Юля Лемеш - Убить эмо

• Название: Убить эмо
• Автор: Юля Лемеш
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009

Книга Юли Лемеш – прозрачно-искренняя исповедь, частично опубликованная в ее блоге. История современных Ромео и Джульетты, осложненная социальным конфликтом и совершенно не детскими проблемами. Здесь только реальные факты из эмо-жизни, а также реальные персонажи, реальная любовь и не менее реальное, абсолютно тотальное непонимание окружающих.

---

– Очень. Души во мне не чают. Я им такие истерики закатываю. Они считают меня жутко ранимым и говорят, что все гении очень сложные натуры.

Если честно, америкосовское эмо к нам никаким боком. У нас все гораздо сложнее. Вот возьми, к примеру, наших родичей. Они в юности тоже выеживались. Америке не снилось что происходило при совке. Бесконечные стада запуганных серых мышей. И огромный кот с кувалдой.

– Образно мыслишь, – замечаю я, уверенная, что Вайпер надеется на такие слова.

– А то. При совке быть собой было опасно. Значит, наши предки круче нас. Ты вообще хоть иногда о чем‑то серьезном задумывалась?

– О тебе. Кличку Вайпер ты сам придумал или кто подсказал? Эмо Вайперами не бывают.

Вайпер обозлился не на шутку и говорит, что я фальшивая эмо. Я в ответ обозвала его занудой, расстроилась и ушла. Ну его к лешему.

* * *

Я еще несколько раз видела Кирилла в школе. Все в том же костюме, а может, и в другом, но очень похожем. Он ровно и доброжелательно общался со всеми, кому было охота общаться. Со мной тоже здоровался. Один раз попросил карандаш. И еще было – спросил, почему я Стася. Я нахамила от неожиданности. Сказала, что не его ума дело. Что я вообще‑то мальчик. Только переделанный в девочку.

– Я так и подумал, – ответил Кирилл. – Только не стоит пользоваться этой тушью. У тебя все время крошки под глазами.

Гад он и не лечится. Будто я сама не в курсе, что тушь говно. Я не виновата, что в магазине она продавалась как жутко фирменная.
На следующей перемене пошла в туалет и отмыла ресницы. И сделала вид, что не заметила его довольной улыбки.
И вообще, Кирилл просто нереальный какой‑то. Сидит на уроке и немигающими глазами смотрит на учителя, который ответно пытается обращаться именно к нему. Учителя, кто послабонервнее, поначалу жутко нервничали от такого внимания к своим лекциям.

– У тебя взгляд как у игуаны, – пусть считает это комплиментом.

– А у тебя как у шкодного ангела, – парировал Кирилл.

Я не нашлась что ответить. Можно было бы проехаться насчет его профиля. Но съехидничать не получилось. Профиль у него был что надо. Я успела присмотреться. Нормальный профиль. С хорошим подбородком, и нос на месте. И прыщей нет. Что б такое остроумное придумать в следующий раз?
Ирка на каждой перемене пыталась обратить на себя внимание. Все с вопросами глупыми приставала к Кириллу. Но удостаивалась ровного, почти безразличного «да» или «нет» по ситуации. Гарик сердито поглядывал на эти ужимки и прыжки и грозился набить Кириллу морду.

– Бледный он какой‑то. Может, и правда наркот? – с надеждой в голосе предположил Гарик.

– Нет, – уверенно откликнулся Серега Степанов. – Я вместе с ним в зале тренируюсь. Поверь, ни один наркот тренировку не выстоит.

– Он что, боксом занимается?

– А то. Зашел бы, посмотрел, – ехидно предложил Серега, намекая на желание Гарика бить морды.

– А почему у тебя рожа красная, а он – бледный как покойник, – парировал наблюдательный Гарик.

– И вовсе не красная. У меня нормальный здоровый румянец, – заметно обиделся Серега.

Серега небольшого роста, но коренастый и с непомерно длинными руками. Тренер мечтает вырастить из него чемпиона мира. Быть может, и получится. Серега очень упорный. Один раз в клубе, пока всех не отметелил, не успокоился.

– Стася, твоя маман вчера заходила к моей. Мне становится плохо до тошноты.

– И что, – дрожащим голосом спросила я.

– А то, – теперь у Сереги действительно красная рожа, – они там шушукались, но я кое‑что слышал. Вроде как на пятнадцатое тебя записали.

Мне не стоит уточнять, что это значит. Мать Серета‑с
ги – гинеколог. И нет сомнений в том, что недавняя угроза загнать меня к врачу теперь стала реальной. Мама по наущению подруг или после просмотра сериала решила, что такие как я непременно ведут беспорядочную половую жизнь. И сама хочет в этом убедиться. В том смысле, что растрезвонить всем про дочку, которая блядь. Хотя все эти манипуляции прикрываются заботой о моем здоровье.

– Ты не бойся. Моя мамаша хороший врач. Ее все хвалят, – неловкая попытка скрасить удар.

– Спасибо, что предупредил.

Кирилл явно слышал наши переговоры, но на лице сплошная маска доброжелательности. Только глаза пристальнее обычного.

– Что уставился, – рявкнула я, выбегая из класса. Завтра наступает та самая проклятая дата. Надо что‑то делать. У меня нет никакого желания выполнять мамины прихоти. Тем более что половой жизни у меня пока нет.

– Я с тобой пойду. Чтоб убедиться.

В чем она собирается убеждаться, и так понятно.

– Хорошо иметь полезных знакомых, – довольно разглагольствовала мама, намекая на какие‑то особые права.

– Ты что, в кабинет со мной попрешься? – внезапно дошло до меня.

– Я твоя мать и имею право.

Тогда я подумала, что у меня тоже есть кое‑какие права. И поняла, что не знаю как ими воспользоваться в данной ситуации.
Можно было бы признаться во всем папе. Но как сказать про затею матери, я не придумала. Как вообще про такое говорят со взрослым мужчиной?

* * *

После похода к гинекологине я уже не понимала, в каком мире нахожусь. Такого глобального паскудного унижения мне даже в страшном сне невозможно было представить. Мама, ничуть не смущаясь, досмотрела представление до конца и осталась зверски разочарованной результатом. Она считала себя чуть ли не провидицей, а тут такой облом. Оторвалась она по полной программе, склочно донимая меня и удивленную докторшу.
Позор? Да что вы знаете о позоре.
Пребывая в состоянии ступора, я добежала до дома, опрометью проскочила в ванную и несколько часов ревела, сдирая кожу намыленной губкой. Мне казалось, что грязнее меня нет ничего на свете. Если бы можно было надраить себя изнутри, я бы и это сделала. Мне хотелось побриться наголо. Мне хотелось уснуть и не просыпаться. И я уже на полном серьезе вертела в руке тонкую пластину старой бритвы. Которую обнаружила в папином станке. На кромке лезвия пристало окаменевшее кружево пены.
Потом меня стали выуживать, стучась через каждую минуту. Папа пришел с работы и без злого умысла кричал, что сейчас выломает дверь, а то ему руки не помыть.

– Что ты там, утопла, что ли?

Лучше бы утопла. А как исхитриться и упасть головой об кран? Или от этого голова не треснет? Надо бы об кафель. А как грохнуться об кафель с такой силой, чтоб голова пополам?
Я никогда не буду заниматься сексом. Никогда. Чтоб у нее руки отгнили, у врачихи этой. Какой подонок придумал таких докторов? Есть ведь куча всякой аппаратуры. До мобильника додумались, а как избавить ребенка от унижения, не догадались. Я никогда больше не пойду к такому врачу. Даже если у меня все отгниет внутри и вонять будет.

– Вылезай! Сколько можно? – Мама как ни в чем не бывало стучится кулаком.

Я не хочу смотреть ей в лицо. Я не хочу жить с ней в одном мире и дышать одним воздухом.
Закутавшись в полотенце, я незамеченной проскользнула в свою комнату. Оделась. Забаррикадировала дверь креслом. Залезла под одеяло. Лицо спрятала в подушку. Мне показалось этого мало. Я положила подушку на голову. И постаралась ни о чем не думать. Не думать не получалось. Тогда я стала крутить в голове тупую популярную песенку. Чтоб мысли выветрились. Так дотерпела до позднего вечера.
Когда в квартире наступила тишина, собрав свои скудные сокровища в любимую сумку, я незаметно покинула дом и отправилась в парк. Было темно. Под ногами чавкало. Для весны самая говеная погода. Вполне соответствующая моему настроению. Промозгло, холодно, ноги моментально промокают. Закутав горло в вязаный шерстяной шарф, я уверенно нашла нужную дорожку и двинулась к цели. Кое‑где светили редкие фонари, под которыми блестели черные холодные лужи.
Пруд пока не оттаял целиком. Я это точно знала, но зато около ивы какой‑то чудаковатый морж еще в январе прорубил во льду квадратное окно. Спасибо ему большое.
Прямо передо мной дорожку пересекла большая крыса. Испугавшись от неожиданности, я замешкалась. Огляделась по сторонам. Никого. Взвесила сумку на руке. Не тяжелая. Поискала глазами по сторонам в поисках камня. Ничего подходящего. Ладно, потом найду.

Немного посидела на любимой скамейке. Засунула руки в карманы, чтоб не мерзли. Снова вспомнила про камень. Шаркая ногами, стала ходить по останкам прошлогодней травы. Сначала попадались только пустые пивные бутылки. Потом ближе к кустам я обнаружила порядочных размеров булыжник. Он частично врос в землю. Нашла палку, воткнула в землю как рычаг, палка сломалась, пока я с трудом выковыривала камень. Наполовину грязный, а вытереть нечем. Мне показалось неправильным засовывать его в таком виде в сумку. Там диски, книги, там мои украшения и кое‑что из одежды. То, что стало частью меня.
В ближайшей стылой луже попыталась отмыть камень. Потом вытерла его шарфом, хоть мне это и не очень было приятно.
Теперь можно приступать. Надо только крепко вцепиться в сумку и сделать несколько шагов по мокрому, но прочному льду. А потом…
Я заплаканными глазами осмотрелась вокруг. Прощаться было не с чем. Это правильно. Если бы сейчас было лето, я бы не решилась. Летом труднее. Посмотрела на небо. Тоже ничего привлекательного. Много темноты, напитанной влагой.

– Опаньки! – прозвучало над самым ухом.