Райдо Витич - Противостояние

• Название: Противостояние
• Автор: Райдо Витич
• Жанр: Историческая проза

Время не выбирает судьбы, скорее судьба выбирает время.

---

Четыре отделения заняли позиции с двух сторон дороги.

Поодаль в лесу ждали телеги для раненных и резерв.

Тихо было, все напряженно вглядывались, вслушивались — не едут ли, сколько

охраны в сопровождении.

Дрозд все сжимал автомат. Его грызла тревога и ярость. Пчела ушла на задание не

вернулась, пошли четвертые сутки, как ее нет, и он боялся даже думать, что могло

случиться. За эти дни в отряд пришел новый груз из Центра, а в нем были письма.

Одно — Лене. Оно лежало в его кармане и жгло от мысли, что возможно она никогда

его не прочитает.

И может к лучшему? Но как больно.

Он вскрыл его утром и узнал, что сестра Лены еще в октябре ушла в ополчение и

погибла под Москвой.

Жуткая судьба, но еще хуже осознавать, что не единичная. Взять хоть его — что

ему осталось кроме ненависти? Больше года идет война и больше года он только и

делает, что теряет друзей и товарищей. И нет больше сил, нет возможности терпеть

это, как-то свыкаться. Душа выжжена, переполнена смертями, пеплом надежд.

И как последняя капля в чашу безысходности и опустошения — Лена не вернулась с

задания. Единственная, что как путеводная ниточка связывала его с добрыми,

светлыми днями, пусть мимолетным, но счастьем, единственная, что давала силы

верить в светлое, что заставляла любить жизнь, не смотря ни на что — исчезла.

Саша потерялся. Холодно было в душе, смертельно холодно.

На повороте показались первые мотоциклисты.

— Приготовились, в грузовик не стрелять, — еле слышно пронеслось по цепочке.

Четыре мотоцикла впереди по трое фашистов на каждом, потом грузно переваливаясь

и урча появилась крытая «тюремная» машина, а за ней еще мотоциклы.

Первый выстрел, как сигнал о началу боя, и понеслось. Никаких «ура» или ругани,

как бывает обычно в пылу боя. В этом бою немцев отстреливали как зайцев системно

и планомерно — молча. Каждый знал, что в крытой машине, каждый знал, на что был

обречен живой груз. И за это было мало просто расстрелять зверей — их хотелось

распять на весь земной шар, сравнять с землей их гребанную Германию, что

породила подобных упырей.

Все знали, что в машине, но знать и увидеть воочию — разные вещи.

Сбив замок с дверей, Костя и Петя влезли внутрь и увидели изможденные,

истерзанные тела, напиханные в клетку.

— Сами идти не смогут, — понял парень.

— Сюда!! — закричал Звирулько, призывая на помощь товарищей, но зря — те уже

итак стояли у машины в ожидании, готовые принять людей.

Вскрыв решетку, мужчины начали вытаскивать людей, помогать им спускаться на

землю. А два отделения залегли слева и справа на дороге, готовые прикрыть ребят,

на случай подхода фашистов.

Кто мог из освобожденных, помогал другим. Кто-то шел сам, кому-то помогали, кого-то

несли. Надя, специально прикомандированная к обозу для оказания первой помощи,

металась между телегами и израненными в ужасе от их вида.

— Нашатырь, спирт, бинт! Бегом! — рявкнул Саша, усадив на телегу паренька с

раной на голове и явно сломанной ногой. И опять к машине — там последних

сгружали.

— Все?

— Нет. Братья, помочь? — спросил Петя у мужчин, что не двигались — срослись

словно.

— Помоги, — бросил один глухо. Парень подошел и дрогнул от увиденного —

мужчины не уходили, потому что держали спинами женщину. Вся в крови, полуголая,

со скрюченными колючей проволокой руками, она казалась одним сплошным куском

мяса.

— Костя, — позвал глухо. Понятия не имея, как ее взять, как помочь. Дурно

стало, тошно, качнулся, в сторону поплелся к свежему воздуху быстрее, отупев

вмиг от увиденного.

— Ты чего?! — рыкнул Звирулько, не понимая, что с парнем приключилось.

— Там… это…

— Ну?! — сунулся Сашка. Глянул на Петра и вниз стянул, сам залез, бросив. — К

Наде отправь. Пусть нашатыря нюхнет.

Тагир Петю оттер, за Саней внутрь кузова залез.

— Очнись, — тряхнул парня подошедший Прохор.

— Там… я не знаю ребята…

— Привидение, что ли? — спросил кто-то из бойцов. Петр не ответил. Шатаясь

поплелся к обозу и все в толк не мог взять — как такое может быть, как можно

такое творить?!

Тагир и Дроз застыли перед мужчинами, наконец, увидев то, что потрясло парня.

— Мать твою, — протянул лейтенант.

Тагир лишь головой качнул, процедив:

— Ну, суки… ну… ну… — а слов не было. — Расступись, братки.

Саня принял женщину, на руки поднял, чувствуя под пальцами скользкую кровь, а не

кожу. Израненная еле слышно застонала и мужчина зубы сжал, чтобы не заорать от

отчаянья, ненависти к тварям, что такое сотворили. На свет двинулся осторожно,

боясь движение резкое сделать и потревожить еле живую. И первое, что увидел —

звезды выжженные в теле, как тавро, впаянные глубоко в мышцы. Одна ближе к горлу,

меж упругих холмиков грудей, черная, оплывшая, видно не раз выжигали звери.

Вторая ниже, под «ложечкой». Жуткие раны, смотреть не только страшно —

невыносимо. Кожа вся изрубцована красными, кровавыми полосами, в крови и потеках.

— Матерь Божья, — послышалось внизу.

Прохор даже отшатнулся, мужики застыли и Сашка — как спускаться понятия никто не

имел. Звирулько, белый как смерть, бросил:

— Дрозда снимаем.

Все поняли. Осторожно сняли его за ноги, за спину.

Дрозд постоял и медленно пошел, и все всматривался в лицо искалеченной, играя

желваками. Черные от крови волосы, с прогалинами седых, абсолютно белых прядей,

опухший оттекший глаз и скула, губы разбиты, отечные, по щеке бороздой царапина,

и вся в крови — лицо, шея, грудь, руки, словно мыли ее кровью.

Он не хотел представлять, что выдержала эта женщина, это было выше его осознания,

за той гранью, где начинается безумие.

Бойцы расступались и отстранялись, давая ему дорогу, смолкали, только завидев

его ношу. У Нади вовсе ноги подкосились — осела у телеги, рот зажав и в ужасе

таращась на Сашу и его груз.

Михалыч, пожилой мужчина заохал:

— Мертвая, поди.

— Живая, — выдохнул Дрозд. Пока. Но тоже был уверен — не выживет, невозможно с

такими ранами выжить.

— Молодая…

— Женщина.

— На грудь глянь — девка, вот те крест.

— Седая она!

— Так поседеешь, небось — со спины вон глянь, не иначе ремни резали упыри, — и

загнул трехэтажно.

Тагир колючку морщась с рук несчастной снял, качнулась одна рука и спала вниз,

повисла.

Сашок молча стянул с себя рубашку, расстелил в телеге:

— Ложи, — бросил глухо лейтенанту.

Мужчина и сам понял, что со спиной у женщины не лучше, чем с грудью, скользила,

словно мясо одно. Опустил осторожно. Стянул свою гимнастерку, всю в крови от

израненной, исподнее снял и стыдливо накрыл красивую, спелую грудь.

Женщина застонала, приоткрыла глаз и вдруг улыбнулась разбитыми, опухшими губами:

— Саня…

Тот чуть не рухнул — ноги подогнулись, от ее шепота. Вцепился руками в края

телеги, краска с лица спала и головой, как в припадке затряс:

— Нет… Нет! Нееет…

— Дрозд? — толкнул его Захарыч, испугавшись, что обезумел мужчина. А тот

отпрянул, за горло схватился, словно воздуха не хватало, и сообразил, что без

гимнастерки — на траве она у телеги валяется. Сашок поднял, подал, а Дрозд

отшатнулся, головой качает и шепчет одно и тоже:

— Нет! Нееет… нет, нет!

— Помутился парень-то, — бросил кто-то.

Александр обернулся: неужели вы не поняли?!

— Нашатырь дай! — процедил Тагир испуганной Надежде, не спуская взгляда с

обезумевшего лейтенанта. У той руки тряслись, на силу в сумке отыскала, сунула

мужчине.

А тот Дрозду.

Челюсти свело тут же, зажмурился… и вдруг дико заорал. Сашок ему гимнастерку

на голову одел — смолк мужчина, осел на землю и на бойцов смотрит.

— Уходить надо, Дрозд, — напомнил Прохор.

Мужчина горько усмехнулся и вдруг засмеялся до слез: уходить? Куда, зачем? Ленка