Расул Гамзатов - Мой Дагестан

• Название: Мой Дагестан
• Автор: Расул Гамзатов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Это я нарочно играю и пою так, чтобы другие не могли запомнить и уловить твоей мелодии. Уж если годится песня, в которой нельзя разобрать слов, то почему же не годится песня, в которой нельзя разобрать музыки?

На десяти языках пишут дагестанцы свои произведения, на девяти языках они их издают. Но что же в таком случае делают те, которые пишут на десятом? И что это за язык?

На десятом языке пишут те, кто успел забыть свой родной язык - будь то аварский, лакский или татский, - но еще не успел познать чужой язык. Они оказались ни тут, ни там.

Пиши на чужом языке, если ты знаешь его лучше, чем свой родной. Или пиши на родном, если не знаешь как следует никакого другого. Но не пиши на языке десятом.

Да, я враг десятого языка. Язык должен быть древним, тысячелетним, только тогда он годится в дело.

Язык, конечно, изменяется, я не буду против этого спорить. Ведь и листья у дерева тоже сменяются каждый год, одни отживают и падают, а другие вырастают на их месте. Но само дерево остается. Оно делается с каждым годом все пышнее, ветвистее, крепче. На нем в конце концов вырастают плоды.

Я отдаю вам свои песни, свои книги, я преподношу вам плоды, выросшие на маленьком, но древнем дереве аварского языка.

РОДНОЙ ЯЗЫК

Всегда во сне нелепо все и странно.

Приснилась мне сегодня смерть моя.

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я.

Звенит река, бежит неукротимо.

Забытый и не нужный никому,

Я распластался на земле родимой

Пред тем, как стать землею самому.

Я умираю, но никто про это

Не знает и не явится ко мне,

Лишь в вышине орлы клекочут где-то,

И стонут лани где-то в стороне.

И, чтобы плакать над моей могилой

О том, что я погиб во цвете лет,

Ни матери, ни друга нет, ни милой,

Чего уж там - и плакальщицы нет.

Так я лежал и умирал в бессилье.

И вдруг услышал, как невдалеке

Два человека шли и говорили

На мне родном аварском языке.

В полдневный жар в долине Дагестана

Я умирал, а люди речь вели

О хитрости какого-то Гасана,

О выходках какого-то Али.

И, смутно слыша звук родимой речи,

Я оживал, и наступил тот миг,

Когда я понял, что меня излечит

Не врач, не знахарь, а родной язык.

Кого-то исцеляет от болезней

Другой язык, но мне на нем не петь,

И если завтра мой язык исчезнет,

То я готов сегодня умереть.

Я за него всегда душой болею,

Пусть говорят, что беден мой язык,

Пусть не звучит с трибуны ассамблеи,

Но, мне родной, он для меня велик.

И чтоб понять Махмуда, мой наследник

Ужели прочитает перевод?

Ужели я писатель из последних,

Кто по-аварски пишет и поет?

Я жизнь люблю, люблю я всю планету,

В ней каждый, даже малый уголок,

А более всего Страну Советов,

О ней я по-аварски пел, как мог.

Мне дорог край цветущий и свободный

От Балтики до Сахалина - весь.

Я за него погибну где угодно,

Но пусть меня зароют в землю здесь!

Чтоб у плиты могильной близ аула

Аварцы вспоминали иногда

Аварским словом земляка Расула

Преемника Гамзата из Цада.

Перевел Н. Гребнев

Из записной книжки. Родители молодого горца были против его брака с русской девушкой. Но она, видимо, очень любила своего аварца. Однажды он получил от нее письмо, написанное на аварском языке. Жених тотчас показал письмо родителям. Те читали его, не веря своим глазам. Они так растерялись, что тут же, держа необыкновенное письмо в руках, разрешили сыну привести эту девушку в свой дом.

Из записной книжки. Язык для писателя - все равно что для крестьянина урожай в поле. Много зерен в каждом колоске, много колосьев - не сосчитать. Но если бы крестьянин сидел сложа руки и смотрел на свой урожай, то, в конце концов, он не взял бы ни одного зерна. Рожь нужно жать, потом молотить. Однако и молотьба еще только половина дела. Предстоит очистить умолот, отделить чистые зерна от плевел, от сорняков. Потом надо молоть муку, месить тесто, печь хлеб. Но самое главное, пожалуй, - помнить, что, как бы ни велика была нужда в хлебе, нельзя израсходовать все зерно. Самое лучшее зерно крестьянин оставляет на семена.

Писатель, работающий над языком, больше всего похож на крестьянина.

Говорят: дети срубили дерево, на котором водилась сорока, и разорили ее гнездо.

- Дерево, почему тебя срубили?

- Потому что я ничего не могло им сказать.

- Сорока, почему твое гнездо разорили?

- Потому что я очень много трещала.

Говорят: слова как дождь: один раз - великая благодать, второй раз хорошо, третий раз - терпимо, четвертый раз - бедствие и напасть.

ТЕМА

Не ломай дверь - она легко открывается ключом.

Надпись на дверях

Не говори: "Дайте мне тему".

Говори: "Дайте мне глаза".

Совет молодому писателю

"Дорогие товарищи, у меня есть большое желание писать. Но я не знаю о чем. Дайте мне нужную злободневную тему, и я напишу замечательную книгу".

Нередко с такой просьбой обращаются молодые люди в Союз писателей, в редакции журналов или в газеты, лично к писателю. Получаю такие письма и я. Получал их и мой отец. Он, бывало, качал головой и говорил:

- Молодой человек хочет жениться, - но вот беда - не знает на ком. Нет на примете ни одной девушки, неизвестно к кому посылать сватов.

Воспоминание. Однажды в Союз писателей Дагестана поступило письмо от Абуталиба. Поэт просил творческую командировку на месяц в далекие горные аулы. На заседании правления Абуталиба спросили, о чем же именно он хочет писать, на какую тему. Старый поэт рассердился:

- Разве знает охотник, что попадется ему - заяц, гусь, волк или красная лиса? Разве известно бойцу заранее, какой подвиг он совершит в бою?

Я был на том заседании. Слова Абуталиба запали мне в сердце. Меня всегда удивляют люди, которые докучают писателю просьбами рассказать о его творческих планах на ближайшие годы. Конечно, общее направление своей работы писатель держит в уме. Наверное, может запланировать написание романа или трилогии, но стихи... Стихи приходят неожиданно, как подарок. Хозяйство поэта не подчиняется жестким планам. Нельзя запланировать для себя: сегодня в десять часов утра я полюблю девушку, встретившуюся мне на улице. Или: завтра к пяти часам вечера я возненавижу какого-нибудь подлеца.

Стихи не похожи на цветы в розарии или на клумбах - там они все перед тобой, их не нужно искать, - но похожи на цветы в поле, на альпийском лугу, где каждый шаг обещает новый, еще более прекрасный цветок.

Чувства рождают музыку, музыка рождает чувства. Что же поставить на первое место? До сих пор не решен вопрос, что появилось сначала - яйцо или курица. Точно так же: писатель порождает тему или тема порождает писателя? Тема - это весь писательский мир, это весь писатель. Без темы его не существует. У каждого писателя она своя.

Мысли и чувства - птицы, а тема - небо; мысли и чувства - олени, а тема - лес; мысли и чувства - серны, а тема - горы; мысли и чувства дороги, а тема - тот город, куда дороги ведут и где они сходятся.

Моя тема - родина. Мне не надо ее искать и выбирать. Не мы выбираем себе родину, но родина с самого начала выбрала нас. Не может быть орла без неба, горного тура без скалы, форели без быстрой и чистой реки, самолета без аэродрома. Так же не может быть писателя без родины.

Орел, ходящий лениво меж кур на дворе, - уже не орел. Тур, пасущийся в колхозном стаде, - уже не тур. Форель, плавающая в аквариуме, - уже не форель. Самолет, стоящий в музее, - уже не самолет.

Точно так же не может быть и соловья без соловьиной песни.

Еще о теме. С детства мне дорога одна картина. Если откроешь, бывало, маленькое окно отцовской сакли, сразу увидишь широкое зеленое плато, расстелившееся, словно скатерть, у ног аула. Скалы со всех сторон наклонились над ним. В скалах извиваются тропинки, которые в детстве мне напоминали змей, а отверстые входы в пещеры всегда были похожи для меня на пасти зверей. За первым рядом гор виднеется второй ряд. Горы округлены, темны и как будто мохнаты, словно верблюжьи спины.

Теперь я понимаю, что где-нибудь в Швейцарии или Неаполе есть места и покрасивее, но где бы я ни был, на какую бы земную красоту ни смотрели мои глаза, все же я сравниваю увиденное с далекой картиной моего детства, с картиной, вставленной в маленькую рамочку окошка сакли, и вот перед ней бледнеют все остальные красоты мира. Если бы не было у меня почему-либо родного аула и его окрестностей, если бы не жили они в моей памяти, то весь мир был бы для меня грудью, но без сердца, ртом, но без языка, глазами, но без зрачков, птичьим гнездом, но без птицы.

Это вовсе не значит, что я свою тему замыкаю в тесные пределы своего аула и своей сакли, это не значит, что я возвожу вокруг своей заповедной темы высокие крепостные стены.

Бывает поле, на котором срезаешь плугом толстый пласт земли, но под срезанной землей виднеется новая мягкая земля. Бывает поле, на котором срезаешь плугом тонкий пласт земли, но под срезанной землей - жесткие камни. Бывает поле, на котором не срезаешь еще и тонкого пласта, а камни видны. Я не намерен пахать и разрабатывать такое поле, ибо я знаю - доброго урожая на нем не будет.