Симон Кармиггелт - Несколько бесполезных соображений

• Название: Несколько бесполезных соображений
• Автор: Симон Кармиггелт
• Издательство: Радуга
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1985

Книга знакомит читателя с творчеством крупнейшего нидерландского прозаика старшего поколения, мастера короткого рассказа. Миниатюры Кармиггелта повествуют о заботах и чаяниях простых людей. Простые и короткие, веселые и грустные, его маленькие рассказы более 40 лет радовали нидерландцев.

---

— Туки… туки… туки… туки… поезд. Туки… туки…Боош?

— Ден-Бос? Да, поезд идет до Ден-Боса.

Муж и жена удовлетворенно переглянулись.

Затем он достал из сумки какую-то иностранную газету, отпечатанную в несколько красок, развернул ее и углубился в чтение. Между тем поезд — туки… туки… туки… — отошел от платформы, и в вагоне повеяло прохладой… Жена безмятежно сидела на своем месте и преданным взглядом смотрела на мужа. А муж поднял указательный палец и начал вслух читать газету, поминутно останавливаясь, как будто читал по слогам. Когда он кончил, жена засмеялась. Муж тоже. Приятная у них была поездка.

Мужчина постелил сложенную газету на столик и, все еще улыбаясь, сказал что-то. Женщина поставила сумку себе на колени и вытащила из нее целую кучу экзотических припасов. А кроме того, бутылку воды и две кружечки.

Едва они разложили все это на столике, как открылась дверь и вошел кондуктор.

Ветеран, поседевший на работе.

У него был вид человека, который еще в шестилетнем возрасте на вопрос: «А кем ты будешь, когда вырастешь?» — всегда отвечал: «Кондуктором» — и, конечно, стал им. Но по всему было заметно, что действительность его разочаровала. Пробив мой билет, он подошел к турку. Тот уже держал билеты наготове. Кондуктор взглянул на них и, коверкая нидерландский язык до такой степени, что даже я с трудом его понял, сказал:

— Это билеты второго класса, а здесь первый, вы должны перейти в другой вагон. — Он махнул рукой и добавил: — Или доплатить разницу.

И пошел дальше. Турок долго с недоумением смотрел на свои билеты, потом опять положил их в карман. Жена тоже смотрела на него из-за своих припасов и ждала, что он скажет.

Муж произнес какую-то длинную фразу, видимо коверкая турецкий язык так же, как кондуктор коверкал нидерландский. Под конец он даже махнул рукой в подражание кондуктору. Очевидно, потому, что кондуктор, разговаривая с ними, глядел поверх их голов, они подняли глаза и тоже долго смотрели в потолок. Но там ничего особенного видно не было. Поэтому они опять принялись за еду, время от времени улыбаясь. Было что-то трогательное в том, что они так довольны друг другом в этом мире, чужом для них и полном странных, непонятных звуков. Трапеза была в самом разгаре, когда кондуктор появился снова. Он посмотрел на эту пару, замедлил шаги, потом сделал некий философский жест в мою сторону и пошел дальше. Дойдя до двери, он обронил:

— Ну и пусть их…

Хорошо все-таки, что он стал кондуктором.

Контакт

Я проснулся внезапно. Не только в спальне, но и на улице за окном темно хоть глаз выколи и невероятно тихо. Стало быть, еще глубокая ночь. Почему же я проснулся? Ответ пришел сразу: я почувствовал невыносимый зуд на спине, между лопатками. Чтобы не беспокоить спящую жену, я осторожно сел и попытался почесаться. Но как ни старался — и сверху через плечо, и снизу, — мне никак не удавалось достать ногтями до зудящего места. Что ж, значит, человек вовсе не совершенное творение, а лишь кое-как сляпанное дрянное изделие ширпотреба? Получается так. Но на это можно резонно возразить, что мы задуманы и живем как существа парные. В первобытную эпоху в такой ситуации муж, вероятно, разбудил бы спящую жену легким ударом Дубинки, чтобы она почесала ему между лопатками. Грехо падение отняло у нас это простое решение вопроса, предусмотренное еще при сотворении мира. Христианство связало нам руки таким расплывчатым понятием, как любовь к ближнему, а феминизм внушил женщине совершенно превратные представления о ее правах. Если бы я сейчас растолкал жену и сказал: «Почеши мне спину», она бы, пожалуй, вскочила и стремглав кинулась под защиту «священного принципа неприкосновенности личности». Поэтому я решил попытаться достать до зачесавшегося места авторучкой, которой зарабатываю свой хлеб насущный, и в темноте стал шарить на столике у кровати. А при этом, конечно же, опрокинул на пол стакан с водой.

— Что ты делаешь? — спросила жена.

— Ничего, — ответил я.

Она тут же уснула опять. Я поднялся с постели, на цыпочках прошел в кухню, возвратился с половой тряпкой и зажег лампочку на ночном столике. Стакан не разбился, но авторучка лежала в луже воды. Я стал на колени и вытер лужу. Оказалось, что ручка хотя и достает до зудящего места, но почесать как следует все-таки не удается. Вроде как щекочешь, и все. Когда я надумал поискать в кухне большую поварскую вилку для мяса с двумя острыми зубьями, мне вдруг вспомнился теплый весенний вечер в Ницце. Мы сидели почти одни на террасе кафе. Только через каждые пять минут или около того вдруг появлялся черный-пречерный сенегалец, продававший с лотка какие-то безделушки. Понимаете, каждый раз это был новый сенегалец, но, кроме одинакового цвета кожи, все они обладали двумя общими признаками: во-первых, необычайно большой рост — два метра для них сущий пустяк, а во-вторых, полная бесполезность их товаров. Ну скажите, что вы станете делать с огромным слоновьим бивнем из пластмассы или с безобразной картиной, в духе примитивизма, однако с явными следами фабричного изготовления? Почти никто ничего и не покупал.

«В тот вечер я купил у одного из таких сенегальцев скребок для почесывания спины, — вспомнил я. — И, если не ошибаюсь, скребок этот лежит в шкафу около кровати».

Я осторожно подошел к шкафу.

Дверь заело, но после сильного рывка она наконец широко распахнулась. Наружу вывалилась целая груда папок с бумагами, которые я уже давным-давно собирался просмотреть.

— Что ты делаешь? — спросила жена.

— Ничего, — ответил я.

Она опять уснула, Я собрал папки с пола. Убирая их в шкаф, я увидел скребок — деревянную палку, на одном конце которой был рожок для обуви, а на другом — маленькая пластмассовая рука с согнутыми пальцами. Сенегалец, у которого я в тот вечер купил эту вещь, был молодой, рослый и, так же как все другие, с виду угрюмый и враждебный. Наверняка и у меня было бы такое же настроение, если бы мне на террасах кафе в Сенегале пришлось целый год продавать местным жителям зубные щетки фирмы Йордан. Скребок для спины стоил сорок франков. Цена, конечно, была названа с запросом, но торговаться я не умею. Я дал ему пятьдесят франков и стал ждать сдачи. Юноша отвернул полу своей красной накидки и начал обшаривать карманы шаровар в поисках мелочи. И якобы не мог найти. Отовсюду он вытаскивал только бумажки, а вот монеты в десять франков не было нигде. При этом он все время оглядывался с безнадежным и вместе с тем презрительным видом. Конечно, все это было чистейшим притворством. Понаблюдав за ним некоторое время, я на самом лучшем своем французском языке сказал, что эти десять франков он может оставить себе. Он сразу же отвернулся от нас. Мы с женой от души посмеялись над его маленьким, но виртуозно разыгранным представлением. Он услышал и обернулся. А на его холодном враждебном лице вдруг появилась широкая теплая улыбка.

Когда я в темноте чесал себе спину, воспоминание об этом заставило меня громко расхохотаться.

— Что ты делаешь? — спросила жена.

— Ничего, — сказал я.

Но на этот раз я сказал неправду. Потому что с удовольствием вспомнил о ниточке человеческого контакта, на миг связавшей меня с юношей, которого нужда выгнала из родного Сенегала и заставила жить среди таинственных бледнолицых.

Все миновало

Когда мужчина проснулся, будильник показывал одиннадцать. Он нехотя поднялся и пошел в ванную комнату. Там налил стакан воды, жадно выпил, икнул и посмотрел в зеркало.

— С добрым утром вас, — сказал он. И, скорчив на заспанном лице зверскую насмешливую гримасу, добавил: — Полиция, отдел особо важных преступлений, просит всех, кому известно, сообщить место постоянного или временного пребывания гражданина имярек… Приметы: лысый, щеки впалые, носит очки, небрит, одет в ночную сорочку. Пять лет как овдовел. Два года на пенсии по старости. Пенсия неплохая. Ваше здоровье!

Он приветственно поднял стакан с водой. В спальне зазвонил телефон. Он прошел туда, сел на край кровати, поднял трубку и назвал себя.

Женский голос произнес:

— Это я.

— Кто — я? — спросил он в недоумении.

— Ты что, не узнаешь голос собственной дочери?

— А, дочурка, это ты? — воскликнул он. — Ты чем расстроена? Уж не случилось ли чего с Хенком или с детишками?

— Да нет же. Хенк три дня назад уехал по делам в Лондон, а дети, как обычно, в школе.

Наступило короткое молчание.

— Значит, ты звонишь просто так, чтобы поболтать? — спросил мужчина.

— Да нет, не поболтать… Захотелось с кем-нибудь поделиться. На душе кошки скребут, понимаешь?

— Что так?

Он опять лег на кровать. Голос дочери утомленно продолжал:

— Видишь ли, я сегодня ездила на велосипеде за покупками. У самого дома завернула за угол и вижу: что-то случилось. Только что, понимаешь? Обычно вокруг сразу собирается толпа и ничего не увидишь. А тут я увидела все. Не могла не увидеть. На мостовой лежала женщина. Кровь кругом. Ужас.