Стивен Кинг - Свадебный джаз

• Название: Свадебный джаз
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Современная проза

Невозможно представить свадьбу во времена «сухого закона» без джаза. Одно плохо — замуж выходит сестра местного гангстера Сколли, толстая и некрасивая Мурин. А враги не упустили возможность сыграть на его уязвленном самолюбии и убили в спровоцированной перестрелке.

Тогда банду возглавила Мурин и в короткий срок превратила её в гангстерскую империю. Убийцу брата она отправила на тот свет собственноручно.

---

Рассказывая, я не сводил глаз с Билли-Боя Уильямса, но разве поймешь, что у кошки на уме? Легче по морщинкам на скорлупе догадаться, о чем думает грецкий орех. У нас не было пианиста лучше Билл-Боя, и все мы переживали, что во время наших поездок ему приходится терпеть разные мелкие неприятности. Хуже всего, конечно, было на Юге — выгоны для черных, черный раек в кино, всякие такие штучки, — но и на Севере было немногим слаще. Но что я мог поделать? А? Ну-ка, посоветуйте. Такие уж тогда были порядки.

Наступила пятница, и мы подъехали в зал «Санз-ов-Эрин» к четырем, за час до срока. Прикатили на грузовичке, который специально оборудовали Бифф, Мэнни и я. Сзади он был наглухо затянут брезентом, в кузове привинчены к полу две койки. У нас имелась даже электроплитка — она работала от аккумулятора, а на борту красовалось название группы.

Денек был что надо — очень славный летний денек, и белые облачка там и сям отбрасывали на поля тени. Но в городе оказалось жарко и вообще довольно противно: пока разъезжаешь по местам вроде Моргана, успеваешь отвыкнуть от всей этой суеты и толкотни. Под конец дороги рубашка уже липла ко мне и хотелось привести себя в порядок. От глоточка виски, каким угощал нас Томми Ингландер, я бы тоже не отказался.

«Санз-ов-Эрвин», большой деревянный дом, стоял бок о бок с церковью, где должны были венчать сестрицу Сколлея. Если вы когда-нибудь подходили за облаткой, вам, наверно, знакомы такие заведения: сборища «Юных католиков» по вторникам, лото по средам, а по субботам вечеринка для молодежи.

Мы направились туда всей толпой, каждый нес свой инструмент в одной руке и что-нибудь из хозяйства Биффа — в другой. Внутри распоряжалась тощая девица — и подержаться-то не за что. Двое взмокших парней развешивали бумажные гирлянды. Эстрада была в переднем конце зала, над ней натянули кусок полотна и повесили пару больших свадебных колоколов из розового картона. На полотне было вышито блестящими буквами «СЧАСТЬЯ ВАМ, МОРИН И РИКО».

Морин и Рико. Понятно, с чего Сколлей так бесится. Морин и Рико. Охренеть можно.

Тощая девица налетела на нас. Ей явно было что сказать, но я сразу осадил ее.

— Мы музыканты, — сказал я.

— Музыканты? — она недоверчиво покосилась на наше добро. — Ох. А я надеялась, что вы привезли угощение.

Я улыбнулся, словно таскать барабаны и тромбоны в футлярах — обычное дело для фирмачей по обслуге банкетов.

— Пожал… — начала она, но тут к нам подвалил какой-то сосунок лет девятнадцати. Во рту его торчала сигарета, но, насколько я мог судить, шику она ему не прибавляла, только левый глаз слезился.

— Открывай эти фиговины, — сказал он.

Чарли и Бифф глянули на меня. Я пожал плечами. Мы открыли футляры, и он осмотрел трубы. Не найдя ничего такого, куда мы могли бы загнать пулю и выстрелить, он убрался к себе в угол и сел там на складной стульчик.

— Пожалуйста, располагайтесь прямо сейчас, — договорила тощая, как будто ее никто не перебивал. — Пианино в соседней комнате. Когда закончим с украшением, я попрошу ребят вкатить его сюда.

Бифф уже затаскивал свои барабаны на площадку для ударных.

— А я думала, вы привезли угощение, — повторила она разочарованно. — Мистер Скорллей заказал свадебный торт, а потом еще закуски, и ростбифы, и…

— Все будет, мэм, — заверил я. — Им платят после доставки.

— …и жаркое из свинины, два блюда, и каплуна… мистер Сколлей страшно рассердится, если… — тут она увидела, что один из подручных прикуривает как раз под свисающим концом бумажной гирлянды и взвизгнула: «ГЕНРИ!». Малый подскочил, как ужаленный. Я улизнул на эстраду.

В четверть пятого у нас уже все было готово. Чарли, тромбонист, наигрывал что-то под сурдинку, а Бифф разминал запястья. Поставщики принесли еду в 4.20, и мисс Гибсон (так звали тощенькую: она была профессионалка по части банкетов) чуть не сшибла их с ног.

Для гостей приготовили четыре длинных стола, накрыли белой скатертью, и четыре негритянки в передниках и чепцах начали расставлять тарелки. Торт выкатили в самую середку, чтобы все глядели и облизывались. Он был шестислойный, а наверху — шоколадные жених с невестой.

Я думал, что успею курнуть на улице, но уже после пары затяжек услыхал гудки и гомон — едут, значит. Я еще постоял, пока первая машина не вырулила из переулка за квартал от церкви, потом раздавил сигарету и вернулся.

— Едут, — сообщил я мисс Гибсон.

Она стала вся белая и буквально покачнулась на каблуках. Ей бы выбрать другую профессию — оформлять интерьер, или, скажем, книжку выдавать в библиотеке.

— Томатный сок! — завопила она. — Принесите томатный сок!

Я пошел на эстраду, и мы приготовились. Нам и раньше случалось играть на таких вечерах — это ведь была обычная практика; и, когда открылись двери, мы вдарили рэгтайм на тему «Свадебного марша», — я сам делал аранжировку. Вы можете сказать, что это смахивает на безалкогольный коктейль, и я не буду спорить, но публика заглатывала наш марш на всех празднествах, и здесь эффект был тот же. Гости захлопали, завопили, засвистели, а потом начали трепаться. Но я заметил, что некоторые по-прежнему отбивали ногой такт. Мы были в форме, и вечер, кажется, намечался удачный. Чего только не болтают об ирландцах и в общем-то не зря, но, черт возьми, коли уж выдался случай повеселиться, — они его не упустят!

И все-таки честно признаюсь: когда вошли жених и зарумянившаяся невеста, я едва не запорол первый же номер. Сколлей, в визитке и полосатых брюках, кинул на меня тяжелый взгляд, и не думайте, что я этого не заметил. Я продолжал играть с серьезной миной, и мои ребята тоже — никто ни разу не лажанулся. На наше счастье. Публика, которая почти сплошь состояла из сколлеевских головорезов и их подруг, была, видно, уже ученая. Как же, они ведь наблюдали венчание. И то по залу прокатился этакий легкий шумок.

Вы слыхали про Джека Спрэта и его жену? Так эти выглядели во сто раз хуже. Сколлей почти потерял свою рыжую шевелюру, но у его сестры волосы были в целости, длинные и кудрявые. Однако вовсе не того приятного золотистого оттенка, какой вы можете себе вообразить. А как у аборигенов графства Корк — цвета спелой морковки и все мелко закрученные, точно пружинки из матраца. Лицо у нее от природы было молочно-белое, хотя ручаться трудно — столько на нем высыпало веснушек. И ее-то Сколлей назвал толстухой? Мать моя, да он с таким же успехом мог бы ляпнуть, что «Мэйси» — мелкая лавчонка. Это была женщина-динозавр — ей-богу, она потянула бы фунтов на триста пятьдесят. Все у нее ушло в грудь, и в бедра, и в зад, как обычно бывает у толстых девиц: то, что должно соблазнять, становится уродливым и даже пугает. У некоторых толстушек видишь трогательно симпатичные личики, но у сестры Сколлея и того не было. Слишком близко посажены глаза, рот до ушей, да еще лопоухая. И веснушки эти. Даже сбрось они лишний жир, все равно от такой вывески мухи бы на лету дохли.

Но одно это не вызывало бы смеха, разве что у каких-нибудь недоумков или любителей поиздеваться. Картину дополнял женишок, Рико, и вот тут уж так разбирало, что только волю дай — все бы животики надорвали. Нацепи ему цилиндр, он и то не достал бы до середины ее мощного корпуса. На вид в нем было фунтов девяносто, если намочить хорошенько. Худой как щепка, а физиономия темно-оливковая. Он озирался с нервной улыбкой, и зубы его были похожи на гнилой забор в чикагской подворотне.

Мы продолжали играть.

Сколлей гаркнул:

— Жених и невеста! Дай вам Бог счастья!

А коли Бог не даст, ясно говорил его нахмуренный лоб, так вы то уже постараетесь — хотя бы сегодня.

Все одобрительно загалдели и захлопали. Под конец номера мы сыграли туш, и это тоже вызвало взрыв аплодисментов. Сестренка Сколлея улыбнулась. Да, роток у нее был что надо. Рико глупо ухмылялся.

Пока то да се, гости слонялись по залу, поедая бутерброды с сыром и ломтями холодного мяса и запивая их отличным шотландским виски контрабандным товаром Сколлея. Я сам в перерывах между номерами три раза пропустил по глоточку, и Томми Ингландер был посрамлен.

Сколлей вроде бы тоже повеселел — во всяком случае на вид.

Один раз он подрулил к эстраде и сказал: «Нормально играете, ребята». Услышать это от такого ценителя музыки было очень даже приятно.

Перед тем как усесться за стол, к нам подошла Морин собственной персоной. Вблизи она была еще страшней, и белое платье (этой шелковой упаковки хватило бы на десяток простыне) ни капли ее не красило. Морин спросила, можем ли мы сыграть «Розы Пикардии», как Ред Николс, и его «Пять Пенни», потому что, сказала она, это ее самая любимая песня. Что ж, она была толстуха и дурнушка, но вела себя скромно, в отличие от всяких дешевых пижонов, тоже делавших нам заказы. Мы сыграли, хоть и не очень здорово. Но она все равно мило нам улыбнулась, став при этом гораздо симпатичней, и даже похлопала.