Павел Амнуэль - Завещание

• Название: Завещание
• Автор: Павел Амнуэль
• Жанр: Детективная фантастика

---

     «И что же, – продолжал допытываться Качински, – городок действительно назвали в честь физика?»

     «Ну что вы! В честь Эдварда Эверетта, был такой политик полтораста лет назад, и вот еще одна удивительная вещь, Збигнев: тот Эверетт учился, как и я, в Гарварде, и даже был президентом университета».

     «Удивительные совпадения», – пробормотал адвокат.

     «Совпадения, говорите? – усмехнулся Стивен. – Интуиция не признает совпадений».

     Пейтон истово верил в то, что живет во множестве миров, – этим и объяснял свои способности.

     «Среди этих миров, – говорил он, – есть и такой, который во всем повторяет наш, кроме одной особенности – он продвинулся дальше во времени, там уже произошло событие, о котором меня спрашивали, и потому я знаю, чем кончилось дело. Следовательно, слова мои являются не предсказанием, а воспоминанием об уже свершившемся. Что тут особенного? Вы можете вспомнить, где были в прошлую пятницу, вот и я, если нужно, вспоминаю, как мистер Икс основал свой бизнес и прогорел, так что (это я говорю по телефону клиенту, отвечая на вопрос) не советую, но решать – вам»…

     Пейтон и больных исцелял, по его словам, таким странным способом – попросту (это было его слово – «попросту») искал ветвь, где человек был здоров, и менял людей местами, как шахматные фигуры.

     «Значит, – сказал как-то адвокат, сделав вид, что поверил объяснению, – вы заставляете здорового человека где-то там ни с того, ни с сего заболеть, а то и умереть? Здесь вы больного спасаете, а где-то…»

     Он думал, что посадил Стивена в лужу – тот всегда утверждал, что совершает лишь благие поступки, ибо за дурные ему тут же воздается, ему становится плохо, и потому его невозможно заставить причинить кому-нибудь вред даже по неосторожности. А тут – по сути, убийство пусть даже и во спасение…

     «Нет, Збигнев, – ответил Стив, ни на минуту не задумавшись, – мироздание бесконечно, в нем столько веточек-миров, знаете ли… И есть среди них такие, где, скажем, рак, уносящий у нас миллионы жизней, болезнью не является, даже наоборот: это миры, где раковые новообразования в организме означают продление жизни человека, новую молодость… Вот оттуда…»

     «Ну да, – кивнул Качински. – Есть и такие миры, где люди вкалывают себе героин ради здоровья, а не ради кайфа, после которого одна дорога – на кладбище?»

     «Конечно, – согласился Пейтон. – Поймите, наконец, в бесконечном разнообразии ветвей есть и такие, и другие – всякие, какие только вы можете придумать, но еще больше таких, какие вы придумать не можете, вам даже в голову не приходит…»

     Он замолчал, и взгляд его будто уплыл куда-то – должно быть, в один из миров, где Пейтон был здоровым пятидесятилетним мужчиной, и почему же он не совершил обмен, а оставался жить в своем немощном теле, помогая другим, но забывая о себе? «Врачу – исцелися сам».

     Качински не задал этого вопроса – ни тогда, ни позже, но кое-что все-таки понял самостоятельно, раздумывая на досуге над словами и поступками Пейтона. Наверно, Стивен мог исцелиться таким же образом, как исцелял других. Наверно. Но тогда он утратил бы свою способность подниматься над множеством миров-веточек и выбирать нужный мир – видимо, только в этом своем теле он и мог быть, как он говорил, мультивидуумом – человеком множества миров, что бы это слово ни означало на самом деле.

     Что же до Саманты (адвокат завел о ней разговор через неделю после ее счастливого возвращения, когда пресса уже не так истово обсуждала вопрос: врет девушка или действительно верит в то, что побывала в будущем?), так вот, что до Саманты, то, по словам Стивена, она умела многое, но была слишком молода, не понимала своих потенциальных возможностей, а научить этому нельзя, можно или самому набраться опыта, или…

     Пейтон замолчал – как сейчас казалось адвокату, именно тогда Стивен подумал о завещании, о том, что он мог бы…

     «Так что же Саманта?» – нетерпеливо спросил Качински, прерывая затянувшееся молчание.

     «Что? – рассеянно переспросил Стивен. – Саманта, да… Замечательная девушка».

     «Вы думаете, она действительно…»

     «Конечно. Она прирожденный космопроходец».

     «Космо…»

     «Нет, она не может выводить ракеты на орбиту усилием мысли, – улыбнулся Стивен. –НАСА от нее никакой пользы. Но если кто-то из наших умников в Хьюстоне решит, что пора отправить корабль к звездам…»

     «И что сделает Саманта?» – иронически спросил адвокат.

     «Видите ли, Збигнев, есть множество ветвей, в которых люди уже достигли звезд. И множество ветвей, где для полетов к звездам созданы все предпосылки. И множество ветвей, где люди к звездам не полетели и даже не имеют такого желания… Можно выбрать. Как я исцеляю больных, это то же самое. Выбрать мир, в котором звездолет уже достиг системы звезды Лейтена, и поменять…»

     «Экипаж?»

     «Именно. Саманта это может».

     «Чушь, – не сдержался Качински. – Где логика, Стив? Ну, поменяла, допустим. Наши люди оказались в звездолете в системе… э-э… Лейтена, но экипаж этого звездолета не испарился, верно? Он-то где окажется? На Земле, в Хьюстоне? И люди будут помнить о том, что только что были…»

     «Да, память… – задумчиво сказал Пейтон. – Это действительно тонкое место. Человек – это его память. Личность – это память и умение. Но личность в системе ветвей – нечто иное. И память… Збигнев, если я начну рассказывать о том, что помню…»

     «Расскажите! – воскликнул Качински, представив, какой замечательный роман можно было бы написать – бестселлер, в этом нет никаких сомнений. – Одна такая книга сделает вас всемирно известным. Куда там Кингу, Кунцу или Роулинг!»

     «Прошу вас, Збигнев, – поморщился Стив. – Мы о Саманте говорим, а не обо мне, верно? Кстати, да будет вам известно: Дин Кунц родом из Эверетта. Да-да, из этого заштатного городишки».

     Ни Саманта, ни Кунц адвоката в тот момент не интересовали – он думал о книге и потому совсем не был уверен, что правильно расслышал то, что произнес Стивен в заключение разговора:

     «Память этой девушки, – сказал Пейтон, но, может, на самом деле слова его звучали несколько иначе, – меняется, приспосабливаясь к реальности той ветви, в которой она живет. И потому эта девушка может стать настоящим мультивидуумом… не скоро, впрочем»…

     Разве Качински понимал Пейтона хоть когда-нибудь? Слушал, да. Восхищался. Верил. Жалел. Но понимал ли?

     * * *

     – Удивительный закат, – тихо сказал Михаэль. Он стоял на самом краю обрыва, в овраге тихо шелестела река, и неуловимо-приятный запах поднимался снизу, будто вплетенный в вечерний воздух тонкими нитями, исчезавшими, если отступить хотя бы на шаг от зиявшего провала.

     – Папина коляска обычно стояла здесь, – Ребекка показала на ровную площадку, где не росла трава, а земля выглядела сырой, хотя на самом деле была сухой – просто песок был темным и производил впечатление влажного. – Красиво, да? Если бы ты приезжал чаще, то лучше понимал бы отца и иначе отнесся бы к тому, что сегодня…

     Ребекка не нашла точного слова и предпочла замолчать, предоставив брату додумать фразу до конца. Ей было немного жаль Михаэля, хотя обычно она на него злилась за его неумение (или нежелание?) противостоять матери. Как бы поступала она сама, окажись ее матерью Селия, а не Сара, Ребекка не знала, но полагала все же, что нашла бы силы оставаться собой – впрочем, ведь и такое понятие, как «быть собой», формируется родителями, тебе кажется, что ты есть то, чего хочешь сама, а на самом деле всего лишь повторяешь вбитые с детства родительские максимы, кажущиеся истиной, поскольку ничего другого ты просто не знаешь. Может, и Михаэль искренне считает себя самостоятельной личностью, не так уж часто они общались (особенно в детстве), чтобы Ребекка могла правильно ответить на этот вопрос.

     – Ты же знаешь, – сказал Михаэль, отойдя от края, – что я не мог… Сначала мать делала все возможное, чтобы мы с отцом не встречались, а потом – учеба, работа…

     – Твоя мать действительно считает, что отец мог на тебя дурно воздействовать? Прости, что я… меня всегда это интересовало. Папа… он был такой…

     – Какой? – спросил Михаэль. Он присел на низкую деревянную скамью без спинки на краю очищенной от травы площадки. Ребекка осталась стоять, глядя в сторону уже потемневшего горизонта. Солнце опустилось быстро, будто убегая в свою подземную нору после сложной дневной работы. – Он за двадцать лет хотя бы поинтересовался, как мы с мамой живем? Он столько делал для людей, а для семьи…

     – Бывшей семьи, – сказала Ребекка. – Разве он вас бросил?

     – Ну, – дернул плечами Михаэль. – Разве нет?

     Ребекка подошла ближе и встала перед братом, он видел теперь лишь ее темный силуэт на фоне багрово-фиолетового закатного неба.