Шумилин Ильич - Ванька-ротный

• Название: Ванька-ротный
• Автор: Шумилин Ильич
• Жанр: Альтернативная история

---

Это служило нам сигналом боевой тревоги. В группе солдат, перешедших через минное поле, был старший лейтенант, командир стрелковой роты. Он был ранен под Ярцево и в последние дни пристал к группе солдат. Старший лейтенант был ранен в руку, пулевое ранение успело затянуться. Рукав гимнастерки его был разорван, он поднял его, снял повязку и показал нам рану. Кто он? Наш или один из тех, кого готовили и засылали к нам немцы. Я подумал об этом, но сказать свое подозре ние вслух не посмел. Такими словами человека можно несправедливо обидеть и даже оскорбить, тем более, что он, будучи ране ным, проделал такой дальний путь, чтобы вернуться к своим. – Как ты думаешь, лейтенант – спросил он меня – с таким ранением я попаду снова в часть? Или меня отправят домой? – Не знаю, дорогой! Я не медик! – Скажи, а ты сам откуда? – Я из Владимира. Там у меня есть мать и сестра. После обстоятельного разговора, кто он, откуда и куда идет, почему оказался под Сычевкой, где пристал к группе солдат, я представил себе полную картину не только его мытарств на всём этом пути, но и всё то, что произошло и делалось сейчас под Вязьмой. Солдаты рассказали свое. Из всего сказанного было ясно, что немцы по укрепрайону нанесли такой мощный удар, что оттуда вырвались жалкие остатки в виде мелких разрозненных и неорганизованных групп. Разговор с окруженцами проходил около бани. Она стояла в глубине густого леса. Наших позиций оттуда не было видно. Группу солдат с минного поля вывели через расположение соседней стрел ковой роты. Мы очень строго охраняли отведенный нам (…)участок и к огневой точке не подпускали даже своих соседей солдат стрелков. Один перебеж чик – и наша дислокация могла быть раскрыта. Считай, что не ДОТ, а в землю зарыт сверхмощный тяжелый танк, только вот пушка была мала и при выстреле лаяла, как комнатная собачонка. Нам бы сюда миллиметров сто двадцать диаметр ствола, что каждый выстрел был, как гром среди ясного неба! Мы показали бы немцам, где Кузькина мать ночует! Я принял старшего лейтенанта и солдат как собратьев. Накормил Их, в дорогу дал продуктов, показал им дорогу и предупредил строго, если они с указанной дороги свернут, то их задержат и передадут в контрразведку. Задерживать и сопровождать отступающих и выходящих из окруже ния у нас не было указаний. Когда их кормили, я отошел и позвонил командиру роты. Он мне ответил, что пусть идут на сборный пункт, прямо на Ржев. Все знали, что

Из под Ярцево бегут группы солдат из разбитых частей и мы Их должны переводить через минное поле. Они направлялись на Ржев, там был сборный пункт, там их собирали, распределяли и направ ляли по частям. Так жили мы, днем всматриваясь в цветистую желтизну и зе лень леса, а ночами вслушивались в туманную даль низины, лежавшую впереди. 7 сентября сорок первого года, приказом как у нас говорят. три ноля пятьсот девятнадцать по войскам Московского военного округа мне было присвоено воинское звание лейтенант, а 22 сентя бря, пятнадцать дней спустя после отправки на фронт, я получил ранение в ногу. Дело было так: меня вызвал к себе командир роты за получе нием боеприпасов. (…) Был яркий и солнечный день. Мы шли со страшиной Сениным по лесной узкой дороге, было жарко даже в тени. Он вытирал потное лицо своей большой шершавой ладонью, снимал с головы пилотку и помахивал ей. – Ну и погодка! – басил он. Настоящее бабье лето! Какая будет зима? Мы подошли к деревне, где стояли наши ротные повозки, и в это время подъехали две груженые боеприпасами машины. Командир роты направил их к опушке леса. Они въехали в край леса и мы подошли, чтобы отобрать себе боеприпасы, и в это время откуда-то прилетел немецкий самолет. Откуда он взялся? Всё произошло так внезапно и быстро! Мы не успели отбежать от машины, он сбросил несколько фугасных бомб. Сбросил и улетел. На этом всё и закончилось. Машины и боеприпасы не пострадали, прилетев ший немец явно дал маху, а мне касательно попал в ногу осколок. Пробило сапог, задело сверху ступню, пошла кровь, а боли я никакой не почувствовал. Старшина помог мне снять с ноги сапог, рана была небольшая. Осколок рассек мне ногу сантиметра на два. /Подошва была цела/ Прибежал ротный санитар, смазал мне рану и наложил повязку. Мне даже в голову не пришло, что у моих солдат во взводе отсутствуют перевязочные пакеты. Я об этом вспомнил только потом. Старшина Сенин получил снаряды и я на ротной повозке уехал к себе. Некоторое время я хромал, ходил даже с костылем, который мне смастерили солдаты. Но вскоре рана перестала болеть, по-видимому, затянулась. Я всё пишу о себе и о себе, как будто не о чем больше рас сказывать. Есть, конечно, много, о чем следует написать.

Я и сейчас ясно вижу и слышу: как ходят, что делают, о чем гово рят мои солдаты. Об этом можно было бы рассказать, но я каждый раз тороплюсь и пропускаю многие моменты. Вот хотя бы один из них: – Сынок! Не пойдешь ли попариться в баньку? – говорит мне один пожилой солдат, фамилии его я сейчас не помню. – Слушай, что это за обращение? Сынок, да сынок! – Ты вот что, папаша! – Я тебе во внуки гожусь. А ты мне – сынок! – Теперь сообрази! Я для тебя кто? – Что вы, товарищ лейтенант, это мы из уважения! – Товарищ лейтенант, говоришь! Боевая обстановка на носу, а он мне – «сынок, пойди в баньке попарься»! – Старшина Сенин, проработай с ними этот вопрос! Они устава не знают. Разъясни им уставной воинский порядок, как нужно обращать ся к своему командиру! А то, я вижу, они мне в родны папаши наби ваются. У нас здесь служба, а не семейные дела! После этого слова «сынок» я больше не слышал. О ранении я тоже не хотел говорить, это была царапина по сравнению с настоящей раной. Ноя события последующих дней, моя хромота, которая мне мешала ходить и резкое изменение обстановки перевернули в один день всю нашу спокойную жизнь. Никто не предполагал, что наше пребывание в укрепрайоне однаж ды и сразу неожиданно кончится. Все подземные сооружения и бетон ные укрепления нам придется внезапно бросить и бежать, как тем беспризорным солдатам, которых мы только что переводили через мин ное поле. Как рассказывали они, немцы наших убитых и раненых не считали. Они под Вязьмой и Сычевкой отбирали только крепких, здоровых и молодых, и отправляли их на работу в Германию.* 9 октября, в пятницу, во взводе устроили баню. Ее закончили конопатить высушенным на солнце мхом. Уложили на обручах по-черному камни, чтобы пахло дымком и решили затопить. Старшина объявил банный день и солдаты, свободные от дежурства, пошли париться первыми, чтобы потом подменить остальных. Раскаленные камни шипе ли и фыркали, когда на них плескали водой. */Как потом стало известно, командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок направил Гитлеру в подарок 200 тысяч военнопленных из этого района. Под Вязьмой и Сычевкой в окруже ние попали: 19-ая, 20-ая, 24-ая и 32-ая Армии Западного и Резерв ного фронтов./

Горячий пар обдавал голые тела огненным жаром, многие в баньку входили согнувшись, а некоторые и вовсе заползали туда на четвереньках. Глаза застилал обильный пот и жгучий раскаленный туман. Солдаты поддавали пару, Хлестались вениками и обливались холодной водой. От мокрых и розовых голых тел Шел березовый запах, когда они выбегали наружу схва тить ртом свежего воздуха. Из бани слышались веселые голоса, блажен ное покряхтывание, довольное сопение и вздохи. От удовольствия и приятных ощущений появились шуточки и дружный раскатисто-гром кий смех. Первый раз со дня отъезда из Москвы, за всё время после форсированных маршей и переходов, они (зачеркнуто, неразб. на теле жирные шарики) отпаривали и отмывали слои липкой грязи, земли и пота. Накануне старшина Сенин прогревал баню и парил дубовые бочки. Их привезли из брошенной жителями деревни. На завтра собирались рубить и солить капусту. Недалеко от нашей взводной кухни (лежали) горой лежали сочные кочаны. Земляные и строительные работы были закончены. После бани все разомлели и раскраснелись, собира лись попить чайку, поиграть в картишки и отдохнуть от парилки, от легкости, свежести, от веников и мытья. День подходил к концу. К вечеру во взвод прибежал командир соседней стрелковой роты и выпалил на ходу: – Мы снимаемся! У нас приказ отходить за Волгу! Ваши со всей линии ДОТов еще днем ушли! Вы оста лись последние! Я через десять минут снимаюсь! У меня приказ немедленно покинуть траншею! Я кинулся к своим телефонам, у меня их по двум линиям было два. Но подземная связь УРа уже не работала. Почему нам не позвонили, не передали приказ (из роты или батальона)? Про нас просто забыли – решил я. – У меня нет приказа на отход. Я не могу бросить технику и боеприпасы, ДОТ и самовольно уйти за Волгу! – сказал я командиру стрелковой роты. – Пойдем ко мне – сказал он – у меня есть связь с нашим полком. Поговори с начальником штаба. Он скажет тебе, что делать. Я пошел в стрелковую роту, соединился по телефону со штабом полка и спросил: «Кто говорит?». – Неважно, кто! Есть приказ немедленно сниматься и возможно Быстрее уходить за Волгу. Немцы прорвались у Мостовой. Незанятый перешеек шириной три километра расположен чуть западнее Ржева. Его надо завтра к вечеру проскочить. Взорвите матчасть и отходите немедленно. Через десять минут я снимаю роту с траншеи. Командир роты тебе объяснит, с кем ты говорил.