Сборник - Фантастика, 1991 год

• Название: Фантастика, 1991 год
• Автор: Сборник
• Жанр: Научная Фантастика

В сборник вошли новые научно-фантастические повести, рассказы и очерки, в которых в увлекательной форме ставятся сложнейшие проблемы жизни. Что такое колдовство? Можно ли воссоздать характер личности? Какой национальности был Иисус Христос? Как создать общество без преступников? В книге имеется раздел: “Неведомое: борьба и поиск”.

---

Севенарт выражал нетерпение:

– Вы видите, брат, никогда ничего подобного не происходило ни с одним из подопытных. Отклоняются излучения! Это что-то немыслимое!

Не знал Севенарт, зато хорошо знал Козимо, что показания новой аппаратуры может снять лишь доктор Дадышо. И никто больше! Ясно, что в организм Сабининой введены частицы, противостояпУие, и притом достаточно стойко, излучениям их аппаратуры. Это настолько серьезно, что можно свести нa нет все их огромные достижения. А Сабинину при этом ждет незавидная судьба подопытного животного.

При всей холодности своего рассудка Козимо был взволнован. Сразу несколько задач ждали немедленного решения, и среди них загадка, связанная с видениями Лавера. “Откуда он знает Трачитто? И знает много лет… Это надо немедленно выяснить… Придется отделаться от Севенарта и отправиться в мастерскую Лавера под предлогом проверки его состояния…” Катя долго не могла заснуть. “Спит ли Жак? Понимает ли он, что с ним происходит? У него явное улучшение… явное”. Катя зажмурила глаза и представила его худое, бесконечно милое лицо, первую улыбку, вернее, намек на улыбку… Он будет жить!!! Жить!!! Жить!!! И уже ей показалось, что эхо отдается где-то далеко: “Жить! Жить!” Катя проснулась снова, как в тот раз, от прикосновения руки. И опять ей не удалось разглядеть лицо ночного гостя.

– Я сделала, как вы советовали. Хотя вообще мне все это не очень нравится. Я же не знаю, кто вы… А именно теперь я не хочу рисковать ни свободой, ни здоровьем, ни жизнью.

– Знаю. Лавер. Это ничему не мешает. Я пришел за вами. Быстро оденьтесь. Создались угрозы жизни вашей и Лавера.

– Нет, я без Жака не пойду.

– Скорее. Он нас ждет.

– Но это же безумие… Ведь ограда…

– Я не сумасшедший… Идемте же…

– Но я…

Гость снова, как в тот раз, показал ей знак.

Они прошли садом мимо кладбища, на одной из аллей их поджидал Жак!

– Жак!-Катя схватила его за руку.-Ты знаешь, куда мы идем?

– Молчи, Катрин, нужно спешить.

Когда они вышли за пределы владений “пансионата”, незнакомец вложил ей в карман пальто крохотный предмет: - Сниматель. Наш побег не засек ни один прибор, но нельзя медлить.

ГРИГОРИЙ ТЕМКИН ЛУННЫЙ ЛИСТ

Научно-фантастическая повесть

Рыбак-дилетант, оказавшись у водоема, действует поспешно, суетливо: скидывает рюкзак на землю, хватает удочку и, на ходу разматывая леску, несется к берегу. Рыболов опьггаьмй, профессионал в своем хобби, добравшись до заветного места, сперва устраивает лагерь, потом неторопливо настраивает снасти, с любовью перебирая блесны, лески, крючки. Он научился уже ценить не только результат, но и процесс, и смакует каждый миг, слагающий столь дорогую его сердцу рыбалку - от подготовки удочек до дегустации ухи. Одним словом, ведет себя как настоящий гурман.

Мы-доктор Роман Алексеев, я и спецфотокор АПН Владимир Карпов,-именно такие гурманы от рыбалки. И потому, высадившись с мотодоры, первым делом поставили палатку, надули резиновые матрасы, натаскали для костра дров - благо все беломорские берега усеяны плавником, набрали воды из речки, на рогульках с перекладиной пристроили котелок… И только когда оставалось поднести к хворосту спичку, а в воду положить рыбу -пока не пойманную - расчехлили мы наши заветные и столь мало за последний месяц бывшие в употреблении спиннинги.

А ведь, отправляясь в экспедицию по Белому морю на шхуне “Одиссей”, мы наивно надеялись, что обязанности обязанностями, а и удастся еще отвести душу на рыбной ловле. Куда там! К тому моменту, когда шхуна бросила якорь в поселке Шойна на западном побережье Канина полуострова, позади уже было больше половины пути, и все это время безраздельно было поглощено однообразной судовой работой, вахтами, лекциями в поморских поселках, а главное - гонкой за графиком плавания: стиснутая рамками отпусков, экспедиция к первому августа должна была вернуться в Беломорск, исходный пункт, замкнув таким образом двухтысячемилъное кольцо нашего маршрута.

И потому, когда в Шойне у “Одиссея” вдруг пробило прокладку дизеля и выяснилось, что ремонт задержит нас минимум на трое суток, мы с доктором, стыдно признаться, даже обрадовались. Убедить руководство, что выход в тундру на три дня несказанно обогатит экспедиционные фотоматериалы, и договориться с шойнинскими рыбаками о доставке было уже делом техники.

Почему мы причалили именно у этого рунья? Трудно сказать. Скорее всего чисто случайно: повсюду были точно такие же каменистые берега, изрезанные ручейками и речушками, а за ними везде стелилась одинаково зеленая тысячеглазая тундра, с любопытством всматривающаяся в небо бесчисленными озерами. Просто нам показалось, что отъехали достаточно далеко на север, и сказали: “Здесь!” Не глуша мотора, молодой помор Сережа Заборщиков помог выгрузиться, велел ждать утром через два дня на третий, и его узконосая деревянная лодка нырнула в подступающий к берегу туман.

Пока разбивали лагерь, каждый приглядел себе место по рыбацкому вкусу. Доктор отправился на ближайшее озерцо, затянутое по краям нежно-зеленой травой, а я решил поблеснить в речушке, где, по моим представлениям, должны были рыскать голодные косяки нельмы, сига, омуля. Однако если рыба и водилась в речке, присутствия своего она ничем не выдала. Безрезультатно побросав спиннинг минут сорок, я заскучал и пошел проведать Романа.

Окруженный зыбким гудящим ореолом комаров и мошки, доктор стоял по колено в сыром ягеле и, воинственно выставив окладистую бороду, вываживал какую-то рыбину: кончик его спиннинга пружинисто, в такт рывкам, изгибался.

– Уже третья,- сообщил Роман, выбрасывая на берег щучку весом не более полукилограмма.- Присоединяйся.

Я не заставил себя долго упрашивать и вскоре убедился, что щурята берут здесь безотказно, а вот их бабушки и дедушки от знакомства с нами упорно отказываются. Натаскав десятка полтора фунтовых “шнурков”, мы заверили друг друга, что мелкая щука несравненно вкуснее крупной, и двинулись готовить ужин.

Ночи в Заполярье во второй половине июля еще не черные, но уже и не белые. Они скорее серовато-голубые или перламутровые; когда такая ночь опускается, тундру затягивает, словно вышедший из фокуса негатив, дрожащей полупрозрачной дымкой, и эта пелена порой совсем безмолвна, даже твой собственный голос вязнет в ее ватном теле, а иногда делается разговорчивой и многозвучной, и тогда опытный охотник различит в ней тявканье песца, всхлипы совы, кашель росомахи…

Мы сидели с Романом у костра, ждали, когда снятая с огня уха дойдет на углях, и вслушивались в дремлющую тундру. Тундра молчала, и тишина оттого казалась абсолютной, безграничной, всеобъемлющей. Не зря такую тишину называют звенящей, подумал я. Мне даже показалось, что в ней и правда звучат далекие, почти неразличимые колокольчики.

– Колокольчики…-не то спросил, не то сообщил мне Роман.

И тут я осознал, что перезвон мне не причудился, а реально существует. И бубенчики, кому бы они ни принадлежали, движутся в нашу сторону.

– Похоже, у нас будут гости, Рома.

Доктор покосился на прислоненное к палатке ружье и ничего не ответил. Колокольчики шли прямо на нас, и я тщетно пытался разобрать, сколько их, пока в сумерках не обрисовались силуэты человека и двух оленей.

Оставив оленей поодаль, человек не спеша и как-то по-хозяйски подошел к костру, молча уселся на землю. Достал из-за пазухи трубку, прикурил от головешки. Так же молча, не глядя на нас, полностью погрузился в курение. Это был пожилой ненец лет пятидесяти, одетый в летнюю потрепанную малицу, сверкающие на коленях штаны из ровдуги [Замша из оленьей шкуры.] и облысевшие от возраста пимы. Лицо его, усталое и морщинистое, излучало наслаждение, глаза сошлись в узенькие щелочки; весь мир, казалось, сосредоточился для него в трубке, исторгавшей клубы черного и довольно зловонного дыма.

Мы переглянулись с доктором. Северный этикет нам был немного знаком: сперва угощение, потом беседа. Роман указал взглядом на уху, и я разлил ее на троих - доктору и ненцу в миски, себе в крышку от котелка. Ни слова не говоря, подал гостю уху, пододвинул хлеб, чеснок.

Ненец так же молча принял миску, зачерпнул ложкой, попробовал… и звучно сплюнул в сторону. Затем встал, отошел на несколько шагов и выплеснул содержимое миски. Вернулся. Сел. И с брезгливостью произнес:

– Сяторей [Щука (ненец.).]. Не рыба.

Я разозлился, на мой вкус уха получилась отменная, но спорить не стал -человек прямодушно высказал свое мнение, что ж теперь…

Пока мы с Романом ели уху, ненец терпеливо и задумчиво жевал хлеб с чесноком, храня молчание, и оживился, только когда заварился чай.

За чаем и познакомились; выяснилось: наш ночной гость оленевод, пасет с бригадой большое колхозное стадо где-то здесь, на севере Канина, и зовут его Николай Апицын.