Джулиана Берлингуэр - Серебряная рука

• Название: Серебряная рука
• Автор: Джулиана Берлингуэр
• Издательство: Азбука, Терра-книжный клуб
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: ISBN 5-7684-0142-3

«Серебряная рука» — это увлекательный исторический роман. Но не только. Живописные картины быта и нравов при европейских и восточных дворах XVI века, романтическая любовь девушки из аристократической испанской семьи к оскопленному принцу, невероятные приключения четырех юных друзей — все это смонтировано уверенной режиссерской рукой Джулианы Берлингуэр.

Этот тонкий, изящный, загадочный, словно восточная арабеска, роман — счастливое сочетание высокой художественной литературы и увлекательного чтения.

---

— Он без сознания.

— Нет, нет, — протестует старуха, пробираясь к нему в толпе других женщин, — пропустите меня. Я знаю, что с ним, с беднягой. — И обнимает его так, будто хочет скрыть, спрятать от остальных. — Все хорошо, Амин, успокойся. Подожди, пусть у тебя сначала заживет эта ужасная рана. Зачем тебе бросаться в море? Кто ты такой, чтобы решать вопросы жизни и смерти? Может быть, ты хозяин на этом корабле?

— Верно. Я должен поговорить с раисом.

— Стой, или ты не видишь, что не держишься на ногах? Ты, должно быть, действительно спятил.

Но Амин больше не слушает ее, со счастливым видом он озирается по сторонам.

— Каким оружием ты отрубишь мне голову, господин? Перед ним стоит принц Хасан.

— Ты, наверно, и в самом деле сошел с ума, если думаешь, что я отрублю тебе голову только для того, чтобы доставить тебе удовольствие.

— Хасан, сын Краснобородого, возьми свою саблю. Я прошу, чтобы это была сабля. Ведь ты Хасан из Алжира, не так ли?

— Ты прекрасно знаешь, кто я. Скажи лучше, кто ты. Мне говорили, что ты хотел броситься в море.

— Теперь я хочу умереть от твоей руки и с благословения Аллаха, но если ты прикажешь, я не побоюсь броситься в море.

— Покончим с загадками. Что такое ты совершил, раз сам себя приговариваешь к смерти?

Мальчик протягивает к нему обожженные руки.

— Я начал с дома на самом верху. Это я зажег огонь, но я не знал, что ты запретил это делать. Я был там всю ночь.

— Если ты действительно не знал, то не виноват.

— Нет, виноват. Я разбудил испанцев в форте и в соседнем городе. Все эти люди погибли по моей вине.

— И я должен поверить, будто ты в одиночку поджег целый город?

— Могу поклясться. Я развел двадцать два костра. Хасан, только что избежавший массовых проявлений благодарности, теперь рискует утонуть в мольбах и просьбах.

Женщины не отваживаются обращаться к раису напрямую, но, столпившись вокруг него, повторяют шепотом одно и то же слово. Шепот усиливается, нарастает, звучит как бы на одной пронзительной ноте и производит сильное впечатление. Хасан поднимает руку, требуя тишины.

— Своим заупокойным плачем вы требуете его смерти. Значит, это вы, а не я вынесли ему приговор.

Женщины приходят в волнение. Не зная, что предпринять, они ритмично раскачиваются взад и вперед, как бы в такт своему плачу, и вдруг одна из них бросается на колени перед Хасаном и предлагает свою жизнь за жизнь Амина. Склонив голову и обнажив шею, она пронзительно кричит в ожидании, когда раис взмахнет своей саблей.

Хасан требует, чтобы принесли скамью, усаживает на нее женщину, которая хотела умереть вместо Амина, и среди всеобщего замешательства говорит, что теперь мориски могут сами вершить суд над своими людьми, решая их судьбу. Что касается его, Хасана, то он считает, что мальчик не виноват в нарушении приказа, раз он его не слышал. Пожар привел к трагическим последствиям, однако надо иметь в виду, что не только пожар, устроенный Амином, насторожил часовых форта, которые, надо думать, знают свое дело. Не так-то просто незаметно увести рабов из-под самого носа хозяев.

8

Суд над Амином занял пассажиров на весь оставшийся день, отвлекая от тягот непривычного морского путешествия. Новость передается с одного судна на другое, среди вождей племен выбирают того, кто должен вынести окончательный вердикт, опрашивают семьи, среди которых есть погибшие.

Приговор мог быть вынесен давным-давно, но дело затягивается, потому что каждый хочет сказать свое слово, хотя чаще всего говорит то же самое, что и остальные. Нужно ли выносить смертный приговор? Пятеро молодых людей, каждый из которых много старше Амина, пойманные на месте преступления с факелами в руках, не были наказаны. Кроме того, как можно в обычный мирный день приговорить к смерти мальчишку, который оказался более ловким и храбрым, чем все они, вместе взятые? И разве всем им не хотелось стереть с лица земли этот город печальных воспоминаний? И вот теперь бедный Амин, чудом уцелевший в огне и в воде, должен умереть, когда его народ счастлив и свободен?

В конце концов в ответ на единодушные причитания женщин, требующих помиловать Амина, раздается не менее единодушный крик новоявленных судей, даровавших ему жизнь.

Амин не плачет и не чувствует себя искупившим вину. Он стоически просит наказать его и ведет себя как настоящий герой. И тем не менее, когда рулевой, чтобы покончить с этим и освободить палубу от орущей толпы, дает ему пару затрещин, после чего отправляет всех спать, у мальчишки текут слезы, крупные, как фасолины, которые ему дали на ужин вместе с четырьмя галетами.

— Теперь, когда я сделал тебя счастливым, ешь, — говорит ему рулевой.

И Амин смиряется с тем, что этой ночью избежал смерти.

9

Галиоты, резво бегущие друг за другом, окутаны вечерними сумерками. Мориски изо всех сил налегают на весла, и надсмотрщик свистит всякий раз, как кто-то из них сбивается с ритма от усталости. Его заменяют другим гребцом и отсылают отдохнуть в трюм, где все должны были бы спать, а на самом деле бодрствуют и держатся настороже. И правда, когда из темноты возникает цепочка огней и начинает приближаться, извиваясь словно змея, немедленно раздается встревоженный шепот.

Хасан уверяет, что им нечего бояться, так как это караван торговых судов, которые не собираются ни на кого нападать.

— Жалко! — говорит этот безумец Амин, который одним из первых заметил огни.

— Почему? Ты бы хотел вступить с ними в бой?

— Еще бы!

Своим энтузиазмом, стремлением прямо идти к цели Амин напоминает принцу другого мальчика — Пинара, хотя он и не похож на него внешне.

— Тебе не нужен слуга? У тебя, конечно, уже есть другие слуги, но возьми меня, я не буду тебе ничего стоить. Пищу я сам себе добуду. Я хочу быть рядом с тобой, потому что мне нравится воевать.

— А мне нет.

Амин хохочет, это кажется ему смешным и маловероятным.

— Тогда что же тебе нравится?

— Смотреть на звезды.

Ночь ясная и звездная. Амин смотрит на небо и снова смеется.

— Ну, сегодня ночью мне тоже нравится смотреть на звезды, потому что я думаю, что мог бы быть там, среди них, если бы умер, но я остался здесь, на земле. А вообще-то звезды меня не интересуют. Они слишком далеко. Но я буду охранять тебя, когда тебе захочется полюбоваться на них, и тогда ты сможешь делать это совершенно спокойно и в полной безопасности.

Караван торговых судов медленно проплывает мимо, держась все время на значительном расстоянии, чтобы избежать неприятных неожиданностей. Море снова становится совершенно черным. Ночь безлунная, а света звезд недостаточно. Они действительно слишком далеко.

XX

Осман Якуб, для которого, похоже, время остановилось, избороздив лицо его сеткой мельчайших морщинок, предается гневу и кричит что есть сил тоненьким своим голоском.

Скоро утро, у Хасана тысяча дел, а его слуг нет на месте. Никто не откликается на зов, никого нет и вокруг комнаты принца.

Никогда еще дворец не являл собой столь откровенного царства лени, и виноват в этом Хасан, который не умеет наказывать, никогда не прибегает ни к палкам, ни к хлысту и, само собой, не сажает провинившихся на кол. Кол — ужасное наказание, даже Осман его не одобряет, но что-то ведь нужно делать, чтобы встряхнуть этих бездельников. Скоро принц проснется, а рядом с ним ни одного слуги, чтобы помочь ему одеться, ни одного факельщика, чтобы сопровождать его. Никого. Покои принца опустели.

Как можно тише, стараясь не шуметь, старик открывает дверь в комнату Хасана. Он собирается пожелать принцу доброго утра и посмотреть, не нуждается ли тот в его помощи. Но комната Хасана пуста. Постель смята, ночная одежда брошена в угол, светильник над кроватью потушен, окно открыто, а на улице еще совсем темно. Встревоженный Осман Якуб, опасаясь похищения или таинственного исчезновения своего питомца, суетливо ищет его в спальне, ковыляет в приемную принца, мечется по коридорам, где обнаруживает стоящих на часах гвардейцев, как в тех особых случаях, когда проводятся чрезвычайные заседания Совета. Не обращая внимания на усмешки, которыми обмениваются солдаты при его появлении, он носится среди них в своих шлепанцах с загнутыми кверху носами и ночной накидке с развевающейся по краям шелковой бахромой, подобно аисту с обтрепанными крыльями. Здесь ошеломленный Якуб узнает, что Совет недавно собрался на срочное ночное совещание.

Святая Мадонна, на этот раз старость все-таки взяла свое! Пока весь дворец жил как в лихорадке, Осман спал себе, словно крот, размышлял о будущем и хотел посадить на кол лентяев. Он и не слышал ничего, глухой старый дурень. Его самого стоило бы за это наказать, но сначала надо выяснить, что происходит.

Осман садится прямо на землю, что в таком торжественном и сугубо официальном месте одному ему и разрешено делать, и смущаясь, как человек, который не знает того, что обязан знать, начинает осторожно выведывать причины такой поспешности и суматохи.