Райдо Витич - Банальная история

• Название: Банальная история
• Автор: Райдо Витич
• Жанр: Современные любовные романы

---

— Конечно.

— Ну и хорошо, маленькая, вот и замечательно, милая моя…

Он явно не хотел уходить и все же ушел, кинув на ходу кому-то в коридоре:

— Нина, измерь давление! Быстро! И кровь cito!

Я с тоской посмотрела Алеше в спину и тяжело вздохнула: может, все же стоило сказать ему, что мне не очень хорошо?

Пухленькая, миловидная блондинка в хирургическом костюме смерила мне давление и озабоченно нахмурилась:

— Низковато.

— Да нет, для меня нормальное, — заверила я ее, успокаиваясь сама — если давление нормальное, значит опасности нет.

Женщина кивнула, сгребла одноразовые шприцы и какие-то ампулы и вышла, а я осталась один на один с наплывающей дурнотой и вялой расслабленностью, что обычно наваливается на меня, как в периоды приступов, так и после значительных психических потрясений. Сейчас четко обозначить причину я не могла. Хватало симптомов, говорящих и за то, и за другое. Но не было сил додумать, мысли плавали, вязли и разбредались в разные стороны. Я прислонилась спиной к стене, и от этого незначительного движения почувствовала, как из меня полилась кровь.

Я вцепилась руками в край кушетки и закусила губу: звать на помощь? И так все бегают и суетятся из-за меня, смысл торопить? Да и смогу ли докричаться — дверь закрыта, за ней тишина. Или я оглохла? Сердце заколотилось и вдруг остановилось, и вновь забилось, и снова остановилось. И каждый толчок — капля жизни вон, каждая остановка — призрачный шанс что-то сделать, недолгая передышка для того, чтобы подвести итог.

Я поняла, что умираю.

И почувствовала, как влага стекает по ногам — кровь. Она спешила наружу, устав кружить по измученным венам.

Я скрестила ноги и сжала их, в глупой надежде остановить кровотечение и понимала — бесполезно. Стало внезапно, невыносимо горько от мысли, что жизнь закончилась, а я так ничего и не успела, потратила двадцать девять лет на пустую беготню по кругу. Что я делала вчера? А позавчера? А неделю, месяц назад? На что потратила драгоценные минуты жизни? Что совершила хорошего за те мгновения, что мне были отмеряны?

И поплыла, чувствуя, как тело покидают силы, оно скользит вниз, растекается по стене. Но я еще держусь, хватаюсь за воспоминания, милые образы, что кадрами замедленной съемки встают перед глазами: Алеша купает меня в ванне и играет со мной желтым резиновым утенком. Андрей с улыбкой смотрит, как я прихорашиваюсь у зеркала, кручусь, оглядывая себя. Сережка гоняет мяч и с криками забивает в ворота гол. Ура-а-а!! — несется над маленьким двориком пятиэтажки. В вечернем небе летают тополиные снежинки и кружится запах жаренной картошки с грибами и сбежавшего у кого-то на плиту молока. Хриплый голос Высоцкого вплетается в детские крики и смех…

— Аня?! Анечка?!! — глаза Алеши и лицо в цвет шапочки. — Ты что?!.. Что?!! Анечка!!!

Я тяну к нему руку в надежде зацепиться за его любовь и остаться еще хоть на чуть-чуть и успеть за эту малость исправить хоть часть проступков, загладить хоть частицу вины, успеть, еще постараться успеть… Но подо мной уже лужа крови и в ней вся моя жизнь, еще теплая, но уже не годная и к мигу существования.

— Каталку, быстро!!! — кричит Алеша, и я чувствую, как меня подхватывают его сильные и ласковые руки — как жаль, что я больше не познаю их нежности. И вижу его глаза и белый потолок, что плывет за ними, и плачу, не чувствуя слез — как странно, именно Алеше я сказала свое первое «люблю» и ему же предназначено услышать мое последнее «прости». К нему стремилась моя душа в начале пути, с ним же и прощалась в конце…

— Я люблю тебя, Алеша, всегда любила…прости меня…прости… — шепчут непослушные губы.

— Нет, Анечка, нет!!! Держись, слышишь?!! Держись!!!

Поздно. Как жаль, что уже ничего не вернешь…

Моя душа еще болит, и рука чувствует тепло любимой руки, и глаза видят милые, родные черты, но они уходят, расплываются, уступая место тьме и тишине.

Я удостоверилась в правдивости слов Олега — там, в мифической стране пращуров, действительно никого и ничего нет. Ничего, кроме покоя, в котором постепенно тонуло горькое сожаление и о жизни, и о смерти…

Эпилог

— Нет!! Нет!!! — диким, звериным воем пронеслось по больничному коридору, влетело в операционную и оглушило врачей. Они рванули в предоперационное помещение и увидели обезумевшего Шабурина, пытающегося то ли реанимировать сестру, то ли путем криков и медитации в пустые мертвые зрачки вернуть к жизни.

Кровь женщины бурой дорожкой обозначила путь, что преодолела каталка с телом. Ее уже убирала старенькая санитарка, вытирая лицо от слез, всхлипывая и причитая.

Реанимировать бесполезно, это понимал каждый, и все же, если есть хоть один шанс из тысячи, они должны его использовать. Каталку спешно завезли в операционную.

Через час хирург Виктор Кулагин посмотрел на анестезиолога Романа Косторенко, и оба поняли, что все ухищрения бесплодны. Бригада начала расходиться, ускользая за пределы наполненной скорбью залы, не в силах смотреть на Шабурина.

Тот так и не смог примириться с утратой, понять, что сестра мертва. Стоял над ней и все гладил ее волосы, смотрел в лицо, взывая то тихим шепотом, то громко, настойчиво, словно она могла, обязательно должна была услышать его.

— Перестань, Алексей! — попросил Кугарин, не в силах смотреть на страдания Алеши, — Она ушла. Все…

— Нет…Нет! Нет!! — качнул тот головой, глядя на хирурга, как на виновника трагедии, — Нужно реанимировать, продолжить…можно…

— Перестань! Ты же врач!!…Ты же понимаешь — ее не спасешь. И нельзя было спасти…Все, Алеша, все. Это даже не массивная кровопотеря — полная! Все, Алеша. Конец! Уже час, как…

Алексей с минуту смотрел на мужчину, не веря, не желая верить в услышанное. И понял, качнулся:

— Аня, Анечка, — прохрипел тихо, сник и отошел к стене, не спуская взгляда с тела сестры. Сполз на кафельный пол, синея на глазах.

— Убери ее! — закричал Кугарин анестезистке, указывая на тело женщины, а Косторенко, подхватив Шабурина, затащил его в соседнюю залу и принялся снимать сердечный приступ.

Галина, обнявшись с Тамарой, рыдали в ординаторской так отчаянно горько, словно умерла их сестра, словно они знали Аню всю жизнь и любили, как Алеша.

— Что же будет, Томочка, что же теперь будет? — вопрошала Галя.

— Не знаю, не знаю, — отвечала та, вглядываясь в дверную поверхность слепыми от слез глазами.

— Алексею Дмитриевичу плохо! — оповестила вбежавшая медсестра. — Совсем плохо! Сердце!

И все трое, сорвавшись с места, побежали в операционную.

Олег хмуро жевал гречку, не отрывая взгляда от тарелки. Худое, землистого цвета лицо, было замкнутым и отчужденным. Гуля, вздыхая, смотрела, как мужчина ест, и мучилась оттого, что вопреки своим ожиданиям создание семьи с чужим мужем не принесло ей и крупицы женского счастья. И вдруг Олег замер — что-то насторожило его. Сердце сдавило обручем.

— Олег…

Донеслось еле слышное, как шелест, вздох, и что-то легкое, нежное, как пушинка, коснулось его щеки.

Олег вздрогнул и выронил ложку: Анечка?

Тихо, слышится лишь недовольное сопение Гули.

Кустовский огляделся: галлюцинация?

Взгляд наткнулся на часы, что им с Аней дарили на свадьбу. Они стояли. И Олег все понял. Он медленно вылез из-за стола и так же медленно, словно находясь в прострации, двинулся к выходу.

— Ты куда? — удивилась Гуля.

Мужчина повернул голову и посмотрел на нее пустыми, безжизненными глазами:

— Ненавижу тебя, — прошептал четко и, толкнув дверь, вышел во двор. Дверь скрипнула, закрываясь за ним и отделяя «сегодня» и «завтра». Мечту и реальность.

Олег прошел в сарайку и, оглядев запущенное помещение, нашел в россыпи соломы на полу крепкую веревку. Поднял ее и закинул на балку.

Я иду к тебе, Анечка!…

Алеша сидел на операционном столе и смотрел в кафельную стену и не видел ее — плакал, тихо, горько и не понимал, что плачет. Только сглатывал комки в горле да глубоко дышал, пытаясь унять боль, нет, не в сердце — в душе, которая оказалась значительно больше главного органа и властвовала над всем организмом.

— Держись, старик, — робко прикоснулся к плечу Шабурина Виктор, сжал и попытался найти еще хоть пару слов утешения и поморщился — какое, к черту, утешение?!

Косторенко топтался рядом. Его беспокоило состояние шефа. Волевой, сильный мужчина сейчас напоминал старика — поседевшие в миг виски, заострившийся нос и взгляд, от которого Романа бросало в нервную дрожь. На сердце было мутно и тяжело. Он, конечно, накачал шефа препаратами по максимуму от сердечных до успокоительных и жалел, что не поставил снотворное. Самое время Шабурину поспать и забыть весь кошмар хоть на час. Впереди еще похороны…

Кугарин услышал топот за дверью и вышел, чтоб остановить приближающуюся делегацию соболезнующих. Не время.