Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

• Название: Непонятные
• Автор: Тулепберген Каипбергенов
• Издательство: Советский писатель.
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Действие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.

---

— Это событие, должно быть, занесут в летопись хивинского ханства! — Ерназар повторил то, что когда-то слышал от Грушина, мечтавшего о будущих дружественных отношениях России и Хивы.

— Наш великий хан собственными устами назвал эту встречу важной. Правда, не по всем вопросам удалось договориться с русскими… Русский посол выдвинул немыслимые требования. Он потребовал отменить у нас в ханстве рабство, настаивал на том, чтобы хан запретил фирманом использовать русских пленных как невольников. Еще русский поставил нам условие: ограничить влияние Хивы на кочевые народы, которые признали себя подданными Российской империи, а также дать русским купцам свободу торговли на нашей территории, снизить пошлины и, кроме того, требовал не препятствовать иноземным купцам, которые через Хорезм едут в Россию. Русский царь пожелал еще, чтобы мы передавали ему смутьянов и бунтовщиков, которые бегут к нам, спасаясь от его кары…

— Да-а-а, русские предъявляют очень большие требования…

— Э-э-э, еще бы! У могущественного государства и условия всегда жесткие! Царь привык диктовать да повелевать… У меня аж в сердце похолодело, когда посол заговорил о границах. Не убоявшись присутствия нашего великого хана, он заявил: если кто-либо из хивинцев приблизится к берегам Сырдарьи, к Эмбе или к пескам Барсук и попытается причинить ущерб или притеснить казахов, которые находятся под покровительством русского царя, тот будет убит на месте без предупреждения… Пригрозил — пусть ваши муллы, посланные к казахам, башкирам и татарам, не ждут от нас снисхождения и пощады, если станут натравливать эти народы друг на друга, распространять враждебные для русских слухи. Это, дважды сказал он, вызовет осложнения в отношениях между нашими странами… Хан, с одобрения своих советников, не принял требований русского посла, но они все же договорились о мире и ненападении друг на друга.

Ерназару не терпелось задать вопрос: не шла ли речь о каракалпаках? Не обещал ли им посол покровительство и защиту? Но осторожность взяла верх, и он лишь обронил:

— Соглашение о мире — это великое дело.

— Всех удивило еще одно обстоятельство. Его толкуют теперь и так и эдак. Русский знал, что посол из Персии прибыл в Хиву вместе с инглисами. Однако, несмотря на это, он счел необходимым замолвить слово и за иранцев, которые находятся у нас в плену.

«Русский проявляет заботу о далекой Персии, она находится во-о-он где! А мы — соседи, граничим друг с другом!.. Стало быть, он может попросить хана и о нас, каракалпаках: не надо, мол, притеснять этот народ! Если бы я мог встретиться с русским послом и потолковать с ним!..»- пронеслось у Ерназара в голове.

— Я не зря предлагаю вам завтра быть свободным от учений, отдохнуть… — донесся до него голос Мах-муднияза. — Зачем скрывать, мне известно, что ваша мать не раз клала вас в русскую колыбель. Не наведаться ли вам к русскому послу?

Ерназар снова насторожился. Он молчал, будто Махмуднияз ничего такого и не произнес. Тот подождал, подождал, затем решительно добавил:

— Вам надо подкараулить главного визиря и будто случайно столкнуться с ним во дворце. И шепнуть ему: «Главный военачальник нарочно затягивает набег на Бухару, который подготовил Махмуднияз!»

— Это не так легко — встретить во дворце главного визиря! Дворец кишит соглядатаями и стражей!..

— Постарайтесь… Считайте меня вашим другом! Другом вашей страны. Если у вас есть близкие люди в Хиве, не стесняйтесь, я окажу им поддержку и помощь. Помните джигита по имени Абдурахман? Он еще пытался освободить Грушина из зиндана… Абдурахман остался цел и невредим. Передайте ему при случае: если будет мне служить, не пожалеет…

Ерназар вспомнил, как Зарлык говорил его матери: «И среди тюремной стражи, Кумар-аналык, надо завести своих людей! Знакомство с ними может пригодиться…» Так и рвалось у него с уст: «Устройте Абдурахмана стражником в зиндане!»-но он решил еще и еще раз проверить, можио ли доверять Махмудниязу.

* * *

Ерназару так и не пришлось отдохнуть. На учения он не пошел, но в полдень нукер, охранявший казарму, заглянул к нему и сообщил, что его спрашивает какой-то мужчина. Возле дверей Ерназара ожидал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Маулен-желтый; он был взволнован, напуган, весь в пыли. Ерназар почуял недоброе.

— Случилось что-нибудь?

— Случилось! Разве сын каракалпака пожалует в Хиву просто так?..

— Говори быстро!

— Срам приключился! Сержанбай задумал жениться на Гулзибе, затеял знатный той, а работник его Руз-мат умыкнул невесту.

— Рузмат? — Ерназар вздрогнул, ревность колючкой впилась ему в сердце.

— Он, чтоб он сгинул! Что дальше?

— Мы их настигли почти у самой Хивы… Они вцепились друг в друга и твердят: «Мы давно уже муж и жена!..» Бай так разъярился, что потащил их прямо к главному визирю, потребовал смерти для обоих. Девушка может избежать смерти, если откажется от Рузмата.

— Но ведь не во власти главного визиря — приговаривать к смерти!

— Он уже успел получить фирман от хана.

— Они живы еще? — замирая, спросил Ерназар.

— Да! Да! Нужно твое содействие. Меня послал к тебе Сержанбай. Он хочет любой ценой спасти девчонку! Из-за нее совсем разума лишился.

— Идем скорее!

Сержанбай сидел, заливаясь горючими слезами, у изголовья Гулзибы. Она лежала на полу рядом с Руз-матом: оба были связаны по рукам и ногам; в ожидании смерти они обратили свои лица на юг. Поставив ногу на голову Рузмата, палач протягивал Сержанбаю кинжал: — На, держи! По ханскому фирману, ты должен сам казнить своего обидчика!

Ревность и обида были забыты, словно вмиг выветрились. Ерназар почувствовал острую боль, щемящую жалость.

— Стойте! — повелительно воскликнул он. — Не трогайте парня!

— Ерназар, не заступайся за Рузмата, пусть умрет! Он оскорбил честь уважаемого человека, посягнул на устои! — заверещал May лен-желтый. — Таких воров и нечестивцев надо изничтожать без пощады! Сержанбай взял у палача кинжал.

— У меня душа горит, Ерназар, кровь кипит от гнева! Я растил, вскормил этого проклятого, этого неблагодарного. Я убью его! Своей рукой!

Гулзибе и Рузмату заложили уши ватой, чтобы они не могли слышать друг друга и переговариваться. Но Гулзиба увидела Ерназара и простонала:

— Вы здесь, Ерназар-ага! Какое счастье! Мы шли к вам!.. Я знаю, уже поздно! Никто нам не сможет уже помочь, никто! Но покажитесь Рузмату! Ему будет легче принять смерть. Умоляю вас, добейтесь, чтобы меня казнили первой! Я не хочу жить, не хочу быть женой бая! Последнее мое желание, последняя просьба — не дайте мне увидеть смерть Рузмата. Он ни в чем не виноват! — зарыдала Гулзиба. — Чистая, добрая душа! Верное сердце!

Ерназар приблизился и встал так, чтобы Рузмат увидел его.

— О-о, Ерназар-ага-а! — Лицо парня было все в кровоподтеках.

Ерназар наклонился над ним, вынул из его ушей вату.

— Теперь мне не страшно, Ерназар-ага! Теперь я спокоен! Счастлив я, что полюбил храбрую, прекрасную, умную девушку! Она чиста и горда, эта дочь каракалпака… Умоляю вас, пусть меня казнят раньше! Вы палван и поймете меня: на ее глазах я приму смерть, как и подобает джигиту! Пособите мне, прошу вас! Прошу как брата!

Ерназар взялся за веревку, которой были связаны жертвы; он хотел освободить им руки, но на него коршуном набросились пять палачей, связали. Один из палачей подтолкнул Маулена-желтого к баю. Маулен потрусил к Сержанбаю на непослушных ногах, стал теребить его за плечо:

— Ну ты, старый бык! Перед тобой твоя жена и кровный враг, что ты медлишь, чего не рассчитываешься с этими изменниками? Пырни, зарежь! Пусть мир содрогнется! Пусть виновные получат свое! Пусть все узнают о том, как справедлив наш хан!

— Мулла, читай отходную молитву! — Сержанбай взял за подбородок Рузмата и приподнял его голову.

Собрав последние силы, Рузмат прошептал:

— Прощай, Гулзиба, прощай, цветок мой!..

Бай наклонился над девушкой с ножом в руке, с которого капала кровь. Он был жалок и стар, — казалось, он совсем состарился.

— Гулзиба, опомнись!.. — всхлипнул он. — С ним я рассчитался… Но ты… ты мне дороже жизни! — Всхлипывания бая перешли в громкие рыдания. — Останься со мной, останься!.. Я все сделаю, все! Ничего не пожалею ради твоего спасения!.. Ты моя жена!..

* * *

Волоча с трудом ноги, будто это ему только что был объявлен смертный приговор, добрался Ерназар до казармы, повалился как мертвый на постель. В мозгу у него билась одна и та же мысль, причиняя почти физическое страдание: «Если бы я был ханом, я даровал бы влюбленным жизнь!.. Гулзиба! Я-то надеялся, что она меня любит!.. А она, оказывается… Но как же так? Ведь я-то считал, что бай отдаст ее замуж за Рузмата, проявит благородство! Боже мой, как же я сразу не сообразил, что это я виноват, я отдал ее своими руками этому старику! Наверно, она так и думает… Но ее любовь к Рузмату… Они же признались, что уже давно муж и жена… Кому же верить в этом мире?.. Прочь из головы все любовные бредни, надо думать о главном, как меня учит мать. Надо думать о власти, о том, чтобы стать во главе народа!» Ерназар не мог толком сообразить, разобраться — спит он или бодрствует, в бреду он или наяву… Опять вспомнил он легенды о Маман-бии и Айдосе, вспоминал рассказы Грушина и других людей о мире, который существовал и бурлил за пределами хивинского ханства, его родных степей. О народах, которые сами распоряжались своей судьбой, были просвещенными и свободными, стремились к передовой науке, знаниям, не были изолированы от других стран и народов. И каракалпакский народ показался Ерназару совсем-совсем крошечным, отсталым, жалким, бредущим где-то далеко позади всех, а потому глотающим чужую пыль. Нужен, нужен каракалпакам просвещенный мудрец! «Нужен и хан, который прислушивался бы к мудрецу и умным советчикам! Предки оставили нам завет — стремиться к единству, объединиться во что бы то ни стало! Но почему же сами-то они этому завету не последовали? Не смогли?.. Не смогли! Не сумели! Даже в этом грязном, подлом дворце, где все поедом друг друга жрут, и то связаны меж собой нитью! Нитью, невидимой для посторонних глаз. Связаны — ив этом их сила. Они оседлали лошадь, имя которой хитрость. Именно хитрость и коварство, а не ум! Но… легко обвинять других, не пора ли оценить по справедливости и себя?.. Я спасаю тут, в этом мерзком логове, свою голову, хожу-красуюсь в ханских нукерах, а страна моя осталась без предводителя! Гибнут молодые джигиты, гибнут без вины, из-за любви…»