил: — Хотя в десять тридцать вечера — это тоже ничего хорошего. Что за дела — по ночам шастать… И район неспокойный. Детям опасно по ночам…

И с упреком глянул на эту тетю Наташу, которая сама приваживает чужих детей, а сама об их безопасности и думать не думает. Да еще когда вокруг такая криминогенная обстановка, что приходится с ружьем ходить… Вернее, в розовом кусте сидеть.

Тетя Наташа, наверное, поняла его взгляд, кивнула и ответила на невысказанные претензии:

— Действительно, домой надо раньше приходить, Я не знала, что Полина так запланировала… Но вообще-то ничего опасного, если ее обещали довезти менты… э-э-э… то есть омоновцы. Тут у нас они рядом живут, мы друзья. Они нам часто помогают, с ними мы в безопасности.

Ага, подумал Бэтээр, то-то она ружье из рук не выпускает.

Тетя Наташа опять угадала его мысли, вздохнула, сняла с плеча свое ружье, переломила стволы, вынула патроны, сунула их в карман халата, а ружье отдала Вере. Или Наде. И напомнила вполголоса:

— Мы ведь собирались чай пить. Да? Задания всем ясны? Выполняйте.

Девочки облегченно курлыкнули, Надя — или Вера — подхватила на руки одинокую Любовь, и все стайкой понеслись к дому.

— Какой чай? Я ж говорил, — начал было Бэтээр.

Но тетя Наташа повернулась, пошла к розовому кусту, на ходу оглянулась и поманила его рукой:

— Пойдемте. Наверное, нам все-таки надо поговорить. Я же вижу — вы ничего не понимаете. Ведь у вас есть вопросы, правда?

И он пошел за ней. Потому что поговорить и в самом деле надо бы. Бэтээр действительно ничего не понимал, а он не любил ничего не понимать. И вопросов за последние полчаса у него накопилось столько, что он и не знал, с какого начать. Хотя ехал сюда только с одним вопросом: какого черта Пулька чуть не каждый день вот уже почти месяц таскается к этой тете Наташе? Совершенно дома не бывает! А каждый вечер болтает по телефону с Тоськой или Нюськой по часу, и все — об этой тете Наташе! Не то, чтобы он был категорически против, но в чем дело-то? Вот пусть для начала и ответит, зачем она его Пульку привораживает.

Розовый куст был не один, это были настоящие розовые заросли, а в середине зарослей — аккуратная полянка, на которой уютно расположились старый деревянный диван с высокой спинкой и новый зеленый пластиковый столик перед ним. Напротив дивана, прямо над столиком, листва в розовых зарослях была аккуратно выстрижена, и в этом окошке открывался вид как раз на калитку и часть улицы перед ней. Амбразура.

— Как вас зовут? — спросил Бэтээр, сообразив, что не знает, как к ней обращаться. Ведь не будет же он называть ее тетей Наташей, в самом-то деле…

— Тетя Наташа, — сказала она, смутилась, покраснела как маков цвет и засмеялась. — Тьфу ты, вот въелось… Извините, я сразу не сообразила, что надо представиться… Психовала очень. Извините. Наталья Владимировна Лунина. Я работаю воспитательницей в детском саду…

— Кем? — поразился Бэтээр. — Где? В детском саду?! А в свободное время в засаде с ружьем сидите?! И в людей стреляете!

— Приходится, — спокойно сказала эта детсадовская воспитательница, устраиваясь на диване за столом и привычно поглядывая в амбразуру между ветвей. — В засаде сижу, да… Что ж поделаешь, приходится. А в людей я не стреляю, что вы! Я в подонков стреляю. Это разве люди? Да вы садитесь, здесь чисто и удобно…

Бэтээр огляделся, зачем-то потрогал стол, заглянул в амбразуру, сел на теплый, нагретый солнцем диван и осторожно спросил:

— Я так понял, что вы ждали Любочкиного отца? С ружьем… Он что — не человек?

— Нет, конечно, — откровенно удивилась она. — Вы ведь Любочку видели. Скажите, человек может такое с ребенком сделать?

Глава 2

Наталье понравился брат Полины. Бэтээр. Надо же такое придумать. Забавно. И ему очень идет. Он вообще весь забавный, как обычно бывают ненамеренно забавными очень открытые и добрые люди, которые не стараются все время произвести на окружающих хорошее впечатление, поэтому хорошее впечатление и производят. Только нервный немножко. Но это понятно, это он о Полине беспокоится. Но даже когда орал, что выпорет, — все равно забавно было. Орет, кулаками размахивает, глаза таращит, волосы дыбом, — а сам боится, что ему не поверят. Потому что сам себе не верит. А что орет — так это Полина сама виновата. По всей видимости, Полина всегда первая орать начинает. Разве так с мужиками можно? Ну, объясни ты ему лишний раз. Что, язык у тебя отсохнет? Объясни, разложи по полочкам, дай всему названия и наклей ярлычки. И тогда он успокоится. А если ты еще при этом догадаешься составить каталог с четкими и ясными указаниями, где что лежит, как называется и для чего предназначено, — он вообще решит, что сам до всего дошел, и будет гордиться, какой он проницательный. Ведь сколько раз Наталья говорила Полине: терпение, терпение и еще раз терпение! Так нет, как об стенку горох. Все дело в том, что она привыкла воспринимать брата как существо одной с ней породы. Ну да, фактически он же один ее вырастил, эта их тетя Варя умерла, когда Полине восемь лет было, и, конечно, мало чему успела девочку научить. Но мальчика, похоже, учила всему правильно. Хороший вырос мальчик, работящий, ответственный, сестру любит до самозабвения. И, кажется, по-настоящему добрый человек. Не зря же Любочка почти сразу обнаружилась и сама знакомиться к нему подошла. За все время, которое Наталья знала Любочку, та ни разу не захотела знакомиться ни с одним из мужиков, даже к Степану Михайловичу, который добрей, щедрей и ласковей самого Деда Мороза, — и то неделю издалека приглядывалась да принюхивалась. А к этому Бэтээру — сама, сразу, да еще как раз в то время, когда он злился изо всех сил! Это показатель. Любочка у нас — безошибочный индикатор, тут уж сомнений быть не может никаких.