Тадеуш Конвицкий - Хроника любовных происшествий

• Название: Хроника любовных происшествий
• Автор: Тадеуш Конвицкий
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-352-00545-3

Тадеуш Конвицкий – один из лучших и известнейших писателей современной Польши, автор уже знакомых российским читателям книг «Чтиво» и «Зверочеловекоморок».

«Хроника любовных происшествий» – знаменитый роман, по которому Анджей Вайда снял не менее знаменитый фильм. Действие этого исполненного романтической ностальгией произведения происходит в предвоенном Вильнюсе. История первой любви переплетена здесь с Историей (с большой буквы), и кульминационное любовное происшествие происходит на фоне знаменитой «атаки розовых уланов»…

---

Пес-великан по имени Рекс бежит за ним по лугу, словно по илистому дну пруда, и лает в отчаянии.

* * *

Верность до гробовой доски. Нам сообщили из Львова о беспрецедентном случае привязанности животного к человеку. Отставной чиновник казначейства приручил ворона. Птица ежедневно прилетала на балкон к пенсионеру и проводила там долгие часы в дружеских играх с престарелым хозяином. Соседи свидетельствуют, что ворон пытался даже научиться человеческой речи. Неделю назад пенсионер скончался от воспаления легких и был погребен на местном кладбище. А верная птица ежедневно посещает балкон, проявляя подлинно человеческую скорбь.

* * *

Витек хотел пересечь железнодорожное полотно незамеченным, но его увидели.

– Витольд, ты не хочешь даже попрощаться? – крикнул Энгель.

Компания в полном сборе стояла на раскаленной плите платформы. Только патефона не хватало. Витек неохотно повернул к ним, подошел без энтузиазма.

– Мы разыскиваем тебя битый час, – заметил Лева. – Мать сказала, что ты прифорсился с самого утра и исчез. На свадьбу, что ли, торопишься?

– Оставьте его в покое, – сказала Цецилия. – Это уже взрослый человек. И у него свои проблемы.

Солнце припекало немилосердно, как всегда после дождя. Старый Баум вытирал лицо и лысину большим платком с готической монограммой. По путям шагали двое полицейских в зеленых армейских мундирах, но фуражки были прежние, круглые и синие. Они лениво осматривали рельсы, над которыми дрожал густой воздух. Полиция взяла на себя надзор за железной дорогой.

– Витольд, Витольд, – тихо произнесла Грета. – Was machst du da? Что ты там делаешь?

Она стояла в окружении огромных чемоданов в парусиновых чехлах. Белые волосы заплетены в косу, уложенную короной, отчего голова казалась маленькой.

– Wer reitet so spät durch Nacht und Wind… Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? – пробурчал он в ответ.

– Ведь она уезжает, – сказал Энгель. – Уезжает и неизвестно когда вернется.

– Грета уезжает?

– Забыл? Да что с тобой творится?

– Взгляни, какое странное солнце. Впервые вижу такие четкие очертания.

Только Грета подняла голову, чтобы взглянуть на небо, но у нее тут же заслезились глаза от ослепительного блеска.

– Каждый день это солнце будет приходить ко мне с весточкой от вас.

– И луна, – дополнил пан Хенрик. – Луна ведь тоже перемещается с востока на запад.

– Вы правы, – шепнула Грета. – Зато тучи сюда всегда приходят с запада.

– Тсс, – прошипел Витек. – Послушай на прощанье нашего жаворонка. И я послушаю.

Все вдруг умолкли, а в пронзительной голубизне что-то тихо запело, словно бы далекий колокольчик костельного служки.

– Дай же хладную руку свою, и в глаза мне взгляни, и скажи… – затянул, фальшивя, техник-дорожник.

– Ничего я не скажу, – решительно отрезала Грета. – Вот увидите, я обопьюсь там шнапсом или баварским пивом, оскандалюсь, и в конце концов меня запрут в надежный немецкий дом умалишенных.

– Was sagst du, mein Schwänschen? – забеспокоился старый Баум. – Что ты говоришь, моя лебедушка?

Под Новой Вилейкой нарастал приглушенный шум поезда. Рука семафора поднялась с надсадным скрежетом. Витек заметил, что Грета уже давно не сводит с него потемневших глаз. Хотел улыбнуться, но тут она простерла к нему длинную, узкую ладонь с голубыми иероглифами просвечивающих жилок.

– Грета, хочешь, я приду к тебе?

– Когда? – Теперь она улыбнулась недоверчиво. – Когда ты придешь?

– Это зависит от тебя. Могу прийти завтра, или через месяц, или через год. Только не пугайся, я приду ночью. Хочешь?

– Переутомился от экзаменов, – заметил стоявший в сторонке пан Хенрик.

Но Грета улыбнулась, превозмогая упрямую дрожь в уголках рта.

– Разумеется. Я буду ждать каждую ночь. Заметано.

Витек взял ее руку, поднес к губам.

– Не так. Горе ты мое.

Грета порывисто обняла его, неловко поцеловала, словно осуществляя слишком давно задуманное.

– Расцвела она по весне, – прокомментировал техник-дорожник, нелегко удерживая равновесие. – Жаль, что уезжает.

Из ошалевшей, разбухшей от соков зелени выполз поезд дальнего следования. Он гасил скорость, поскольку подкатывал к станции с невидимого возвышения. И таращил на ожидающих, как слепой зверь, замалеванные голубой краской фонари.

– Она ведь тоже собрала вещички, – негромко промолвил Лева.

– Кто?

– Та, другая. Денщик все утро грузил чемоданы в машину.

Подъезжал поезд, толкая перед собой нагроможденье облаков пара, перевитых струйками дыма. Оторвавшиеся белые клочья сносило на луг, за шпалеру елочек, где они потерянно блуждали среди разомлевших кустов можжевельника.

– Когда она уезжает? – спросил Витек.

– Сегодня ночью. Наленчи удирают в Краков или, скорее, во Львов.

– А как ваш императорский клад?

– Сейчас нет смысла откапывать. Откопаем после войны.

Поезд останавливался, скрипя тормозами.

– Mein Gott! Мой Бог! – Старый Баум бегал вдоль вагона с закрашенными голубыми окнами. – Du bist verrückt, Schwänschen. Ты сошла с ума, лебедушка.

– Да ладно! Да ладно! – приговаривала Грета, размазывая слезы ослепительно белой рукой.

– Быстрее тащите чемоданы, а то останетесь! – крикнула Олимпия.

– Господи, какие тяжелые, – стонал пан Хенрик. – Что они там вывозят?

– Дурные предчувствия и пять пудов страха. Грета, помни об Олимпии, которая всегда тебе сочувствовала. Пришли мне цветную открытку. Я очень люблю получать послания.

– Да ладно, – шепнула Грета уже в дверях вагона с затемненными окнами.

– Как недавно был май, и мы счастливы были и так нежно любили. Кто вернет эти дни – уж промчались они. Ах, волк тебя заешь, я надорвался из-за этих проклятых чемоданов. Гуд бай, до свидания! – прокричал пан Хенрик.

– Возвращайся скорее, детка. Мы будем тебя тут ждать.

– После войны найдем тебе настоящего кавалера.

– Иди ты, не каркай, – захлюпала носом Цецилия. – Кому нужна война? Не будет никакой войны. Постращают, постращают, и как-нибудь уладится. Возвращайся к нам, беленький цыпленочек.

– Будь что будет, – разревелась Грета.

Поезд сдал назад. И тут Витек вдруг нырнул в терпкий пар, клубившийся перед локомотивом.

– Спятил! Держите его!

Влажный дым защипал глаза. Красные буфера преградили дорогу. Витек разминулся с ними в последнее мгновение, и вот он уже по ту сторону полотна. Огромные колеса с диким гоготом буксовали у него за спиной.

– Успел, – шепнул он. – Добрая примета. Только к чему мне добрая примета? Пусть будет – для них. Для тех, кто останется.

Витек сбежал вниз, к шпалере ровно подстриженных елочек, которые предохраняли железнодорожную линию от снежных заносов. Поезд уже взбирался на очередную невидимую возвышенность. Белая пена пара скатывалась с насыпи, розоватой от цветущего клевера.

– Не жаль тебе всего этого? Страхов, тревог, маленьких радостей, нелепых и забавных минут, боли, усталости, ежедневного риска и ежедневных несбывающихся надежд? Долой. Долой слабость.

Поезд с голубыми окнами, похожими на очки слепцов, поезд, увозивший Грету, втягивался уже в буйно-зеленое ущелье, заполненное грохотом, подобным учащенному сердцебиению.

Потом Витек бежал пестрым, как палитра, лугом и остановился только у подножья крутого глинистого склона с ошметками подмытых кустов и чахлых, болезненно поникших трав, которые оторопело следили за норовистым бегом Виленки, бешено мчавшейся к городу.

А она ждала на травянистом выступе, напоминавшем гнездо аиста. Стояла в белом длинном платье, с ромашками в волосах. Робкий ветер осторожно шевелил блестящую материю платья. Вокруг распевали хоры всех птиц, обитавших в долине.

– Здравствуй, – сказал Витек, карабкаясь наверх.

Она протянула ему руку, помогая подняться.

– Здравствуй, любимый. Не поздравишь меня? Сегодня день моего рождения.

– А что я могу тебе пожелать?

– Чтобы исполнилось мое последнее желание.

– Пусть исполнится твое последнее желание.

– Сядь здесь, рядом со мной.

– Ты испачкаешь платье.

– Больше оно мне уже никогда не понадобится. Они сели лицом к реке, лугам, хаотическим нагромождениям зелени, красным крышам французской мельницы и побелевшим руинам Пушкарни. На лугу паслись степенные аисты, поодаль, возле кустов, скакал любознательный заяц, который то и дело замирал, привставая на задних лапах, и к чему-то жадно прислушивался. Над гладью стремительной реки взлетали жирующие рыбы. Воздух радостно трепетал от зноя первого летнего дня.

– Ты готова?

– Да, а ты?

– Я тоже готов.

– Может, все-таки о чем-нибудь жалеешь?

– Нет. Я ни о чем не жалею.

Стайки пестрых бабочек играли у края обрыва с горячими потоками солнечного света, которым удавалось пробиться сквозь гущу молодой листвы деревьев, шумящих певуче, по-белорусски.