Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

• Название: Непонятные
• Автор: Тулепберген Каипбергенов
• Издательство: Советский писатель.
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Действие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.

---

Каллибек проявил способности к рисованию и черчению, и Михайлов от души помогал ему… Поистине, если молодость имеет благородную цель, ради ее достижения она может горы сдвинуть, достать до небес, проникнуть в недра земные…

Михайлов не мог нарадоваться на своих подопечных, их трудолюбию и старательности, их сообразительности. Общение с юношами было для него самого отрадой и поддержкой, скрасило ему одинокую, нелегкую жизнь. Как бы ни был Михайлов расстроен или утомлен за день, вечером его ждали Каллибек и Тенел, исполненные доброго нетерпения и светлой благодарности. Наступали счастливые часы — Михайлов делился с юношами тем, что сам знал, делился щедро. Они впитывали в себя знания с завидным усердием. Бывало, все трое так увлекались, что не замечали, как взойдет солнце нового дня.

Они подружились, они сроднились; трудности не казались им непреодолимыми, а радость отныне стала тройной.

Парней перевели на поденную работу; они строили дома богатым людям — дома красивые, добротные, удобные, непохожие один на другой. Конечно, Калли-беку и Тенелу куда как интереснее было бы изучать тайны телеги, движущейся, как говаривал Ерназар-ага, от пара! Однако они быстро смекнули, что к этим тайнам не подпускали не только их, степняков-каракалпаков, но и русских ребят из бедных семей. Они поняли это сами, без объяснений Михайлова, и даже пытались его утешить:

— Дядя Григорий, каракалпаки говорят: страна, где много мастеров, — счастливая страна! Мы станем у вас мастерами!

Каллибек и Тенел отличались старательностью и на стройке, старшие не могли ими нахвалиться Михайлову-и почтительные, и шустрые, и понятливые, и работящие.

В трудах и заботах время неслось, как быстрый скакун. Однажды Михайлов принес своим подопечным радостное известие.

Генерал-губернатор наконец дал согласие!.. Дал! В помощь каракалпакам будет сформирован большой отряд! Возможно, генерал-губернатор сам его и возглавит! — торопился он поделиться с юношами. — Мне он наказал, чтобы я готовил вас получше да поусерднее, может быть, вас тоже возьмут как толмачей.

Ребята так возликовали, будто к ним в руки с неба свалилась луна. Всю ночь не могли уснуть, мечтали, строили планы, как они будут помогать генерал-губернатору и всему русскому отряду…

У Михайлова были добрые знакомые и друзья. Они нередко заглядывали к нему домой. Это были люди серьезные и образованные. Каллибек и Тенел прислушивались к беседам взрослых, извлекали из них множество сведений, неведомых им ранее, даже непонятных. Они впервые услышали здесь о декабристах. Получалось, что богачи выступили против царя за простой люд… В разных странах совершались революции, которые ограничивали власть царей, королей… Честные люди, где бы они ни жили, выходит, обязаны заботиться о родном народе, о процветании своей отчизны… Но вот в разговорах Михайлова с его друзьями все чаще стали повторяться, мелькать слова «Турция», «Англия», «Франция» и слово «война».

— И что этим царям неймется? — стал допытываться Каллибек у Михайлова. — Чего им не хватает?

— Э-э-э, браток! Нет такого богатства, которое бы их насытило! О чем свидетельствует история? Они, цари, воюют, чтобы захватить, сделать своими все новые и новые территории, покорить мелкие, слабые ханства и страны.

— Дядя Григорий, вот декабристы были против царя, но готовы были жизнь свою отдать за царство. Кого из них казнили за это, кого на каторгу отправили…

— Одно дело — царь! Совсем другое дело — царство, или, как я бы сказал, — отчизна! Родина! Декабристы любили свою родину! Кто по-настоящему любит родину, тот не унижает, не презирает, а, наоборот, уважает другие страны и другие народы. Если бы Россия была такой, какой хотели, мечтали видеть ее декабристы, я давно, други мои, отвез бы вас на учебу в Петербург или Москву.

Чем дальше, тем больше интересовали Каллибека и Тенела вопросы простые и сложные, житейские и возвышенные, бытовые и политические, особенно — отношения России с мусульманскими странами. Они перестали стесняться друзей Михайлова, стали смелее в общении с ними. От них ребята узнали, что царь Николай затевает войну с турками и что опасные события следуют одно за другим: русские войска вступили в княжества Молдавию и Валахию, находившиеся в сфере влияния Турции, эскадра англичан и французов уже вошла в Дарданеллы…

— Дядя Григорий, что же будет, если разразится война между турецким султаном и вашим царем! На чьей стороне правда? — допытывались у Михайлова ребята.

— Я бы сказал так: обе стороны не правы, обе преследуют цели несправедливые.

Однажды рано поутру за Михайловым пожаловал вестовой и срочно потребовал его к генерал-губернатору. Михайлов в мгновение ока оделся, ушел.

— Ура! Возвращение домой! — решили Каллибек и Тенел.

Они прождали Михайлова до самой ночи.

— Война! Началась война с турками! — грустно объявил Михайлов, едва переступив порог. — Так что, братцы, вам предстоит вернуться на родину одним. Передадите Ерназару, что обещанная помощь теперь последовать не может…

— Дядя Гриша, не можем мы, не должны возвращаться домой! Что о нас скажут, что подумают ваши друзья и знакомые! Сочтут нас трусами, мол, смерти испугались наши каракалпакские палваны! — запротестовал Тенел.

— Потом — мы хотим увидеть настоящее сражение! — Каллибек умоляюще взглянул на Михайлова.

— Кстати, Каллибек, ты в последнее время забросил черчение и рисование. Я недоволен этим. Теперь вам для обратного пути очень пригодилась бы карта!

— Не беспокойтесь, дядя Григорий! У меня есть рисунок, вернее, схема, по ней не составит труда добраться до дома. Я при первой же встрече передам эту схему Ерназару-ага! Только нам лучше быть с вами, — убеждал Каллибек Михайлова.

— Дядя Гриша, мы не хотим сейчас отделяться от русских! Не хотим! — сердито и упрямо заявил Тенел.

— Наши предки считали, что смерть, принятая человеком в сражении за русских, — это богоугодная смерть! Человеку уготован за это рай… — добавил Каллибек.

— Подальше вам надо быть от войны, подальше! Молоды еще очень, зелены! Вон под носами еще мокро! — Михайлов обнял юношей. — Попробовать-то я попробую, замолвлю за вас словечко, но в успехе не уверен! — заключил он.

— Попытка — не пытка, вы же сами не раз нас этому учили! — расхохотался Тенел…

Происходило это осенью 1853 года.

6

— Человек, который держит свои двери на запоре, всегда желает, чтобы двери у других были открыты… Человек, который споткнулся, жаждет быть свидетелем падения других… — бурчал под нос Маулен-желтый, ворочаясь с боку на бок у себя в юрте. Он не помнил, слышал ли он эти умные изречения от кого-нибудь или только что сам придумал их.

Маулен опасался, как бы кто-нибудь не прознал о его поступках и ухищрениях, направленных против Ерназара, как бы не донес на него Алакозу. Пойдут гулять разговоры да толки по свету — беды не оберешься!

Маулен-желтый оделся и выбрался на улицу; его конь мотал головой, пытаясь сбросить с себя пустую торбу. «Жаль, нет Рустема, некому приглядеть за хозяйством! Как бы сейчас был кстати братец — дурной, да родной…»-вздохнул Маулен, снял с коня торбу и после этого направился к Гулзибе. Вышагивал он неслышно, крадучись; у ее двери остановился, прислушался.

— О боже, за что ты караешь, казнишь меня так жестоко, неужели же мои прегрешения так непростительны и тяжки? — причитала в юрте Гулзиба. — Бедный мой сынок, ему уже шестой годок идет, а он не знает, не ведает, кто его родной отец! Стесняется играть-резвиться со сверстниками — у тех-то есть отцы! Я и сама боюсь на шаг отпустить его от себя! Не дай ему, боже, услышать слово «безотцовщина». Убереги его от злых сердец и колючих языков! Боже! Зарони хотя бы искорку жалости в сердце Кумар-аналык! Сделай так, чтобы она не гнала меня из своего дома, от себя! — заплакала Гулзиба.

«Ага, так вот почему Гулзиба до сих пор прячет от всех сына! Мажет ему лицо сажей, будто от сглаза оберегает!..»- пронеслось вихрем в голове Маулена…

— О боже, я понимаю, понимаю, что ей дорог ее единственный сын, мне ли это не понять! Она боится, что я накличу на него беду, запятнаю доброе его имя! 0- о-о, разве я, я, которая любит его больше жизни, способна на это? Пусть все его горести-болести, все его страдания перейдут ко мне! Я готова, о боже, принять их на себя, лишь бы ему жилось хорошо! Лишь бы знал одни только радости, был спокоен!

Маулен-желтый не сдержался и громко чихнул. Гулзиба, увидев его, быстро накинула на голову большой платок, вытерла кончиком мокрые от слез глаза.

— Входи, племянник, — проговорила она ровным голосом, будто не она только что горько сетовала, изливала богу душу.

Маулен огляделся вокруг. В углу спал ребенок. Ма-улену страсть как хотелось взглянуть на лицо мальчика, но он так и не решился на это. Гулзиба расстелила дастархан, налила в чашку из глиняного кувшина кислое молоко, протянула гостю.