Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга первая

• Название: Первородный грех. Книга первая
• Автор: Мариус Габриэль
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7020-0886-3

Много испытаний выпало на долю главной героини романа Мерседес Эдуард, внебрачной дочери каталонского землевладельца, чья судьба оказывается неразрывно связанной с трагическими событиями гражданской войны в Испании. Она постоянно вынуждена выбирать между добром и злом, и выбор этот не всегда оказывается безупречным. Однако расплата за грехи все же настигает Мерседес.

---

– Ты сам это придумал, Баррантес? Или она подсказала?

– Можешь не сомневаться, – уклончиво ответил тот. – Она девушка честная. И хочет только быть тебе хорошей женой.

На лестнице было темно. Франческ сидел и слушал, как, нащупывая ногами ступени, Баррантес осторожно спускается вниз. Хлопнула дверь. Дом погрузился в тишину. Тусклая свеча освещала остатки скудного ужина. Но аппетит у него пропал.

Он сгреб со стола кувшин с вином и прямо через край сделал несколько больших глотков.

Хотя в мечтах Франческ занимался любовью чуть ли не со всеми женщинами Сан-Люка, ему ни разу даже в голову не пришло представить в этой роли маленькую Кончиту Баррантес. В его фантазиях женщины, являвшиеся ему, были полногрудые, с пышными бедрами, пахнущие мускусом. А она – совсем девчонка, которая еще не так давно дразнила его на улице, с кошачьими глазами и едва выступающими под платьем грудями.

И все же она была женщиной. Самой настоящей женщиной.

Словно удар грома поразил его. Господи! Пресвятая Дева Мария! Женщина… снова в его постели! Вкус женских губ, запах плоти, пламя желания…

Восемь лет одиночества. И тоски. Последней женщиной, которую он целовал, была сестра Мария дель Пилар. Он снова припал к кувшину, тонкие струйки потекли по подбородку.

Но эта сучка уже испорченная. Ею потешился и выбросил Филип Массагуэр.

Пако Массагуэр, отец мальчишки, принадлежал к ненавистному классу caciques, власть имущих. Он владел фабриками, фермами, домами по всей округе, включая большую часть деревни Сан-Люк. Высокие налоги, которыми он обложил бедняков, гарантировали, что им уже никогда не выбраться из его кабалы. Иногда крестьяне вынуждены были отдавать Массагуэру весь свой урожай, считая, что им еще повезло, если у них оставались семена и хотя бы один бык, чтобы вспахать и засеять поле в следующем году.

Он использовал свою власть как дубинку, дабы держать в страхе тех, кто и так уже раздавлен нищетой.

Это Массагуэр и ему подобные вершили политику, делая посмешище из демократии, какой бы несовершенной она ни была в Испании 1917 года. Для достижения своих целей они использовали продажных политиканов, которые шли у них на поводу, доказывая тем самым, что их власть не имеет границ.

Сыновей Массагуэра Франческ видел не раз. Филип-старший – стройный, симпатичный, хрупкий на вид молодой человек лет девятнадцати-двадцати. Его брат Джерард – на пару лет моложе, хотя из них двоих старшим-то казался он. Он был словно из другого теста: красивый, черноволосый, с нахальным беспощадным смехом. Нетрудно представить его в роли коварного соблазнителя. Глядя же на старшего из братьев, едва ли можно было предположить, что он способен на такое.

Франческ сидел и, то и дело прикладываясь к кувшину с вином, размышлял.

Соски и бедра. Он застонал и закрыл глаза, чувствуя, как твердеет его член. Женщина. Жена.

Решила подкатить к калеке – мол, не откажется. Он восемь лет не дотрагивался до женского тела… Хитрая сука! Знает, как всучить свой товар.

Кузнец изо всех сил ударил кулаком по столу, потом еще раз и еще. Пустой дом отозвался ему гулким эхом.

Франческ решил, что пойдет к Кончите Баррантес не на двух костылях, словно какой-нибудь колченогий нищий, а с одной лишь тростью, как приличный человек.

Но, хотя он часами мог стоять в кузнице, прислонившись к наковальне, к тому времени, когда Франческ доковылял до дома Баррантесов, от нестерпимой боли пот тек с него ручьями.

На пороге гостиной он не выдержал и рухнул, растянувшись прямо у ног Кончиты и ее тетушек.

Собравшиеся вокруг него женщины принялись испуганно кудахтать, а Марсель, чертыхаясь, пытался поднять кузнеца на ноги.

– Проклятье, какой тяжелый, – пыхтел он. – Луиза, помоги же мне!

Но первой подоспела Кончита. Схватив беднягу за мускулистую руку, она помогла ему встать. Совсем близко Франческ увидел лицо девушки – оно было столь же бледным, сколь пурпурным его собственное – и высвободился из ее объятий.

– Стаканчик винца, – заявил, отряхиваясь, Марсель Баррантес, – вот, что нам всем сейчас нужно.

Руки Кончиты так дрожали, что горлышко бутылки стучало о стаканы. Она поднесла гостю вино, затем вернулась на свое место и села, положив ладони на колени.

Как только боль в ногах поутихла, Франческ принялся в упор разглядывать девушку. То, что он увидел, его сильно разочаровало.

Как и большинство мужчин того времени, он отдавал предпочтение женщинам полногрудым, с пухлыми руками и полными ляжками. Ничего этого Кончита не имела. Это была тощая, как деревенская кошка, едва сформировавшаяся женщина, почти ребенок, с бледным овальным лицом.

Пожалуй, только ее глаза заслуживали внимания – огромные, с темными ресницами, чистого зеленого цвета, словно дорогое бутылочное стекло. Черные волосы стянуты на затылке в тугой узел. На ней было скромное, почти до пят, платье.

Франческ метнул на лавочника неодобрительный взгляд. Честно говоря, он бы лучше лег в постель с одной из тетушек, хотя им и было уже под шестьдесят.

– Мой добрый друг Франческ, – в блаженном неведении о мыслях кузнеца, улыбаясь, заговорил Баррантес, – сказал мне, что русская революция будет и далее распространяться и докатится аж до Испании. Но наше правительство знает, как нужно бороться с революционерами.

– Террором и насилием, – угрюмо буркнул Франческ.

– Что ж, жестокости должна противостоять жестокость, приятель.

– Ошибаешься, Баррантес. – Голос Франческа звучал почти грубо. – Революция в Испании уже набирает силу. Разворачивается классовая борьба, а научный материализм учит нас, что из нее может быть только один выход.

– Это слова Карла Маркса, – блеснул эрудицией лавочник. – Но в Испании революция невозможна. Гражданская война еще может быть. – Он улыбнулся. – А вот революции Испании чужды.

Гость и хозяин заспорили о большевизме.

Кончита сидела молча и из-под ресниц украдкой поглядывала на кузнеца.

С детских лет Франческ Эдуард вызывал у нее чувство благоговейного страха. Хотя теперь, когда она смотрела на него глазами женщины, он уже не казался таким страшным. Конечно, она не могла помнить, каким красивым он был в молодости. Но и сейчас у него были поразительно синие глаза и на удивление белые крепкие зубы.

Разумеется, с его хромотой ничего не поделаешь. Но зато руки и грудь у него были великолепны. Помогая ему подняться, Кончита ощутила, как перекатываются под ее ладонями крепкие, как сталь, мышцы.

Его руки просто завораживали ее. Они были большие, узловатые, со шрамами, полученными при работе с раскаленным металлом. В них чувствовалась недюжинная сила. И в то же время что-то подсказывало ей, что они могут быть по-настоящему нежными.

Настроение Франческа постепенно улучшалось. А когда подоспел ужин, он даже снизошел до того, чтобы позволить Баррантесу помочь ему доковылять до стола.

– Ну как, нравится утка? – обратилась к нему Луиза, младшая из тетушек – красивая женщина с пухлыми губами и выразительными яркими глазами. Ее внешность, правда, портило здоровенное родимое пятно на щеке. Волосы на голове удерживались большим черепаховым гребнем.

– Хороша, – уплетая за обе щеки, кивнул Франческ. – Просто очень хороша.

– Кончита расстаралась, – лукаво глядя на племянницу, сообщила Луиза. – Настояла на том, что сама все сделает. Она еще и пудинг приготовила. Попробуете попозже. Объедение! Она вообще обожает стряпать.

Франческ сидел напротив Кончиты. Он посмотрел на девушку. Ее щеки слегка зарумянились. Это несколько улучшило ее внешность. Она не могла похвастаться ни круглым подбородком, ни аппетитными щечками, ни нежными, словно бутон розы, губками – что, по его мнению, было идеалом женской красоты, – но Франческ решил, что если уж Кончиту и нельзя назвать красавицей, то она, по крайней мере, довольно мила.

– Просто очень хороша, – снова сказал он, продолжая глядеть на девушку, но, почувствовав, что начинает повторяться, смущенно покашлял. – Гм, а пудинг какой?

– Crema catalana,[5] – не поднимая глаз от тарелки, чуть слышно пролепетала она.

Старшая из тетушек, Мария, долила в стакан Франческа вина и сказала:

– Мы любим простую пищу. Сытную и простую. Франческ невольно сравнил жилище Баррантесов со своей халупой. Все здесь светилось чистотой. На стенах висели выполненные маслом картины на религиозные темы. Натертая воском мебель сияла. Керосиновая лампа заливала гостиную ярким светом.

Кончита Баррантес привыкла к условиям жизни, сильно отличающимся от тех, что были в его построенной над кузницей развалюхе.

Он подумал, что для нее будет настоящим потрясением переехать отсюда к нему.

– Ты сегодня тихая, как мышка, Кончита, – укоризненно проговорила тетя Луиза. – И пары слов не сказала нашему гостю.

Девушка подняла на Франческа свои зеленые глаза.

– А что сделают большевики с царем и царской семьей?