Николай Полунин - Роско планета Анджела

• Название: Роско планета Анджела
• Автор: Николай Полунин
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-005252-9

Космический ковчег движется по Вселенной от одной разумной планеты к другой. Его обитатели — люди, уверенные в том, что их «Земля» — вечная и мудрая, Земной путь — уникален и необходим, а миссия — облагораживание планетных разумов за счет переселения на эти миры части обитателей ковчега — светла и высока О том, кто отправил их в путь, зачем и что происходит с планетами, пережившими «переселение», задумываться не принято и опасно. У «Земли» есть способы борьбы с любопытными. Однако цепь привычных событий рвется, когда Роско, разведчик и первопроходец, обнаруживает на очередном «объекте» переселения существ, до странности похожих на людей, и обломки ковчега, напоминающего его родную «Землю».

---

— Но я же!..

— Заблуждаться ты не можешь, мне это известно.

А как насчет сознательно обмануть? Ведь ты что-то скрываешь, не так ли? Это почувствовал не один я. Так вот следующий вопрос, на который от тебя потребуют ответа, будет таким: если внизу не планетники, а подлинные земляне, то дай свое объяснение, Роско, как они могли там очутиться? Ответ постарайся придумать заранее.

Сотни слов вертелись у Роско на языке. Да как же так?! Не он ли битый день распинался перед ними? Не он ли позволял лезть в самого себя почти до самого донышка? Они что же, ничего не поняли? Он же назвал им почти впрямую? Он… он показал им!

— Боюсь, это прозвучит слабовато, мой мальчик.

Земля — только одна, и с этим ты ничего не поделаешь. Тебя еще могут выслушать, даже откровенные сумасшествие и ересь, но никто никогда этого не примет, дружок. Это у тебя еще получилось как-то, так на то ты и Роско. Рядовой обычный землянин никогда не согласится с этим.

— Рядовому землянину и не нужно соглашаться. Переселенцы…

— Все мы дети Земли в равной степени, Роско.

И те, кто ушел в прошлые Переселения, и те, кто уйдет в будущие. И кто уйдет в это, потому что оно, безусловно, состоится. Впрочем, в этом, если ты помнишь, никто и не сомневался.

Исчезли уже давно Хребет Инка и померкло сияние Срединного моря. Нить солнца, уходя туда, обрывалась во тьме. Земля засыпала, окончив еще один стандарт-день. Вся природа Земли настроена на чередование равных промежутков дня и ночи. Засыпали пичуги и рыбы, звери и насекомые. Но из убежищ и с дневных лежек появлялись те, кто вел ночной образ жизни. Шуршали мыши, и роились светлячки. И люди, взбудораженные ожиданием нового Переселения, боролись со сном, обсуждали, говорили, готовились, напоследок любили друг друга.

Ничто уже не различимо там, на Северном краю. Но и Роско, и — невольно — Наставник Скин все смотрели туда.

С Северных отрогов, с пещер Хребта Инка, или иначе — Северных Ходов, в чьи гудящие зевы направлялись вереницы Переселенцев, чтобы уже никогда не вернуться, начиналось великое дело Переселения.

Битва, которая всегда была бескровной и незаметной. Могла длиться планет-годы и планет-века, но от этого не становилась менее беспощадной. И с заранее предрешенным концом.

«Но как же будет теперь?» — подумал Роско, отрываясь от зрелища погружающейся в темноту засыпающей Земли.

— Что ж, может, так оно и к лучшему, — сказал он. — Пойду, Наставник.

— Иди, Роско.

2

Легенда для Анджелки

Дневные дела закончены. Чапы убраны, подоены, с них сняты наползшие за день паразиты. В загон к чапам и ульми наносили на ночь сухих блинов мха, напоили из кожаных ведер согретой на печи водой. Ведра, вновь набитые снегом, выстроились на лавке вдоль разогретой стенки. Сегодня мать не жалела топлива, к утру весь снег превратится в воду, может быть, даже теплую. В доме почти жарко.

Отец еще не вернулся из Управного дома, а старший брат вместе с друзьями-охотниками третью ночь пропадает в степи. Он прихватил тушку павшего детеныша чапы и надеется подманить чапана. Он хочет брать себе первую жену, и ему нужна шкура для сватовства. Мать беспокоится, что его все нет, покрикивает и раздает подзатыльники чаще обычного.

И светильники сегодня горят все, а ужин был сытный. Эта зима принесла достаток в дом — приплод был обильным и сохранился почти весь. Младшая жена отца родила здорового младенчика. Его пока не показывают никому: боятся сглаза.

Анджелка убрала вымытую посуду.

— Я пойду к бабушке, мама? Сегодня рассказный вечер, все уже там.

Обычно суровое, лицо старшей жены отца смягчилось, когда она поглядела на девочку. Анджелка, хоть и не родная дочь, была ее любимицей. Женщине нравилось, когда та называла ее мамой. Она провела грубой ладонью по мягким, пушистым волосам Анджелки. Они окружали голову золотистым ореолом в свете светильни.

— И в кого ты такая солнечная, Анджелка?

Волосы Анджелки были невиданного для Города ярко-рыжего цвета.

— Может быть, в маму?

— Нет, я помню Этиль. Она, как и твой отец, была черной-черной. Будто сажа.

— Мама, ты все время называешь меня солнечной — отчего?

— Уж очень ты яркая. Ах, Анджи, я бы так хотела иметь дочку, но у нас с Картом получились одни мальчишки.

— Может быть, еще…

— Нет, Анджи, у женщины срок короткий, и мой уже прошел. Теперь черед Дэны (так звали младшую жену), хоть и она вот тоже, кажется, собралась выпекать одного охотника за другим. А я — все.

Анджелка украдкой оглядела мать. Больше тридцати ей было, тридцать длинных трудных лет здесь. Как обычно, мать в доме оставалась в одной недлинной юбке из старого материала, который она называла «холст». Он был совсем простой, без вышивок и аппликаций. Груди матери, выкормившие семерых братьев Анджелки и еще троих соседских детей, когда у охотника Тирса погибла жена, а тройню — редкий случай — кормить было поблизости некому, плоские и пустые, висели ниже локтей. Красные распухшие пальцы, и на левой руке двух не хватает. Шрам, белый, давний, поперек запястья, — всего один, как у большинства женщин, выходящих замуж только один раз. У мужчин обычно по два. (У отца Анджелки — три.).

Глядя на раздувшиеся ноги матери в переплетении вен, на морщины и мешки под глазами, пегие от седины волосы, собранные в неаккуратный пучок, Анджелка подумала, что все женщины в Городе становятся такими очень быстро и мать еще долго продержалась. Анджелке стало страшно, ведь ее ожидает то же самое.

— Ты очень красивая, мама, — сказала она, прижимаясь к голому плечу матери. Под дряблой кожей все еще угадывалась твердая круглая мышца.

— Да, я была ничего. Когда-то много парней приносили мне шкуры чапанов. А я добыла свою и принесла Карту. И он женился на мне, хотя всего год, как у него была Этиль, и ты даже еще не родилась. Этиль, вот странно, совсем не ревновала ко мне. Может, по тому что Свану шел третий год, мы родили его с Картом без брака. С твоей матерью мы замечательно уживались, Анджи, и не ссорились ни разу. Не то что с этой дурочкой Дэной.

— Ты ее не любишь?

— Ее слишком любит твой отец. Ну да в его возрасте это бывает частенько. А Дэна просто еще молоденькая. Хочешь посмотреть маленького?

— Да, мама, конечно, но…

— Тебе не терпится к бабушке. Ты боишься пропустить что-нибудь в рассказный вечер. Ах, Анджи, что из тебя получится, какая жена? Тебе ведь пора уже думать об этом.

— Мне?

— Конечно. Тебе скоро восемь лет, самый возраст.

Подожди, Пикор со Второй Подгорной первым принесет тебе шкуру. Недаром он болтается то на нашей улице, то возле Управного дома, когда ты ходишь к отцу.

— Не может быть. Я и… Мне никто никогда не принесет шкуру. Кому я нужна? Я не могу охотиться и не сумею защищать дом, если…

— Глупая девочка. Это всегда может взять на себя один мужчина. Или возьмет еще жену. Таких красивых, как ты, больше нет в Городе, и могу тебя уверить, нет и в Скайле, и в Меринде. И я не слышала, чтобы такие солнечные рождались где-нибудь на фермах. А я знаю много, Анджи. Парни будут драться за тебя, помяни мое слово. Тебе нужно только не спешить, а на губошлепов и оболтусов не обращай внимания.

Словно для того, чтобы подтвердить слова матери, на кухню забежал Эгнус, белобрысый толстячок, обладатель самого скверного характера из всех братьев Анджелки. Он был предмладшим братом.

— Гуляй-нога, хромай-нога, не выйдешь замуж ни фига! — пробурчал он вроде бы себе под нос, проносясь мимо стола, откуда ухватил кусок зеленого хлеба.

Хлеб тоже выпекался из муки растертых сухих перекати-мхов, богатых белком и клейковиной.

Подобные штучки и просто так у матери не пpoходили, а тут она, поймав Эгнуса за хохол на макушке, отходила сынка по круглым бокам и заду подвернувшейся скалкой.

— Ой-ей-йе! Ну, ма!..

Но даже в визге Эгнуса звучало торжество. Анджелка знала причину: Эгнус на нее поспорил. На то, что пробежит и скажет дразнилку при матери. А хлеб — это уж небось его собственная инициатива. От жадности.

Анджелка глубоко вздохнула, силясь не выпускать слезы. Эту ее повышенную чувствительность давно разгадали братья и разнесли по ближним улицам. Поэтому на Анджелку спорили частенько. А еще — чаще просто развлекались таким образом, доводя. Дети Города-под-Горой были детьми суровой жизни, и слезы у них не приветствовались. Тем более им было интересно, что вдруг среди них есть такая…

«Солнечная», — подумала Анджелка и, не удержавшись, всхлипнула.

— Ну-ка прекрати, — велела мать. Она тоже не приветствовала слез. Конечно…

— Мама, так почему я — солнечная? Ведь солнца никто никогда не видел. Откуда же все знают, что оно есть?

— Не видел? С чего ты взяла? Я видела солнце, и не один раз… Два раза, по-моему. Да и ты еще увидишь.