А. Бежицын - Соль, потерявшая силу?

• Название: Соль, потерявшая силу?
• Автор: А. Бежицын
• Жанр: Религия

О пагубности РПЦ для России.

---

Мы можем дать ответ с уверенностью: не нашли человеческого пути, не дало его наше православие, а нравственная засуха только усиливается. Заключим этот печальный раздел цитатой из стихотворения П.А. Вяземского, друга Пушкина, о русском боге, которым кичились в его времена, кичатся и сейчас:

Бог голодных, Бог холодных,
Нищих вдоль и поперек,
Бог имений недоходных
Вот он, вот он, русский бог.
Бог грудей и ж… отвислых
Бог лаптей и пухлых ног,
Горьких лиц и сливок кислых,
Вот он, вот он, русский бог.

Такой бог — и такая вера — никак не могли спасти от Катастрофы.

Катастрофа

Катастрофу предрекали многие. "Нелепо, — писал В.С. Соловьев, — было бы верить в окончательную победу темных сил в человечестве, но ближайшее будущее готовит нам такие испытания, которых еще не знала история".[42] А Н.С. Лесков, литератор совсем иного склада, чьи произведения так любят нынешние ревнители православия, в письме А. С. Суворину делился с ним в декабре 1887 г. такими мыслями о нашей официальной вере: "О разрушении ее хорошо заботятся архиереи и попы с дьяками. Они ее и ухлопают". И ухлопали.

Если рассуждать в цивилизационной парадигме, то в 1917 г., несомненно, произошла не революция, а контрреволюция, отказ от всех достижений петровского периода, что символически и фактически выражено обратным переносом столицы из Санкт-Петербурга в Москву. Несмотря на западную лексику большевиков, движущей силой этой «революции» были массы, взявшиеся истребить ненавистных "людей в немецком платье", что предрек еще Н.Г. Чернышевский и о чем в канун Катастрофы предупреждал М.О. Гершензон: "Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной".[43]

А Александр III и за ним Николай II вздумали поиграть в славянофильские игры, что и кончилось Катастрофой. Потому что в эти игры играют только ошалевшие интеллигенты, а вовсе не народ. Он иногда с удовольствием прислушивается к "державным завываниям", даже подтягивает им, но тяга к бунту, пусть бессмысленному и беспощадному, у него куда сильнее. И «подтягивает» народ обычно в минуты относительно спокойные, а когда приходит пора испытаний, он мгновенно забывает о державности: "Что нам Расея — мы калуцкие!".

И все же надо сказать, что кое-кто и внутри официальной церкви видел плачевное состояние дел. Об этом свидетельствовал собор 1917–1918 гг., но, похоже, сами православные с ним никак не разберутся. Восстановили патриаршество, избрали патриархом Тихона, по мнению большинства современников человека слабого и недалекого, явно не понимавшего, что происходило (митрополит Антоний Храповицкий вроде и вовсе его дураком пожаловал).

Ясно одно: никакой привязанности к своей церкви народ не выказал. В.В. Розанов так писал в том же "Апокалипсисе нашего времени": "Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже "Hовое Время" нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей… Hе осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска. Что же осталось-то? Странным образом — буквально ничего. Остался подлый народ, из коих вот один, старик лет 60-ти, "и такой серьезный", Hовгородской губернии, выразился: "из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть". Т. е., не сразу сорвать кожу как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи ленточка за ленточкой. И что ему царь сделал, этому "серьезному мужичку".

Это к вопросу о народной любви к царю, за которого якобы тоже народ "стоял горой". На самом деле известие о зверском убийстве царя и его семьи встретили или равнодушно или даже со злорадством. Очевидцам тех событий все виделось не так, как нашим нынешним охранителям. Один из этих очевидцев (Георгий Иванов) писал:

Овеянный тускнеющею славой,
В кольце святош, кретинов и пройдох,
Не изнемог в бою Орел Двуглавый,
А жутко, унизительно издох.

Напомним, что вторая голова орла символизировала церковную власть. Церковь «сдохла» столь же — если не более — унизительно. В.В. Розанов отмечал: "Переход в социализм и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков, у солдат до того легко, точно в баню сходили и окатились новой водой. Это — совершенно точно, это действительность, а не дикий кошмар… весь 140-миллионный «православный» народ впал в такие степени богохульства и богоотступничества, какие и не брезжились язычеству, евреям и теперешней Азии". А С.Н. Булгаков зафиксировал в одном письме: "Народ наш с беспримерной легкостью и хамством предал свою веру на наших глазах, и эту стихию предательства мы и в себе ведаем, и на крестовый поход с этим драконом мы имеем поистине благословение от православия — и у меня иногда является опасение, не есть ли ревность против иноверия заменой этой более нужной, но и более трудной ревности".[44] "Ревность против иноверия", завещанную России Византией, сберегли, веру — нет.

А вот другой очевидец Катастрофы, И.А. Бунин: "Россия ХХ века христианской веры далеко оставила за собой Рим с его гонениями на первохристиан и прежде всего по числу этих жертв, не говоря уже о характере этих гонений, неописуемых по мерзости и зверству".[45] Ему запомнилась "какая-то паскудная старушонка", кричавшая: "Товарищи! любезные! Бейте их, казните их, режьте их, топите их!" Били, казнили, резали и топили с огромным энтузиазмом — и в первую очередь священнослужителей Русской православной церкви. События тех "окаянных дней" говорят не о равнодушии народа к церкви — они говорят о ее злобном неприятии. Ей словно мстили, и мстили совершенно бесчеловечно. Не просто не ходить в храм, не просто закрыть его, а обязательно справить нужду в алтаре, поперек лица Богородицы нацарапать матерное слово.

Зверства и скотство показывали страстное неприятие «своей» веры, и страстность свидетельствует, что подспудно люди ощущали обман: "вера не настоящая", "не то дали". За что и мстили с ожесточением. Если не так, тогда это полная одержимость дьяволом и ничего более. Так, между прочим, тоже думали у нас, в частности, правительница Софья, и даже Иван Грозный высказывался в сходном духе. Но и в таком случае: что ж не одолели дьявола за без малого тысячу лет?

Оставалось только констатировать: "То, перед чем ужаснулось бы христианское сердце, здесь не встречало противодействия, но явилось естественным и как бы само собой разумеющимся: систематическое осквернение храмов и поругание святыни, методическое религиозное нахальство, руководимое целью всячески унизить и профанировать святыню, воссесть в храме "выдавая себя за Бога", — это именно и произошло в России, — небывалое торжество последовательно проведенной вражды к самому имени Божию… В насильственном насаждении безбожия проявилась такая антирелигиозная ревность, которой давно не видела история".[46]

Зинаида Гиппиус откликнулась на Катастрофу стихами:

Какому дьяволу, какому псу в угоду,
Каким кошмарным обуянный сном,
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил — засек кнутом?
Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой
Смеются пушки, разевая рты…
И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь!
(29 октября 1917)

Конечно, были единицы, десятки, сотни, много — тысячи искренне веровавших, были "соловецкие исповедники", отказавшиеся сотрудничать с богоборческой властью, но не могли они изменить общей печальной картины. Ни во время Катастрофы, ни после. Храмы переделывали то в узилища, то в увеселительные заведения — и ходили в них, нимало не смущаясь совершаемым кощунством не единицы, не десятки, не сотни и не тысячи, даже не десятки и сотни тысяч — а миллионы. И ничего! За такое нравственное состояние народа после почти тысячелетнего попечения о его нравственности церковь должна отвечать или нет? И будет ли за это прощение?

Есть верующие, в том числе православные, которые полагают, что официальная церковь получила сполна за свои великие вины — перед Богом, перед народом, перед другими верующими. Вины же в том состоят, что наша церковь так и не научила народ ни верить в Бога, ни жить по-Божески, а верующих инако — зверски преследовала. За что, говорят, к примеру, наши староверы, Господь и взыскал с нее, а особенно за гонения на старую веру: "Они расплатились за каждую каплю нашей крови". Злорадство — не христианское чувство, вряд ли стоит разделять такой подход, Но бессмысленно делать вид, будто его не существует.

После Катастрофы

Не будем давать детальную событийную канву происшедшего после 1917 г., укажем только на некоторые вехи.