Олег Верещагин - Скаутский галстук

• Название: Скаутский галстук
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: О войне

Если ЧЕСТНО, то я хотел написать фантастико-приключенческую книжку для подростков о Великой Отечественной Войне. В дни моего детства таких книг у нас хватало, сейчас весь мир популяризует свою историю для детей, а у нас это как-то заглохло, так почему бы нет? Возьму героя — современного мальчишку, скаута, самого обычного, с улицы, можно сказать (и я каюсь — у Борьки, да и у остальных юных героев, есть живой и вполне реальный прототип!), суну его в 42-й год, к партизанам, а под этим соусом преподнесу юным читателям и исторические сведения, и патриотическую идею, и чувство гордости за предков, и желание быть на них похожими… Да мало ли что ещё?!

Но после первых же набросков я понял — не получится у меня никакой подростковой книги. Именно потому, что у меня был большой опыт их чтения и я хорошо помнил законы жанра. Согласно этим законам враги должны быть глупыми, приключения интересными, а самое главное — поменьше крови и страданий. В общем, герой «русской ложкой деревянной восемь фрицев уложил», помотался по 42-му году с жизнерадостным видом, поражая всех историческими прозрениями и жалостливо удивляясь «тоталитарным нравам» своих предков, а потом вернулся обратно в мир, где и зажил счастливо и с гордостью.

Но так ли уж глуп лежащий в кустах егерь с биноклем? Труслив ли он? И как быть с фактом, что самые страшные зверства на территории Псковщины и Новгородчины творили те, кто сейчас зовёт нас «оккупантами» — «суверенные прибалты»? Если начать доводить до подростков такую информацию — моментом схлопочешь обвинение в ксенофобии, а то и в… фашизме. Можно ли считать интересным приключением триста километров, пройдённых по лесам за десять дней под дождём, в мокрой обуви и на голодный желудок — а ведь партизанская жизнь по большей части из таких «приключений» и состоит… Стоит ли жалеть «тоталитарных предков» и на самом ли деле стояли за их спинами «заградотряды» и «уполномоченные НКВД» — или пожалеть надо современных дебилов, верящих в то, что на подвиг можно кого-то загнать силой? Это тоже не подростковая тема… Что красивого может быть в войне и как её «причесать» и «пригладить» для детского восприятия? Рыцари, скачущие друг другу навстречу по тропинке на белоснежных конях, чтобы выяснить отношения один на один, остались в другой эпохе… да и в те времена все выглядело не так клёво. К тому же по законам жанра герой-подросток не имеет права убивать, потому что это-де калечит его психику — но на войне убивают все, и тех, кто не хочет или не может убивать, убивают самих в первую очередь…

---

Женька — с винтовкой наперевес — замер за большим дубом метрах в двадцати от нас, где стирался. И буквально к его ногам правила лодка — обычная деревенская плоскодонка-долблёнка, каких уже не встречается в моё время. В ней расположились трое немцев.

Нет. Не немцев. Я отчётливо различил на рукавах трёхцветные нашивки эстонских легионеров. Все трое были вооружены пистолет-пулемётами, но на корме торчали удочки. Двое — молодых — гребли. Третий — намного старше, лет сорока — сидел около удочек.

— Борь… — услышал я шёпот Сашки и обернулся. Глаза у моего друга были отчаянные. — Три автомата…

— Ты что?.. — зашипел я в ответ, но осекся.

Эстонцы причалили между нами и Женькой, попрыгали на берег, громко переговариваясь. Старший передал удочки, вылез, они выдернули лодку на песок. Один попробовал воду, начал раздеваться, другой молодой заржал. Старший налаживал удочки.

Сашка, сидя на корточках, приподнялся и тихо начал красться вперёд. Я чертыхнулся и двинулся следом. Молодой эстонец прыгнул в воду и заорал. Старший присел с удочкой на какую-то корягу; оружие висело у него на бедре. Второй молодой, стоя на берегу — руки в боки — орал какие-то то ли советы, то ли оскорбления своему сумасшедшему приятелю.

Я увидел, как Женька поднимает винтовку.

Эти люди не нападали на нас. Во всех стычках до сих пор я оборонялся. Только оборонялся. Но сейчас предстояло напасть первыми. На ничего не подозревающих людей. Мне казалось, что включился некий автопилот — и ведёт меня независимо от моей воли.

Сашка махнул рукой и прыгнул вперёд.

Женька выстрелил. С такого расстояния винтовочная пуля, попавшая старшему из рыбаков в правый висок, подняла его на ноги и разнесла голову, словно кувалда — он рухнул в воду плашмя, подняв фонтан брызг. Сашка сшиб не успевшего повернуться парня, стоящего на берегу, и я, повинуясь этому самому автопилоту, прыгнул ему на помощь и перехватил руки эстонца. Сашка вдавил его голову под воду…

Это было ужасно. Я ощущал, с какой бешеной, безумной силой человек, которого мы придавили к песку, старается вырваться. Сашка хрипел матерные ругательства и вжимал голову легионера в песок на дне. Несколько раз эстонец сумел ударить меня коленом в спину. Я увидел, как рука Сашки с растопыренными пальцами скользнула к поясу легионера… в ней мелькнул финский нож — и парень перестал рваться.

Сашка пырнул его ещё раз — в бок. Женька выстрелил вторично — и я увидел, вскинув голову, как успевший выбраться на противоположный берег эстонец, отпустив кусты, в которые вцепился, медленно упал обратно в воду. И поплыл по течению…

— Готов, — сказал Женька, выбрасывая гильзу из-под затвора…

…Сапоги оказались нам беспощадно велики — никак не носить, чтобы ноги не сбить. А форму забрызгало кровью. Но снаряжение мы сняли и оттёрли. К сожалению, у легионеров не оказалось никакой еды.

И что смешно — у всех троих были разные пистолет-пулемёты. Совсем смешно, что у старшего — наш, русский ППШ. Сашка взял его себе вместе с большим пистолетом «штейр».

По финке — настоящей финке, в смысле — финской финке — досталось всем, и мы с Женькой разыграли остальное оружие, чтобы не спорить и никому не было обидно. Я «выиграл» обычный МР-38 и «парабеллум». Женьке достался старый МР-28 (магазин сбоку) и опять-таки наш «наган». Гранат не было совсем, да и патронов маловато оказалось…

— Вот мы и с оружием, — Сашка провёл ладонью по дырчатому кожуху ППШ и перевёл дух — словно что-то выплюнул из себя. Я его понимал — мне и самому не очень-то хорошо. То и дело вспоминалось, как дёргался «наш». Он хотел жить. Конечно, он был враг, может быть, даже худший, чем немцы. Но он хотел жить, как все люди. А Сашка его зарезал.

Я поймал себя на том, что тоже выдыхаю, стараясь успокоиться. Откинул приклад ЭмПи и прикрыл глаза.

Да, мы с оружием. И это уже обязывает. Три пистолет-пулёмёта — это не одна винтовка с десятком патрон… Не открывая глаз, я сказал с расстановкой:

— Да, у нас теперь оружие… И нога у меня почти зажила. Можно двигать. Партизан искать или ещё куда. В эту… — я вспомнил название, которое говорил Сергей Викеньтевич. — В Белебелку, например.

— Можно и туда, — Сашка жевал веточку и задумчиво глядел в огонь. — Но тут в любом случае оставаться нельзя. Этих гадов будут искать. А с нашим запасом патронов лучше, чтобы мы врагов находили первыми.

— Час назад мы и о таком запасе мечтать не могли, — заметил Женька, осваивавший свой пистолет-пулемёт.

— Это час назад, — ответил Сашка. — Лады. Чего ждать, прямо сейчас и снимемся…

— Только лаптей в дорогу наплетём, — ядовито сказал я. Сашка неожиданно смутился:

— Ну я забыл…

— Да ладно, ты чего. — я даже удивился. — Я просто так. Чёрт, жаль сапоги так велики! Встретить бы того полицая, который мои ортопепды свистнул… Я бы ему сделал раскулачиванье. Ему бы вообще ботинки больше не понадобились… — я злым рывком затянул ремень с подсумками, финкой и пистолетом и, вставая, забросил на плечо ЭмПи…

…В лесу вовсю бушевала весна — что тут ещё скажешь? Мы прихватили с собой остатки зайца и жареной щуки, которую Женька поймал в заводи и шагали обычным порядком — Сашка впереди, Женька между нами, я в хвосте. Босиком идти было тяжеловато, если честно. Сашка ничего — вышагивал, как будто так и надо, бесшумно, словно индеец. А я втихую завидовал грубым, но явно несокрушимым ботинкам Женьки.

Надо сказать, что я давно уже потерял ориентацию и совершенно не понимал, в какой части Северо-Запада мы находимся. Оставалось полагаться на Сашку. Да, собственно, и не всё ли равно? Как говорил один из персонажей фильма «Человек, который хотел стать королём»: «Враги везде!» И он был прав. Как правы и те, кто говорит, что на войне всё буднично. Ехали в поезде, сбежали, попались, расстреливали — не расстреляли; прятались в лесу, напали на потерявших нюх врагов, разжились оружием… Всё в порядке вещей, если ты жив. А если нет — то уже не пожалуешься на невезение.

— Нога как, Борь? — нарушил Женька мои размышления. Я пожал плечами:

— Да нормально…

Если честно, нога побаливала. Но это была несильная и неглубокая боль. Рана зажила и беречь её теперь значило просто лениться. Я уже почти забыл, как пережил «операцию».

— Пст, — услышали мы, и я увидел, что Сашка застыл, подняв руку.

Пару секунд мы просто стояли. Потом я услышал (и нервно облизнул губы) звук моторов. Он был не так уж далеко, но не приближался, а как бы двигался параллельно нам.

— Дорога, — сказал я тихонько, обогнув Женьку и подойдя к Сашке. Тот кивнул, продолжая всматриваться в свежую зелень. — Пойдём?

Сашка опять кивнул. Я указал Женьке в сторону, сам отошёл в другую — теперь мы двинулись цепочкой метрах в пяти друг от друга. Я передвинул стволом вперёд оружие, натянул ремень на локоть для упора. В голове звенело от напряжения… но с другой стороны я почти хотел, чтобы сейчас появились враги. Не знаю… чтобы посмотреть, у кого быстрее реакция, что ли? Успею я выстрелить первым — или нет? Внутри меня буквально выкручивало, как мокрую тряпку, капающую страхом — и в то же время нервы и мускулы пели, как туго натянутые струны на гитаре, мне казалось, что я вижу жучков-паучков на листьях деревьев метров за двадцать и слышу, как шуршит листьями ёжик чуть ли не на дистанции стометровки…

Вот теперь шум приближался. Сашка остановился, я замер секундой позже, а ещё через секунду остолбенел и Женька. Метрах в трёх перед нами по до-роге переваливался бронетранспортёр с немцами (корма ещё одного уплывала за поворот), следом двигался открытый грузовик, в котором покачивались каски и стволы легионеров. Замыкали колонну два мотоцикла с пулемётами в колясках, развёрнутыми в разные стороны.

Конечно, нападать на этот отряд было бессмысленно. Мы стояли и ждали, пока последний мотоцикл не скрылся за поворотом — и только после этого вышли на дорогу. Пыль на ней была теплой и глубокой.

— В той стороне — Крохино, — Сашка вертел головой. — Они оттуда ехали, но там не может быть такого гарнизона, там полтора полицая и заготовители, вечно пьяные…

— Дымом пахнет, — сказал Женька. — Не чувствуете?..

…Деревню сожгли без жителей. Судя по следам, люди ушли в лес, угнав с собой немногочисленную скотину и даже что-то унеся из вещей. Но при въезде на поспешно сколоченной виселице раскачивались два тела — пожилой мужик и девчонка лет шестнадцати. На их вытянутых шеях (особенно это было заметно у девчонки; у мужика борода прикрывала петлю) висели грубые таблички — просто куски картона на верёвочках. Там не было ничего о «партизанах», как в кино. Там было просто написано два слова:

русские свиньи

Правда, на одной из боковин виселицы был прилеплен плакатик с двойным типографским текстом о том, что деревня подверглась возмездию за укрывательство бандитов. Но я прочитал это мельком.