Петр Подгородецкий - «Машина» с евреями

• Название: «Машина» с евреями
• Автор: Петр Подгородецкий
• Издательство: АСТ, Астрель-СПб
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-041435-8, 5-9725-0676-9

Когда мне предложили написать книгу о себе и о «Машине времени», я сначала засомневался. Но потом стало обидно: какой-то там повар может написать книгу, а я нет?

Я очень старался, чтобы мои воспоминания на заданную тему дошли до читателей в понятном и, главное, неизменном виде. Без всякой мишуры и прочей дряни.

Единственное, что расстраивает, – это невозможность вмешаться и что-то изменить. Для этого нужна машина времени, а сейчас ее уже нет, во всяком случае, у меня. Так что может быть это и к лучшему, что прошлое не корректируется…

---

Поскольку здесь я выступаю в качестве почти официального историка, то позволю себе небольшой экскурс в былое, чтобы тем, кто не слышал о «Машине», было понятно, зачем несколько сотен москвичей повалили вдруг в воскресный день за город, и почему все это было обставлено в духе революционной маевки.

В 1968 году учащиеся 19-й московской школы Андрей Макаревич и Сергей Кавагое затеяли школьный ансамбль. В нем выступали также Михаил Яшин и две девочки – Лариca Кашперко и Нина Баранова. Ансамбль назывался «The Kids». Пели на английском. Потом в класс пришли двое новеньких ребят: Игорь Мазаев и Юра Борзов – сын главного маршала авиации. Девочек отправили, а в группу влились Павел Рубин и Саша Иванов. Из этого состава и выросла «Машина времени», которая поначалу именовалась «Машины времени». Правда, пели новоявленные артисты, в основном, по-английски. Потом появились более профессиональные музыканты, которые с годами менялись, затем музыку стали писать сами, слова тоже, причем не только на английском, но и на русском языке. Играли на танцах, вечерах, по школам и клубам, мелким локальным фестивалям, даже ездили в другие города. В общем, лет через десять «Машина» стала самой известной подпольной группой страны, участники которой могли заработать при хорошем раскладе до ста рублей за концерт.

Власти не любили «Машину времени», скорее всего, потому, что не понимали. Макс Капитановский в свое время вспоминал анекдотом, как Макаревича пригласил к себе высокий чиновник. Ну а у Макара в то время была песня, скажем, про дождь. Типа, проснулся я утром, вставать не хочется, дождь идет и прочая нудятина. Но все почему-то задумывались о тайном смысле песни: про кого она – про Сталина или про Хрущева? В общем, высокий чип сдержанно похвалил «Машнну», сказал, что ему нравятся песни, пожелал успешной работы. А когда Макар уже шел к двери, остановил его вопросом: «Андрей, но все-таки скажите мне, про что ваша песня, ну та, с дождиком, про Сталина или про Хрущева?» К тому же чиновников, в том числе партийных, подзуживали всяческие союзы композиторов, профессиональные поэты-песенники (бандиты-висельники), не без оснований видевшие в ней перспективную угрозу своей популярности и, соответственно, доходам. Вот в результате этого группа и играла не ближе чем в сорока километрах от столицы, была не рекомендована к показу по ТВ, ротации по радио и пр. Распространялась ее музыка на магнитных пленках и уже популярных в то время кассетах. В конце семидесятых это был уже оформившийся бизнес, который приносил его владельцам серьезные доходы. Все концерты был аншлаговыми, хотя к весне 1979-го творческий кризис уже чувствовался. Макаревича уже потянуло в сторону официоза, Mapгулис с Кавагое были за привычное «подполье», в общем, назрела неразрешимая коллизия, приведшая к распаду группы. Кроме того, были и проблемы материального плана, о которых чуть позднее.

Но вернемся на станцию «Фабричная» Московско-Казанской железной дороги, где жаждущих уже запустили в зал. Обстановка была довольно скромной. Убогая сцена, с каким-то лозунгом над ней, неподъемные черные ящики по ее краям с торчащими из них диффузорами динамиков (пo-музыкантски, это называлось «бины»), даже световые эффекты (всех поражала проецируемая на экран многоконечная звезда, в которой угадывался контур головы солиста), чехословацкие барабаны «Амати», несложный синтезатор «Крумер» и прочие аксессуары небогатого музыкального коллектива. Зато у Макаревича уже был привезенный папой «Фендер Стратокастер», а Маргулис играл на какой-то японской гитаре тина «Ибанеса».

Программа была обычной для того времени. Выходил на сцену Саша Бутузов по прозвищу Фагот, садился за стол, читал вслух отрывки из «Маленького принца» Ceнт-Экзюпери, стихи Тарковского и Макаревича, а между ними игрались песни. Старые – типа «Солнечного острова» или «Марионеток» и новые – «Кого ты хотел удивить?», «Синяя птица» и пр. Звучало все отвратительно, но народу нравилось. Но концерт все равно был последним, это уже точно.

Единственное, что греет, это то, что, не разойдись «машинисты», играл бы я в каком-нибудь джазе в Штатах или пел еврейские песни где-нибудь в Хайфе. В общем, «Машина времени» рухнула, чтобы вместе со мной, Петей Подгородецким, возродиться из пепла!

В конце весны – начале лета 1979 года Кавагое, Маргулис, Лешка Романов и кузен Андрея Лешка Макаревич образовали группу «Воскресенье» с подпольным статусом. Они записали очень неплохую программу, причем в записи принимали участие Андрей Сапунов и я в качестве эпизодически приглашаемого клавишника.

Среди взволнованной общественности распространился слух о том, что оставшийся в одиночестве Макаревич постригся в монахи и стал отшельником. Затем появился другой слух, относительно того, что, дескать, он поехал в Польшу «на стажировку к Чеславу Немену». Сейчас никто уж и не помнит, кто был такой этот Чеслав Немен, равно как и группы «Но-то-цо», «Червоны гитары», «Брейкаут», «Скальды» и пр. Для забывчивых скажу, что это были артисты из братской Польши, в которой с музыкой было чуть-чуть посвободнее. Поэтому даже на московских гастролях полякам разрешалось играть громко и использовать всякие «примочки», что скрашивало «пшеканье», из-за которого ни одна польская песня никогда не станет мировым хитом. «Пшеков» же охотно слушали и даже покупали их пластинки. Недавно я прослушал альбом группы «Но-то-цо» тех времен. Чуть не стошнило. Какие-нибудь «Блестящие» и то лучше. Ну а Чеслав Немен экспериментировал в джаз-роке и играл на синтезаторе. Не как Джон Лорд, конечно, но все-таки играл. Так вот, якобы к нему поехал расстроенный Макаревич, после чего «напитался идеями» (чем можно было в Польше напитаться?) и создал новую «Машину».

Как гласит опять же классическая версия, к пьяному Макаревичу приехал пьяный Кутиков, который в свое время играл в «Машине», но был отчислен за профнепригодность не без участия Сергея Кавагое, узким японским глазом и острым ухом определившего, что попасть в ноты Александр Викторович никак не может. Но Кутиков сообщил, что за отчетный период стал играть гораздо лучше, что у него на примете есть молодой специалист-химик – выпускник химфака МГУ Валера Ефремов, игравший вместе с ним на барабанах в группе «Високосное лето», а также «гениальный клавишник». Под последним он подразумевал меня. К тому же он сообщил, что у меня есть настоящее музыкальное образование. Наверное, что-то из пьяной беседы запало в мозги Макару, и он пригласил меня поработать в коллективе. Так гласит каноническая версия, растиражированная газетами и журналами начала 80-х годов.

На самом деле все происходило не так, вернее, не совсем так. Кстати, именно в этом месте я хочу поблагодарить Кутикова и Макаревича (в первый и последний раз в этой книге) за то, что они проявили редкую дальновидность и гражданское мужество, поскольку пригласить к себе в группу такого раздолбая как я, было Поступком с большой буквы П. В реальности все было гораздо менее поэтичным и романтичным. Чтобы понять, почему я очутился в «Машине», нужно немного рассказать о себе, любимом. Помните анекдот об объявлении в газете в рубрике «Знакомства» – «Коротко о себе. 25 сантиметров».

Как-то раз, слушая в юности программу «Голоса Америки» под названием «Джаз для коллекционеров», я услышал замечательную фразу, которая надолго запала мне в душу. Приятный мужской голос, рассказывавший о ком-то из великих американских джазистов, сообщил следующее: «Он родился в бедной негритянской семье. Когда мальчику было семь лет, родители купили ему белый рояль». Как мне захотелось иметь такой инструмент! Много позже я держал у себя в квартире громадное белое чудище, занимавшее почти половину одной из двух комнат (вторая у меня – спальня). Потом расстался с ним, ограничившись клавишными и компьютерами. Если бы в семь лет у меня был белый рояль, я, наверное, умер бы от счастья. А сегодня… Что он есть, что его нет. Были бы руки, да голова, ну и душа, конечно…

А родился я в Москве почти полсотни лет назад в потомственной музыкальной семье. Моя бабушка была пианисткой, мама – профессиональной певицей – всю жизнь работала в «Москонцерте». Понятно, что рос я в окружении музыкальной классики, и меня уже в шесть лет отдали в капеллу мальчиков при Гнесинском училище. Руководил ею тогда Вадим Судаков. Сейчас он возглавляет что-то типа хора телевидения. Но долго я там не проучился, поскольку занятия проходили достаточно далеко от дома. Мы жили в начале проспекта Мира, а капелла располагалась в арбатских переулках напротив канадского посольства. Тогда от нас прямо до Арбата ходил троллейбус № 2, но его упразднили, и ездить стало неудобно. Меня перевели в обычную школу рядом с домом. И в музыкальную, соответственно. Музыкальную закончил раньше, и следующий год музыкой не занимался вообще. Правда, потом стало понятно, что, поскольку по большинству предметов у меня были трояки, и лишь музыка шла на «отлично», надо было заниматься семейным бизнесом дальше. Специализировался я по классу фортепиано.